Но он смог выйти из положения. Ему хитростью удалось избежать принятия зелья, распознать и осмыслить недостатки идеологии Волдеморта, и приобрести больше мудрости, став более зрелым, в конечном итоге, вернувшись к свету.

У Северуса была почти целая книга, посвящённая детским болезням и лекарствам. Лили Поттер, к его удивлению и удовольствию, обратилась к Снейпу почти сразу после того, как родила слабого и болезненного ребёнка. Она была обеспокоена зельями, которые колдомедики назначали мальчику, и интересовалась, были ли они правильно подобраны для ребенка с таким хрупким здоровьем. Специально для мелкого Поттера профессор создал целый ряд лично разработанных Общеукрепляющих зелий. И они сработали. Гарри Поттер успешно рос и развивался. В то же самое время, Северус, узнав о пророчестве, начал ошибочно предполагать, что сможет помочь Лили, и спасти её от когтей Тёмного Лорда. Но конечно, когда дошло до дела, судьба сыграла злую шутку, и его попытки оказался абсолютно бессильными и безнадежно неэффективными.

Лили, как верно предположила Гермиона, храбро защищала своего сына до конца. И после её смерти он изо всех сил старался делать то же самое.

Вероятно, для Гермионы это больше не имело никакого значения…

«Но что, если всё-таки имело?!»

Возможно, она смогла бы даже полюбить его в ответ, если бы знала, что в Северусе есть нечто большее, чем тёмное прошлое и допущенные ошибки.

***

Гермиона бесконтрольно рыдала, и её подушка быстро превратилась в промокшее месиво. Потоп из слёз начался, как только она покинула покои Снейпа, и не утихал, даже после обеспокоенного допроса её друзей и соседей по факультету. Не существовало таких слов, которые могли бы объяснить произошедшее и передающих всю глубину её душевной боли.

— Гермиона, скажи мне, что случилось? — Лаванда склонилась над ней, растерянно сложив руки на коленях.

Грейнджер лишь продолжала реветь.

— Хочешь я кого-нибудь позову?

Прозвучало ещё больше рыданий.

— Если ты не скажешь мне, что случилось, то как я смогу тебе помочь?! — раздражённо фыркнула Браун.

— Что тут происходит? — в комнату вошла Парвати и бросила сумку с книгами на пол.

Лаванда покачала головой.

— Кто знает, она рыдает, не переставая…

— Тогда дай ей немного побыть одной, — сказала Парвати.

— Я просто пытаюсь помочь! — огрызнулась Лаванда. — Мне нужно выяснить, что случилось.

— Ты не помогаешь. Она сама расскажет тебе, если захочет, и когда будет готова, — Парвати подошла с противоположной стороны кровати.

— И с чего это вдруг ты стала её официальным представителем? — Браун упрямо упёрлась руками в бёдра.

— С того, что у меня достаточно ума и знаний психологии, чтобы понять, что Гермионе нужно дать побыть одной и успокоиться.

— Она не будет «одной», если ты останешься здесь!

— Под «одной» я подразумевала — оставить её в зоне доступа, но не бомбардировать грёбаными тупыми вопросами!

— В самом деле? — Лаванда ухмыльнулась. — А я подумала, под оставить её «одной» ты имела ввиду — избавиться от всех остальных, чтобы ты снова могла попытаться залезть к ней в трусики… чёртова извращенка…

Одним махом, Парвати преодолела расстояние через всю кровать и отшвырнула Лаванду к ближайшей стене, схватив рукой за горло.

— Не лезь к ней, ты, жалкая двуличная сука! — прорычала Парвати. — Скорее уж ты сама хотела бы заполучить кого-то достаточно отчаявшегося, чтобы наполнить твою… Я промолчу. Хотя и так очевидно, что у тебя там всё также скудно, как и в пустом пространстве между ушами, где, по идее, должны быть мозги.

Браун свирепо уставилась на брюнетку.

— Будь ты проклята, чёртова лесбиянка, — наконец выплюнула она, после чего скинула с себя её руку и умчалась из комнаты.

Гермиона смутно слышала этот обмен гневными репликами, но была слишком погружена в собственные страдания и не желала вмешиваться. Она чувствовала себя просто отвратительно из-за чудовищного предательства, чувства использованности и постоянных манипуляций. А также глубоко униженной, благодаря уродливому разоблачению их фальшивых отношений и своей, надуманной, особенной роли в них.

