Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Наш-то уел экскурсоводшу! – шепнул Васечкину Петров.

Но Васечкин только отмахнулся. Его сейчас не на шутку интересовали все детали этого трагического поединка.

– Я вас прервал, извините. Продолжайте, пожалуйста, – деликатно произнёс Владимир Валерьевич.

– То, что вы сказали, многое проясняет, – слегка покраснев, ответила Виктория. – Так вот, друзья, как пишет секундант Лермонтова князь Александр Васильчиков, как-то на вечере у генеральши Верзилиной поэт в присутствии дам отпустил новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым, с которым, повторяю, они раньше были друзьями. Что именно он сказал, толком никто не расслышал. Эмилия Александровна Верзилина рассказывала, что Лермонтов называл Мартынова «горец длинный кинжал», и тому это очень не нравилось. После, выходя из дома на улицу, князь Васильчиков увидел, как Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему тихим и ровным голосом по-французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах». На что Лермонтов таким же спокойным тоном ответил: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения».

При этих словах Петров и Васечкин обменялись многозначительными взглядами.

Обоих всерьёз волновали эти драматические события. Они уже довольно много знали о дуэли после урока Владимира Валерьевича, но теперь, когда они непосредственно находились на месте, где проходил поединок, всё становилось куда более реальным, далёкое прошлое приблизилось почти вплотную. Роковая дуэль в устах взволнованной экскурсоводши обретала новые детали, и её участники явственно возникали перед глазами обоих друзей.

– Мартынова возмутила острота, пущенная в его адрес поэтом, – продолжала раскрасневшаяся Виктория. – К сожалению, понятие чести в XIX веке имело и свои отрицательные стороны. Невинная шутка в то время могла стоить жизни. Больше ничего в тот вечер и в последующие дни, до дуэли, между ними не произошло. Во всяком случае ни князь Васильчиков, ни другие секунданты – Столыпин и Глебов – всерьёз эту ссору не восприняли, считали, что она совершенно ничтожна и мелочна. Все они до последней минуты были уверены, что ссора кончится примирением, и всячески пытались содействовать этому примирению. Все три дня до поединка. Но ничего из этого не вышло.

– Почему же? – не выдержал Васечкин.

– Трудно сказать. Может быть, дело в том, что хотя формальный вызов на дуэль последовал от Мартынова, но слова Лермонтова «потребуйте от меня удовлетворения» тоже заключали в себе косвенный вызов. То есть нужно было решить, кто на самом деле из них двоих был зачинщиком и кому перед кем следовало сделать первый шаг к примирению. А никто, очевидно, не хотел этого признавать, ни Мартынов, ни Лермонтов. Друзья попросили Лермонтова, который не придавал никакого серьезного значения этой ссоре, временно удалиться из Пятигорска, чтобы дать Мартынову время успокоиться. Лермонтов согласился уехать на трое суток в Железноводск, в котором он тогда жил. Он и раньше часто бывал там для лечения или просто ради прогулки. И в том, 1841 году он с 8 июля также начал принимать там лечебные ванны. И на тот роковой вечер к Верзилиным поэт тоже приезжал из Железноводска, куда и сам собирался вернуться для продолжения лечения. А в его отсутствие друзья надеялись уладить это дело. Если вы будете в Железноводске, то непременно посетите там дом Карпова, в котором поэт жил в эти дни. Дом сохранился практически без изменений.

– Обязательно поедем туда, – сказал Владимир Валерьевич, – раз уж мы в этих местах, то, конечно, мы везде побываем.

