Меня постоянно увещевали: «Будьте реалистом!» И я остался реалистом, но на свой манер. Я придерживался и продолжаю придерживаться мнения, что если образованный, многое умеющий и мотивированный человек прозябает за счет государства, это его личная катастрофа и ущерб экономике. На сегодняшний день я самостоятелен, независим и приношу доход государству. Я плачу налоги, предоставляю рабочие места и никогда не скучаю. Скорее наоборот, у меня довольно напряженная жизнь: двенадцатичасовой рабочий день, редкие выходные. Я не делаю ничего невозможного, но и не хочу беречь себя. Каждый день я получаю удовольствие от того, чем занимаюсь. Удовольствие почти настолько же важно, как и внутреннее равновесие. В нашем офисе много работают, но и много смеются. У нас молодая команда со свежими, оригинальными идеями.
Когда мне давали совет забыть свои мечты, скорее всего, не имели в виду ничего плохого, но было досадно. К чему бы я пришел в жизни? Как бы чувствовал себя? Отключить мозг? Намеренно создать себе барьеры? Для меня достаточно уже имеющихся физических ограничений.
Свои мечты мне удалось воплотить в жизнь. Даже те, о которых я думал с опаской. Отчасти реализовались и те из них, которые я и не осознавал. Я не собирался становиться предпринимателем и предоставлять услуги консалтинга организациям. Теперь я понимаю, что это мое призвание, желание, которое долгое время скрывалось в глубинах моей души.
Однако воплощению моих замыслов предшествовал долгий путь. Мне пришлось пережить не только кризисы, но и настоящие личные катастрофы. Изнуренного, меня одолевали страхи. Я шел по краю. Я ощущал себя бесполезным. Вместо того чтобы искать новые источники для восполнения утекающей энергии, я больше вредил себе. Много раз я плевал на себя и опускался так низко, как только может опуститься человек.
Мне пришлось преодолеть множество преград. Некоторые из них поставила передо мной судьба, другие я сам себе придумал. Какие-то создали мне недоброжелатели и люди, не желавшие понять меня. Кроме того, наша экономическая и социальная система не всегда гибка по отношению к тем, чьи органы чувств не функционируют привычным образом. Так, очень рано я выучил: кто борется, тот может и проиграть. Но если ты не борешься вообще, ты уже проиграл.
Свое первое значимое решение я принял в девятнадцатилетнем возрасте, когда, поступив на работу, скрывал слабое зрение от работодателя, начальства и коллег. Почти пятнадцать лет я играл роль зрячего. Отважно взбирался по карьерной лестнице: от стажера в гостинице до официанта и далее вплоть до управляющего. Я специализировался на высокой кухне и на управлении пятизвездочными отелями. Я никогда не получил бы возможности работать в этих сферах, если бы открыто заявил о своем недостатке.
Годами я жил во лжи, целенаправленно водил за нос огромное количество людей. Поначалу без всяких угрызений совести, а потом совесть проснулась. Но человек ко всему привыкает. Ложь приносила дивиденды, но и стоила мне немало: в какой-то момент физическое напряжение и моральный груз стали столь велики и тяжелы, что я сломался. Карты были биты.
Очень медленно мне удалось собрать себя заново. Имело ли все выше перечисленное смысл? Думаю, имело. Потому что обходные тропинки, которыми я шел, мелководье, по которому переходил вброд, привели меня в точку, где я в конце концов осознал, что на верном пути.
С тех пор как я перестал скрывать дефект зрения, привычным стал вопрос: «А что вы видите?» Трудно объяснить, но я пытаюсь: в центре моего поля зрения – где другие видят острее всего – большое серое пятно. Вокруг пятна я воспринимаю все как через тройное толстое светорассеивающее стекло. Эдакая колышущаяся каша. Цвета я едва ли могу различить, все в основном серое. Восприятие трехмерного пространства тоже мне недоступно. Визуально я пребываю в маленьком, сером, двухмерном мире. Движения я по большей части не распознаю, и чем они быстрее, тем надежнее ускользают из виду. Здания как таковые я иногда идентифицирую. А в зависимости от времени суток и освещения мне удается рассмотреть в общей каше некоторые детали, например: буквы на плакате. Как бы то ни было, но недавно, передвигаясь, собственно, по хорошо знакомой дороге, я наткнулся на фонарный столб. Было больно. Суммирую: по большей части я ничего не распознаю, а что не видишь, то не можешь и описать.