А всё оказалось так корыстно и подло. Она не могла себе даже представить, какое же нужно иметь больное мышление, чтобы действовать как Снейп. Но, в то же время, мизерная часть её сознания понимала его. Гермиона не могла игнорировать описанное Минервой травмирующее прошлое профессора и собственный рассказ Снейпа о слабостях и недостатках в его противоречивой жизни. Но, точно также, девушка не могла оставить без внимания весь этот нездоровый и презренный сценарий, в который оказалась втянута. Это было его виной, независимо от того, хотел этого мастер зелий или нет!

Грейнджер плакала, а спорящие между собой мысли молчаливо продолжали бушевать в её голове и в сердце. Невзирая на всё случившееся, Гермиона испытывала в данный момент подавляющее чувство потери. Она не понимала, когда и как успела пустить чувства на самотёк и позволила Снейпу занять так много места в её душе. Северус уже просто внедрился во всю её жизнь: в окружающее настоящее и в надежды на будущее. Не подозревая об этом, профессор стал частью её самой, и сейчас она… потеряла всё это. Но, по многим причинам, ей придётся отпустить его.

Гермиона заплакала ещё сильнее, вспоминая своё волнение в то утро, когда она собиралась сказать ему о своих чувствах. Девушка с удовольствием мечтала увидеть его взгляд в тот момент, когда в глубине этих бездонных, чёрных глаз появятся слабые лучики надежды и конечно, когда Северус позволит себе открыться ей. Она уже видела в нём это раньше. И стала невольной свидетельницей не так давно, оставляя Снейпа полностью разбитым в его покоях… когда он сказал, что любит её.

Грейнджер свернулась клубочком и прижала колени в груди.

«Боже… это было так больно!»

Он предал её, но она всё равно поверила ему, когда услышала слова о любви! И самым ужасным казалось то, что, несмотря ни на что, Гермиона тоже не переставала любить его. Она солгала, её душа кричала, что Северус не заслуживал одиночества. Но тогда ей было слишком больно и, не сдержавшись, она сказала ему эти отвратительные слова. Одиночество как раз и являлось тем, что привело профессора к таким, полным ненависти, глубинам отчаяния, а чувство безнадёжности нашло выход в виде создания этого проклятого обряда. Ему никогда не позволяли полностью искупить свои грехи.

Однако, Северус показал, что несмотря на тёмное прошлое, он способен любить. Девушка вспомнила, как он заботился о ней в своих апартаментах: его нежную внимательность и обезоруживающую улыбку. Это разбивало ей сердце. Он заслуживал любви в ответ. Но проклятие обряда настолько покрыло грязью их отношения, что это никогда не сможет быть она. Гермиона не сможет быть той, кто скажет ему слова о любви, невзирая на противоречивые чувства, даже посреди глубочайшего отчаяния.

Грейнджер осознала, что не сможет больше выполнять с ним чары обряда. Не после этого отвратительного знания о происхождении проклятия, и для кого оно предназначалось. Если она больше не сможет делать это, значит им придётся найти кого-то другого. Одна только мысль о Северусе с другой женщиной вырвала ещё один кровоточащий кусок из её сердца. Он принадлежал только ей! А она принадлежала ему…

«Разве не это я ему когда-то сказала?»

После собрания Пожирателей, когда лежала в его объятиях, глядя в прекрасные чёрные глаза, полные непролитых слез.

«Нет. Это больше не повторится.»

Единственный способ, который освободит от проклятия их обоих, также, как и обезопасит всех остальных — только, если оно будет уничтожено раз и навсегда. Если Волдеморт создал Волшебный обряд, используя собственную кровь, то разрушение чар, без сомнения, сильно ослабит его, давая Гарри заслуженную отсрочку и возможность отомстить за всё, что было у него отнято. А ещё Гермиона думала о женщинах, маггловских женщинах: матерях, бабушках, а также их детях, которых можно было бы избавить от омерзительных нападений Пожирателей Смерти. И тогда девушку накрыла невыносимая боль… Она знала, что на это будет непросто решиться, но пытаться продолжать просто жить дальше, как будто ничего не произошло, казалось ей абсолютно невозможным.