Дилемма была на лицо: пушек сняли с глеевисы больше двадцати стволов, и это заметно усилило бы мощь Козла. Но это вело к неизбежным проблемам с пушкарями, которым отделить полупудовые ядра от шестерок на глаз было не так уж просто. В итоге, плюнув на все, Джаг решил усилить мощь бортов, но при этом заранее велел Мубасе провести занятие, на котором пушкари отличали ядра разных калибров. Для надежности он даже велел постелить в корзины с полупудовками тряпки, а в шестерки — солому, чтобы сразу было видно, какие надо брать.

Надеясь, что такое решение поможет избежать кровавых инцидентов, Джаг довольствовался заметно потяжелевшим в боевой мощи кораблем, и теперь собирался в полной мере использовать такое преимущество над слабо вооруженной клеббой.

Догнать ее не составляло проблем: час максимум, и Козёл выйдет на дальность огня из кулеврин. Если залп будет удачным, то еще через четверть часа можно будет дать залп полным бортом. Пара таких — и судно выбросит белый флаг взамен своего, который реял сейчас на мачте.

Этот флаг был прекрасно знаком Джагу: темно-красный, традиционный авантийский цвет. Но вместо синих полос морской империи, на нем была белая трехконечная звезда Святителя, и каждый конец венчала централитянская буква: P, A, E. Potentis, Audex, Exitas. Мощь, Воля, Успех — девиз Авантийской Имперской заморской компании.

Джаг сам долгое время ходил под этим флагом, а потому небольшую странность заметил сразу: раньше заморская компания поднимала свой флаг только в качестве второго, а первым был всегда авантийский. Это же судно шло именно под флагом PAE, и не было видно никакого другого.

Что-то распоясалась компания, подумал Джаг. Ощутила волю.

Но это не беда. Пара часов, и эта тряпка будет плескаться в море.

— Бери круче к ветру! — заревел Джаг. — В фордевинд им от нас не скрыться!

***

При самом первом взгляде на клеббу заморской компании, еще издалека, в подзорную трубу, Соловей легко определил, что идет судно с востока на запад, а стало быть, из Авантии куда-то в направлении Россыпи. Джагу оставалось только очередной раз подивиться способностям штурмана: имея внешность дамского угодника, совершенно не вяжущуюся со знаниями о суровом морском деле, этот моряк держал в голове подробную карту Моря Цепей, не говоря уже о том, что умел множество полезных вещей кроме этого.

Клебба шла траверсом к Козлу, которому ветер способствовал. И стратегия жертвы была бы очевидна — лечь на тот же курс и уходить по ветру прочь от погони. Однако, свое слово вносила разница в парусном вооружении: Козёл был традиционным авантийским фрейгом, построенным по проекту, который вобрал в себя лучшее из горького опыта столетий мирового мореходства: он был быстр, легок, остойчив, нес много вооружения, и, что важнее, парусное оснащение его было составлено по смелой схеме «больше прямых парусов», что позволяло ему разгоняться до огромных скоростей при сопутствующем ветре, хоть, при этом, подвижность при боковом и встречном ветрах заметно снижалась. Все три мачты клеббы были оснащены по принципу «прямые и косые паруса», — такие суда не привыкли полагаться на удачный ветер, предпочитая идти хоть и не так быстро, но все же и при боковом и даже встречном ветре. Облюбовали такие суда торговцы, которым было не с руки надолго застревать в море без подходящего ветра, предпочитая хоть медленно, но идти, ведь в трюмах может портиться в это время дорогой товар. Зато военные, которые применяли прямопарусные фрейги обычно для патруля окрестных вод, никуда не спешили — при желании маршрут патруля можно было ненадолго поменять, подстраиваясь под ветер, зато в бою при удачном ветре судно получает огромные преимущества за счет своей недостижимой для врага скорости.

