Ты готова разрядить обойму. В собственный висок.
…
Ты грызёшь карандаш, отказавшись от идеи планировать завтрашний день. Ветер, врывающийся в открытое окно твоего кабинета, тревожит незаполненные листы ежедневника.
Стук в дверь заставляет вздрогнуть:
— Войдите, мистер Борн.
— Мисс Парсонс? Добрый день… но… как вы узнали, что это я?
— Здесь никому не пришло бы и в голову стучать, перед тем как войти.
— Дверь можно запереть?
— Да, — теряешься ты, но продолжаешь: — У вас ко мне вопрос, требующий конфиденциальности?
Вместо ответа звук, который бы ты не перепутала ни с чем на свете: так ударяются шахматные фигуры, запертые внутри доски.
— Продолжим нашу партию? — вопрос, ожидаем, и ответ не заставляет себя долго ждать.
— Я не против…
7. d2-d3 Kf6-h5
Ты рассматриваешь его лицо из-под полуопущенных ресниц так, чтобы он не заметил. Следует признать, что Борн выглядит намного свежее, чем в прошлую вашу встречу. Ты с сожалением констатируешь факт, что грубоватые черты его лица кажутся привлекательными.
Течение времени замедляется, и только ветер, тревожащий занавески, говорит, что оно не остановилось совсем.
— Я действительно способен обдумывать каждый ход часами, — будто извиняется Борн, а ты ловишь его взгляд чуть выше собственного подбородка.
При дневном освещении глаза больше голубые, чем серые.
— Успела заметить, — отзываешься ты, возвращаясь к позиции на доске. Досадно признавать, но играешь ты ещё медленнее Борна и те восхитительные комбинации, что ты придумала в прошлый раз, разбиваются о реальность, когда он ставит коня на поле «h4».
8. Kf3-h4 Фh6-g5
Отвечаешь, перемещая ферзя, сомневаясь в правильности хода, но по-другому уже не можешь. Пауза и так кажется слишком затянувшейся.
9. Kh4-f5 c7-c6
10. g2-g4 Kh5-f6
Ты едва не роняешь коня на поле «f6», когда слышишь:
— Прогуляемся по вечернему Парижу?
…
Звучит так же странно, как если бы он пригласил тебя на пробежку по кольцам Сатурна. Без скафандра.
***
Ты не даёшь ответа в тот же день, а он покидает тебя после десятого хода. Между вами не остаётся недосказанности — причина гораздо банальнее: Борна вызывает Конклин. Визит к нему означает только то, что впереди ночь или даже несколько ночей, когда тебе придётся стать глазами Борна, его интуицией, подсказывающей через наушник верный маршрут и препятствия.
«Конклин», «задание», «убийство». Слова звучат чужеродно, но для тебя они уже несколько месяцев являются синонимами.
Но на досуге ты не можешь отвлечься от мысли, что предпочла бы рельеф Монмартра любому другому месту. Стараешься не думать о встрече Борном вне стен конспиративной квартиры ЦРУ, но не можешь, слушая перешёптывания листьев на ветру, наблюдая за обнимающимися парами по дороге домой.
Ты понимаешь, что взгляд твой задерживается на подбородке Борна дольше, чем то дозволено правилами приличия.
Ты придумываешь оправдания, более или менее логичные поводы для встречи… и, в конце концов, вы не доиграли партию… что является уважительной причиной для неформального разговора…
И на повторное предложение увидеться ты отвечаешь короткое «да», не распространяясь.
…
Ты не можешь поверить глазам, когда перед вами возникает вывеска «Макдоналдс», и тут же понимаешь, что Борн неловок по части встреч. Во всяком случае, он всё время озирается, а ты только и способна, что улыбаться, терзаясь внутренним вопросом: «страсть ли это ко всему американскому, или полнейшая несостоятельность в плане соблазнения?». Ведь так сложно настроиться на романтический лад среди ужинающих мигрантов, столов, заваленных грязными подносами и упаковками от «Биг-Маков».
Но ты не просто смотришь, а уже откровенно пялишься, отмечая, что у Борна тяжёлый подбородок и улыбка на миллион вольт.
— На самом деле в толпе проще всего затеряться, — пожимает плечами он, озвучивая, наконец, причину сделанного выбора. — В хорошем ресторане мы привлекали бы к себе лишнее внимание.