Так, очень рано я выучил: кто борется, тот может и проиграть. Но если ты не борешься вообще, ты уже проиграл.
Поэтому я не спрашиваю в ответ на навязчивый вопрос: «А вы что слышите?» Я же знаю, что люди слышат гораздо меньше меня, и мне действительно любопытно, что ускользает от их слуха. Задавая подобный вопрос, легко нарваться на грубость. Сдается мне, что хорошо видящие люди из всего изобилия информации усваивают ровно столько же, сколько и я. Много зрительной информации плюс мало звуковой равно мало зрительной плюс много звуковой.
Не хотелось бы приукрашивать, поэтому скажу конкретно: быть слабовидящим и с трудом ходить само по себе довольно скверное дело. Я бы не задумываясь от этого отказался. Но, с другой стороны, меня раздражают причитания политиков по поводу жалкого положения инвалидов. У меня, без сомнения, высокий уровень жизни. Интересная работа, милая небольшая квартирка. При всех своих проблемах со здоровьем я всем обеспечен, никто не спрашивает у меня кредитную карту, как в других странах. Когда мои дела действительно были плохи и впору было идти молиться в церковь, я получил от государства социальную помощь. Какая привилегия! В моей жизни столько счастливых и прекрасных сторон, что с полной убежденностью могу сказать: я – богатый человек. Я радуюсь каждому дню.
1985. Все размыто
Учебный год скоро закончится. Девятый класс, география. Я выступаю с рефератом.
– Индонезия расположена в Юго-Восточной Азии, на экваторе. Страна включает в себя более 17 000 островов. Крупнейшие из них – Суматра, Борнео, Ява и Сулавеси. И, э-э-э…
Хоть я и мастер зазубривать тексты и не из робкого десятка, но выступления перед большой аудиторией не мое. На случай, если от волнения потеряю нить рассуждений, я сделал себе коротенькие заметки. Я порядком нервничаю. Беру листок с записями, поднимаю руку, поднося его все ближе и ближе к глазам, пока бумага не касается носа.
– Секундочку, э-э-э, итак… столи… э-э-э, столица – Дж… э-э-э… Джака… э-э-э…
Форменный идиот! Конечно, я точно знаю, что столица – Джакарта. Но я отвлекся. Ведь я не различаю букв в своей шпаргалке. Записи нечеткие, слова расплываются. Дрожащими, потными руками я сжимаю листок и продолжаю запинаться. Слышу, как одноклассники хихикают и перешептываются. Они принимают мой лепет за шутку, считают, что я рисуюсь. Учитель поднимается со своего места и прерывает мой доклад.
– Что, Салия, не можешь почерк разобрать? Послушай-ка: раз уж мама написала тебе реферат, ты бы хоть удосужился пару раз прочитать текст, а то бормочешь тут непонятно что!
Пораженный, я уставился на него, не понимая, что происходит. Теперь я весь дрожу и весь покрыт потом. Слабым голосом продолжаю доклад.
– Ты ведешь себя как шут гороховый! Уже не смешно!
Учитель начинает по-настоящему злиться. Я же не унимаюсь, мучаюсь, но читаю текст дальше. Закончилось тем, что за реферат мне влепили кол.
– Могу одно тебе пообещать: после такого я обязательно позвоню твоей матери и серьезно поговорю с ней!
Еще за несколько месяцев до того я сказал маме, что, кажется, стал хуже видеть. Мы сходили к окулисту. Врач сообщил о дефекте зрения и прописал очки. Хотя очки проблемы не решили, носил я их исправно. А вдруг поможет, думал я тогда.
После выступления с рефератом от стыда я готов был провалиться сквозь землю. Кроме того, меня посетило нехорошее предчувствие. Было неприятно, но я отмахнулся от этих мыслей и только сказал себе: врач-кретин выписал мне не те очки. Надо будет еще раз к нему сходить. Так некстати. Особенно потому, что с недавних пор у меня появилось два новых увлечения: во‐первых, я стал заядлым бегуном, ежедневно тренировался. Во-вторых, после стольких лет бездельничанья в школе я решил всерьез взяться за учебу и повысить свой средний балл. В обоих случаях хорошие очки мне очень пригодились бы.