Повернув голову, Джаг встретился взглядом с убийцей. На его лице (хоть оно и было скрыто под маской, Джаг все же ясно это видел) на пару мгновений задержалось удивленное выражение. Но лишь на пару мгновений. Убийца подавил чувства и размеренными шагами двинулся вперед, одновременно убирая разряженный пистолет и выхватывая из внутреннего кармана плаща новый.

Осознавая опасность своего положения, Джаг в тот же миг вскочил на ноги и борясь с болью в руке прыгнул к ближайшему укрытию — штабелю крупных пустых бочек, выставленные в два яруса друг на друге у стены. Сухо треснул пистолетный выстрел. Над головой у Джага блеснули желтые искры. Пуля врезалась в обруч на бочке прямо него над головой, взвизгнула как разозлившийся кот и умчалась прочь, еще раз с протяжным звуком срикошетив от стены дальше по переулку.

Плечо сильно болело, рука работала с трудом и через сильную боль. Джаг зажал рану пальцами. Рубаха вокруг нее густо пропиталась красным. Крови было не мало, но и не много, она не лилась ручьем как из разорванной артерии, а просто медленно текла, разрастаясь темным пятном на плотной хлопковой ткани.

У него может быть и третий пистолет. Вполне может быть.

Оглядевшись, Джаг не нашел вокруг ничего кроме голых стен. Ни двери, ни окна, ни подвала, ни огорода. Бежать было некуда. По этому переулку можно идти только вперед и назад. Но стоит выйти из укрытия, и уж тогда-то убийца не промахнется.

Спокойно — сказал он сам себе, — еще не все потеряно. Еще можно что-то сделать. Можно.

Что-то. Сделать. Что-то сделать.

Но делать было нечего. Джаг старался гнать от себя отчаяние. Чтобы просто не сидеть на месте в оцепенении, он осторожно выглянул из-за бочки.

В переулке никого не было. Убийцы и след простыл.

Выждав еще несколько мгновений, Джаг снова выглянул из своего укрытия. В переулке, как и прежде, никого не было.

Конечно, убийца мог затаиться и ждать, пока его жертва все же покинет укрытие. Но Джаг уже не чувствовал угрозы. Подсознание ясно сообщало ему, что опасность миновала. Два неудачных выстрела подряд заставили наемника усомниться в своем везении в этот проклятый день, и он решил благоразумно оставить дело до более удачливого случая.

Встав в полный рост, он вышел на середину переулка, решив, что довольно уже прятаться, и пора отдаться на волю своей чуйки. Никто так и не выстрелил.

Все было спокойно, словно не было и никакой пальбы. Впереди было видно, как по улице в конце переулка снуют по своим делам люди, повозки с запряженными в них лошадьми, бегают собаки и куры. Город продолжал жить своей жизнью, не обратив на произошедшее здесь никакого внимания. Никто не пришел посмотреть, что тут стряслось, не вызвал стражу. Звуки выстрелов наверно просто слились с обычным городским шумом и никого не побеспокоили.

Уж теперь-то было предельно ясно, что все безопасно. Джагу даже стало немного стыдно за панику полминуты назад.

Сдрейфил я, надо признаться.

Но, а он-то сдрейфил раньше!

Если наемного убийцу сегодня поджидали сплошные неудачи, то Джагу, как он сам вдруг понял, почему-то страшно везло. Он зарубил шесть человек, не получив и единой царапины, встретившись с опытным наемным убийцей, словил пулю только лишь в руку, а не в лоб. Да и бутылка рома, наполовину полная, которую он выпустил из руки, уклоняясь от первого выстрела, упала в грязь так, что из нее почти ничего не пролилось. Джаг подхватил бутылку и отпил как следует. Во время службы на флоте он хорошо усвоил, что хорошее крепкое пойло может служить обезболивающим. А вот обеззараживающее действие было под сомнением. Те раненные, которые пили ром, а не промывали им свои раны, хотя бы умирали пьяными и веселыми.