Но он забывает о конспирации пару часов спустя, когда ведёт тебя — босую — за руку. Мраморный парапет приятно холодит раздражённую кожу ступней. Из чёрных глазниц Сены за вами подглядывают звёзды, а в твоей руке полупустая бутылка креплёного вина, большую часть которой выпил Борн.
— Туфли трут просто безбожно, — улыбаешься ты, когда он подхватывает тебя за талию, чтобы помочь спуститься.
Часть содержимого бутылки оказывается на мостовой, а вино твоих губ — на его губах. Борн становится слишком серьёзным. И речь уже не об одном моменте.
Ближе к полуночи ты понимаешь, что можешь нарушить ту часть Устава, которая воспрещает личное общение с другими сотрудниками. Но мысль звучит глухо, мажет чёрно-белым где-то на периферии сознания, а ты поглощена лишь тем, что Борн виртуозно танцует. Только знаешь об этом лишь ты, да трое уличных музыкантов, играющих вам за пару хрустящих банкнот.
Ты всё-таки забываешь где-то свои лучшие туфли.
И об осторожности забываешь, растворяясь в настойчивых поцелуях, можжевеловой нотке парфюма Борна, в тепле его кожи и темноте собственной квартиры, скрывшей от вас ночной шёпот Парижа.
***
Борн достаточно умён, чтобы не афишировать ваши встречи. Настолько даже, что ни один мускул не вздрагивает на его лице при встрече, а отчёты, которые составляются для тебя, подчёркнуто сухи и кратки.
Но всё же он достаточно безумен, чтобы оставлять на твоём столе свежесрезанные розы, какие можно купить только у René Veyrat***** самым ранним утром. И это действительно кажется тебе нерациональным, учитывая, что лавка флориста находится в противоположном от квартиры Борна конце города.
Вы встречаетесь часто, но времени на шахматы больше нет. Как и на определения. Тебя затягивает чёрное, не поддающееся контролю пламя, имя которому — страсть.
Но ты с удовольствием растворяешься и сгораешь в нём, за неимением лучших альтернатив.
…
Вы возвращаетесь к шахматам только несколько месяцев спустя, когда октябрь торопливо ткёт серебристо-серый ковер из нитей дождя, разбавляя его яркими пятнами опадающих листьев. Ветер милостиво осушает слёзы на твоих глазах. Ты отвечаешь «Аллергия» на его молчаливый вопрос.
— Я хотел бы доиграть нашу партию.
— Хочешь расстаться?
Отрицательно качает головой, не поднимая взгляда. Но отвечает как-то невнятно:
— Я боюсь подвергать тебя опасности, потому что становлюсь опасен сам. Не лучше ли играть по сети? Мы могли бы продолжить ту самую партию. Есть сайт, где не учитывается время, сколь долго бы мы ни играли.
Ты рассеянно киваешь, ощущая такое жжение в груди, что оно, кажется, способно растопить сердце даже подступающей зиме.
А вот сердце Борна колотится со скоростью пятьдесят девять ударов в минуту. Просмотр утреннего протокола медицинского осмотра — твоя обязанность, а не простое любопытство.
…
С тех пор, как он предложил, изменилось действительно мало. Ты всё так же являешься его глазами, ногами и ушами по первому требованию Конклина. Ты молишься за Борна скорее по привычке, пренебрегая заповедями, торопясь прошептать «Аминь». Да, и ты обновляешь страничку на сайте с вашей партией по нескольку раз в день, ожидая его следующего хода.
11. Лh1-g1 c6:b5
Борн отдаёт слона, но лишь после того, как ты берёшь, поддавшись минутному искушению, понимаешь, что это не выигрыш, а жертва, которой он добивается преимущества на доске.
12. h2-h4 Фg5-g6
Между операциями проходит две недели, а Борн за всё время не говорит тебе и пары слов.
13. h4-h5 Фg6-g5
За три дня он трахает тебя дважды и остаётся рядом на всю ночь. С той долей отчаяния, которую ты наблюдаешь в нём всё последнее время, не имея возможности поговорить о его состоянии.
14. Фd1-f3
Но на заданиях он проявляет силу воли. Давит и в партии.
14. …Kf6-g8
15. Cc1:f4 Фg5-f6
16. Kb1-c3 Cf8-c5