Многие люди привыкли считать (это все из-за их сухопутного ума), что в бою скорость не так важна, как сила. Но тот, кто бывал на море, знает твердо — быстрое судно чаще всего одолеет медленное. Потому что за быстрым — инициатива. Быстрому дозволено выбирать, когда напасть, и также дозволено выбирать, когда уйти из боя. И уж если капитан быстрого не полный дурак, он использует качества своего корабля так, чтобы всегда оказываться на дальности залпа именно тогда, когда врагу стрелять неудобно. Быстрый закружит врага, собьет его с толку, использует все свое преимущество, чтобы атаковать и не быть атакованным в ответ. Быстрый — охотник. Медленный — жертва.

Конечно, бывали и исключения. Какой бы легкой и скорой не была одномачтовая щебекка, она ни в жисть не одолеет гевар или линкор, потому как не увезет и дюжины пушек, в то время как сама погибнет от одного полного залпа вымпела. Но когда неравенство в рангах кораблей не столь вопиюще, скорость играет важнейшую роль.

С косыми парусами клеббе не уйти по ветру от прямопарусного фрейга, это понимал вражеский капитан, а потому продолжил идти прежним курсом, в легкий бейдевинд, потому как в этом случае имел шанс удрать от погони, ведь с косыми парусами под боковой ветер идти очень удобно, а неопытный капитан прямопарусника мог и не догадаться, что и в таком случае фрейг может заметно выиграть у клеббы.

Но Джаг, хоть и капитаном было еще не очень долго, по морю ходил давно, под прямыми парусами авантийских кораблей, и приемы управления с ними выучил неплохо, а свой корабль успел изучить как следует и знал его сильные и слабые стороны.

— Ставь марселя! Полный парус! На форсированных легко догоним и в боковой.

Это было рисковано. Ветер стоял хороший, как раз, чтобы развивать пятнадцать узлов при попутном, с принятыми для такого тремя четвертями парусов, а при полном парусе можно было достигнуть и восемнадцати, или сохранить те же пятнадцать, чуть отвернув от ветра. Но повышение парусности несоразмерно силе ветра имело свои подводные камни: управлять кораблем становилось тяжелее, нередко паруса сдувались от случайного рыскания, теряя воздушный поток, и их приходилось перекидывать, а для этого — постоянно держать половину команды наверху, в то время как эти люди могли бы работать над орудиями. И это не говоря уже о том, что сами мачты могли попросту не выдержать крепкого ветра во все паруса, подломиться у самого основания, с треском рухнуть за борт, и уж тогда о погоне точно можно забыть.

Не надо быть большого ума, чтобы отдать приказ поднять все паруса и преследовать жертву. Какая сложность в том, чтобы, будучи капитаном, отдать приказ?

Другое дело — учитывать риски и готовность их выдержать. И тут уже становится не так просто. Капитан, ничего не смыслящий в морском деле, может смело командовать полные паруса, но полагается в этом случае, только на удачу, не подразумевая о том, что есть риск не только остаться без добычи, но и полностью лишиться хода, когда сильным ветром порвет паруса и поваляет мачты. Капитан, который знает о рисках, о силе ветра и пропорциональной ему парусности, скорее не посмеет рискнуть, опираясь на эти знания. И только тот капитан, который изучил свойства кораблей и материалов, из которых они сделаны, который повидал морских приемов и хитростей, который знает, на что сгодится его судно, а для чего оно непригодно, может не только надеяться или бояться, а к тому же и прогнозировать.

Козёл выдержит, знал Джаг. Корпус и обшивка его подгнили, но мачты все еще оставались хороши. Составные, из добротной корабельной сосны, они должны были без труда выдержать форсированные паруса.

Ветер был южный, клебба шла западным курсом, а Козёл плавно выходил наперерез норт-вестом.

И, как видел Джаг, капитан клеббы уже начинал понимать свою ошибку. Джаг шел ему в слабый траверс не потому, что хотел сойтись борт о борт как можно скорее, а потому, что не собирался следовать этому курсу дольше, чем необходимо.

— Право руля! — скомандовал он. — Уваливаемся под ветер! Зайдем к нему не правым, а левым бортом, с севера.

На море ничего не делается быстро. Пятнадцать узлов — отличная скорость. Восемнадцать — превосходная. Но даже при таких скоростях сближение идет очень медленно по сухопутным меркам.