– Вот и отлично, – улыбнулась Виктория. – Там, в Железноводске, 15 июля, то есть в день дуэли, поэта по его приглашению навестила его кузина Екатерина Быховец со своей тётей Обыденной, поэтом Дмитриевским, Львом Пушкиным и юнкером Бенкендорфом. Быховец вспоминает, что они все пошли гулять в рощу, Лермонтов при всех шутил и был весел, но когда они остались наедине, он, как она пишет, ужасно грустил и говорил загадками. Екатерина поняла, что что-то не так, но ей и в голову не приходила дуэль. Провожая своих приятелей, Лермонтов поехал с ними в немецкую колонию, в посёлок Каррас, в просторечии Шотландка. Поэт, кстати, очень любил эту дорогу. Сохранились его чудесные рисунки, где она изображена, а кроме того, он описывает её довольно подробно в поэме «Измаил-Бей».

И Виктория, откашлявшись и окончательно зарумянившись, прочитала:

В тот самый год, осенним днем,
Между Железной и Змеиной,
Где чуть приметный путь лежал,
Цветущей узкою долиной
Тихонько всадник проезжал.
Кругом налево и направо,
Как бы остатки пирамид,
Подъемлясь к небу величаво,
Гора из-за горы глядит;
И дале царь их пятиглавый,
Туманный, сизо-голубой,
Пугает чудной вышиной…

Виктория замолчала и оглядела притихших слушателей.

– Как вы красиво читаете! – сказала Маша.

– Спасибо! – смутилась Виктория.

– Васечкин у нас тоже красиво читает, – не очень к месту вставил Петров, за что тут же и поплатился.

Маша метнула в него негодующий взгляд и покачала головой, а Васечкин исподтишка показал кулак.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил Викторию Владимир Валерьевич.

И она после порывистого вздоха продолжила:

– В лермонтовское время Шотландка была любимым местом прогулок так называемого водяного общества. Там очень часто устраивались пикники и гуляния. Гостей всегда с распростертыми объятиями встречала немка Анна Ивановна, у которой было нечто вроде ресторана. И в тот день, 15 июля, вся компания намеревалась после счастливого окончания дуэли, о которой не подозревала Быховец, так как дам старались не посвящать в подобные дела, поужинать вместе в товарищеском кругу. Друзья поэта надеялись, что, быть может, в Шотландке как-нибудь удастся примирить противников. Вот почему Лермонтов обязательно должен был там пообедать. Туда же пригласили и Мартынова. Мартынов приехал вместе с князем Васильчиковым. Противники вежливо раскланялись, но вместо слов примирения, которых все ждали, Мартынов напомнил о том, что пора дать ему удовлетворение, на что Лермонтов выразил свою полную готовность к поединку.

– А что он ещё мог сказать, – прошептал Петрову Васечкин, – я лично бы так же поступил.

– Васечкин, ты лично лучше бы помолчал, а? Мешаешь! – одёрнула его Маша.

– Так что эта трехдневная отсрочка ничего не дала, – продолжала тем временем Виктория. – Примирения не произошло. Друг Лермонтова Арнольди вспоминал, что ехал верхом в Железноводск, торопился, так как хотел попасть туда до того, как начнётся гроза. Огромные тучи уже застилали горизонт, начинало моросить. На полпути из Шотландки в Железноводск Арнольди встретил друзей Лермонтова Столыпина и Глебова на беговых дрожках. Они везли что-то накрытое платком. На вопрос, куда они едут, они ответили ему, что едут на охоту… На самом деле это были секунданты, и платком, скорей всего, прикрывался ящик с дуэльными пистолетами. Но Арнольди об этом не подозревал. Он приударил коня и пустился от них вскачь, так как дождь усилился. Немного позже он встретил ещё одни дрожки, там сидели Дмитриевский и Лермонтов. Он на скаку помахал им, и Лермонтов махнул ему в ответ. Это был последний раз, когда он видел своего друга живым. Екатерина Быховец в своём письме сестре рассказывала, что после весёлого обеда в Шотландке Лермонтов несколько раз поцеловал ей руку и сказал: «Кузина, душенька, счастливее этого часа не будет больше в моей жизни». Это было в пять часов. А в восемь уже пришло известие, что поэт убит.

Виктория сделал паузу, чтобы перевести дыхание.

6
{"b":"651188","o":1}