Джаг снял одну из бочек и сел на нее. Надо было перевязать рану. Он оторвал окровавленный рукав, протер и осмотрел рану. Выглядело это хуже, чем было на самом деле. У пистолета убийцы из за специфики конструкции был очень мелкий калибр, наверно всего пять или шесть миллиметров. И хоть стрелял пистолет очень точно, он сильно жертвовал мощностью попадания. Если бы в плечо Джагу с такого расстояния попала круглая пуля калибра 15 миллиметров, кость плеча раздробило бы на мелкие осколки. А так рукой можно было даже немного шевелить. Оторванный рукав был весь в крови и на бинты не годился, так что Джаг оторвал и второй. Рубаха превратилась в экзотичную безрукавку. Работая здоровой рукой и зубами, он скоро перевязал рану.

Выходя из переулка, он задумался, как быстро все случилось. Самая опасная ситуация в его жизни длилась, в целом, не более половины минуты. Джаг не успел даже меч достать. Но это, в общем, не принесло бы пользы.

Недурно было бы самому обзавестись пистолетом. Или парой. Без них я бы тут в драку не совался.

Хотя… — Джаг вспомнил, что рассказал ему наемный убийца прежде, чем напасть, — Я бы вообще в этот чертов город не совался без поддержки артиллерийской батареи.

Кругом чертовы враги. Одни хотят от меня сатисфакции…

Джаг надеялся, что проучил их достаточно хорошо, чтобы они больше не доставляли ему проблем.

…другие — черт-дери-сколько миллионов крон…

Джаг помнил, как он выходил из опустошенного магазина Лонзо Валенте с тяжелыми мешками.

Но что с ними стало после…

— Вот уж что я действительно хочу знать! — сказал он вслух.

Имея мешки с драгоценностями, он обладал бы силой утекать прямо из виселичной петли. Послужив во флоте, Джаг знал, как легко богатому человеку уклониться от ответственности за свои грехи. И как легко бедному человеку оказаться перед судом, не нарушая при этом закон.

Но гнев Лонзо внушал определенный страх. В отличие от государственных людей, Лонзо был именно что человеком. И действовал он по-человечески, а не по-государственному. Он был одним из тех, кто твердо знал, что нет законов кроме тех, по которым меч режет плоть, а кровь льется из ран. Как и всякий человек, он был в глубине животным, но таким, который своей животности не стеснялся и не боялся. Вековое давление церкви и государства во всех областях жизни людей должны были уничтожить эту звериность в людях. Во многом это им удалось, но Лонзо был не тот случай. Он родился на тысячу лет позже, чем надо. Ему быть бы сенатором интригантом в Централитской Империи — с этим он справился бы великолепно. Вонзать ножи во вчерашних друзей, резать и жечь, резать и жечь. Лонзо никогда не отличался умеренностью в разборках. Все знали, что он бывает напорист и спесив как бешеный пес, а бывает хладнокровен и расчетлив, точно риванский крокодил.

И хотя бы то, что он сказал головорезу сначала поговорить со мной, делает мне честь. Великую, наверное, честь.

Никто не грабил Лонзо Валенте так дерзко и на такую сумму.

И никто не жил дольше суток после того, как не понравился Лонзо.

Времени было часов семь, через пару часов закат. Если бы не это все, и я уплыл бы отсюда на корабле к островам Цепи и не знал бы никаких бед. Я бы и дальше служил короне, был бы проклятым лейтенантом флота Его Величества.

Но этого уже никогда не будет.

Прежняя жизнь вдруг резко свернула в сторону и оставила Джага за бортом, дрейфовать в одиночестве, наедине со своими безумными деяниями. И плыть было абсолютно некуда.

Бесцельно бредя по улице, Джаг чувствовал, что теряется. Он не знал, что ему делать, куда идти.

Он знал лишь, что очень скоро следует ждать проблем — от чиновников, детей которых он порезал в таверне, и от бандитов, чьи деньги он украл.

Вдруг какой-то мальчуган выбежал на дорогу прямо перед ним и сунул ему бумагу.

Мальчишка бегал среди прохожих с пачкой таких же бумаг и раздавал их всем, при этом громко и неразборчиво зазывал приходить.

— Э, миссир, ойзатяльно приайдите на кайявай тыялуния. Три йуны сошлись в пайицию. Чуиса с-скаются нземлю! Важдут маги, колдуны, — стрологи, га-атели по рукам и — фейной — уще, ч-радеи…

Слова пролетали мимо Джага, но вдруг голос мальчугана дрогнул. Джаг до этого двигался, не обращая ни на что внимания, но это заставило его очнуться от забытия.