Было неправильно говорить такое, было неправильно ставить Дилану ультиматум, но блондин так прикипел к нему за эти месяцы, так привык к спокойствию, только забыл кровавые картины, а тут в один момент все закончилось одной смс-кой, поэтому парня и прорвало. Томас хотел просто защитить О’Брайена от всего этого и не видел иного выхода.
— Но тогда ты перестанешь для меня существовать. Думаю, так проще будет нам обоим. Ты сможешь влезать в драки, не беспокоясь о том, что буду чувствовать я, обрабатывая новые раны на твоём теле. А, постой, да ты же и так не задумывался об этом, верно? — Сангстер пытался сделать больно Дилану, но в итоге причинял боль куда более сильную себе. Все слова были от и до пропитаны обидой и злостью. Томас злился на обстоятельства, на дурацкую работу бегуна, на себя, потому что О’Брайен предупреждал его, еще в самом начале.
Темноволосый стиснул челюсти так, что на скулах заходили желваки. Его терпение тоже было не бесконечным, а каждое слово Томаса достигало своей цели и отдавалось тупой болью в груди. Но О’Брайен был не из тех людей, кто просто так будет терпеть претензии в свою сторону, тем более необоснованные, так что брюнет поднял голову, встал и с вызовом посмотрел на Сангстера.
— Так значит? После всего, что мы прошли, ты собираешься оттолкнуть меня, как только появилась малейшая угроза? — Глаза Дилана недобро блеснули. — Я не заботился о тебе? Видимо, не я сотни раз говорил тебе держаться подальше. Не я предупреждал, что быть рядом со мной опасно. А ты, как верный щенок, все повторял, что не боишься и не бросишь. Вот чего стоят твои слова, да?
Томас поджал губы, опустив глаза. Несколько непрошеных слез все-таки медленно скатились по щекам.
— Я просто. Просто… — Сангстер разозлился еще больше из-за своей чертовой слабости и резким движением скинул кружку со стола, та разлетелась на мелкие кусочки. О’Брайен едва сдержал желание усмехнуться: глупая ссора начинала походить на дешевую сериальную драму с битой посудой и взаимными упреками. — Я тебя пытаюсь защитить, ясно?! Я никого не могу защитить! Я… Я… Я не могу больше терять людей! Не хочу переживать смерть близких мне людей, зная, что мог что-то сделать, но, блять, не сделал. Я не хочу увидеть тебя в крови на своих руках! Верный щенок… — Сангстер бросил взгляд на питомца, сжавшегося в углу и со страхом наблюдающего за ссорящимися парнями. Томас усмехнулся. — Видимо, я неверный. Слишком слабый. Я не выдержу, если ты будешь умирать, а я опять буду стоять в стороне и не знать, что мне, сука, делать!
— Да кто тебе сказал, что я умру?! Это совершенно не опасно, к чему эта драма?! — Дилан повысил голос. На задворках сознания все еще слабо теплилась мысль о том, что эта глупая ссора ни к чему не приведёт, что стоит просто успокоить блондина и остаться дома, но бегуна уже понесло. — Где твоя хваленая привязанность? Где твои обещания о том, что ты будешь рядом, какое бы дерьмо не случалось, а, Томас? Я вернусь через пару часов, понимаешь, живой и невредимый. Обещаю.
— Ты и в прошлый раз обещал, напомнить, что было?! Напомнить, как ты лежал на грязном матрасе в гребаном подвале и истекал кровью?! — Сангстер сжал дрожащие руки в кулаки и медленно выдохнул, чтобы хоть немного успокоиться и отогнать от себя кровавые воспоминания. Именно из-за них Томас сейчас так психовал: меньше всего ему хотелось, чтобы это повторилось. — Нет, — твёрдо заявил он, смотря Дилану в глаза. — Либо ты остаёшься, либо уходишь насовсем.
— Раз ты так хочешь, я уйду. Я уйду, Томас, но ты больше не услышишь от меня ни слова, мы прекратим общение и вернемся к началу. Ты этого хочешь?
— Уж лучше так, чем потом ненавидеть себя за то, что отпустил тебя. Я не держу. Хотя я бы все равно не смог удержать тебя, даже если бы захотел. Можешь идти, — Сангстер уверенно посмотрел на темноволосого, хотя все внутри кричало о том, что так нельзя. Было больно. Дилан вздрогнул. Внутри него что-то с треском оборвалось, но брюнет не подал вида и только медленно кивнул.
— Ладно. Как скажешь, Томми. Прости, что потратил столько твоего времени. Увидимся завтра в школе.
О’Брайен развернулся, взял со стола свой телефон и вышел из кухни, не оборачиваясь. Натянув вечные кроссовки, парень покинул квартиру, хлопнув дверью. Пока в его венах бурлила чистая злость, и боли не было, но он знал, как плохо станет потом, поэтому твердым шагом направился на место, указанное в смс-ке, с твердым намерением завершить все дела, а потом напиться.
Томас задрал голову, все еще пытаясь сдерживать слезы, и пока ему это удавалось. Наверное, осознание того, что это действительно конец, еще не пришло в полной мере. Чашка бегуна все еще стояла на столе. На холодильнике пестрела пара стикеров с глупыми, но милыми надписями, которые О’Брайен приклеил туда еще давно после их очередной небольшой ссоры. Даже его смех, казалось, все еще отдавался эхом где-то в квартире. Вот только он сам ушел. И на этот раз не вернется под вечер. Ни с пакетами продуктов, ни веселый, ни уставший и грязный, ни даже избитый. Ушел насовсем. И Томас прогнал его сам.
Осознание этого пришло в тот момент, когда блондин присел, чтобы убрать осколки чашки. Мысль ударила внезапно, прямо под дых: Томас упал на колени и отчаянно разрыдался. Слезы скатывались по щекам, капая на футболку и растекаясь по светло-серой ткани темными пятнышками. Как-то машинально парень начал собирать то, что осталось от кружки, понимая, что склеить обратно ее не получится. От ебаной символичности хотелось выть. Зарыдав еще сильнее, Сангстер неосознанно сжал один осколок в руке, прижав ее к груди, отчего острый край вспорол кожу на ладони. Когда кровь бордовыми каплями начала окрашивать плитку кухни, Томас резко откинул осколок, осматривая пострадавшую руку. Боль немного отрезвила.
— Что же ты наделал… — прошептал блондин, имея в виду совсем не глупый порез. Он не думал, что все может так закончиться. Неприятной болью в груди, слезами на глазах, разбитой кружкой. И отсутствием О’Брайена в его жизни
Царапина была несерьезная, но глубокая, и кровь никак не хотела останавливаться, так что Сангстер поднялся на ноги и направился в ванную. Антисептик и бинты светловолосый мог найти с закрытыми глазами, и от этого внутри снова что-то болезненно сжалось: вся квартира была буквально пропитана теплыми воспоминаниями. Томас, тихо всхлипывая, обработал порез и поспешил выйти из ванной, потому что с этой комнатой было связано слишком много. Как и со всеми другими, в общем-то.
У входной двери Сангстер замер, не решаясь запереть ее на замок. Не выдержав, он прижался к ней лбом, с надеждой вслушиваясь в тишину, пытаясь услышать шаги по ту сторону, но было до боли тихо. Томас готов был прямо сейчас броситься за О’Брайеном, но понимал, что сам выгнал его из дома. И из своей жизни тоже. Все это время привязывал к себе невидимыми веревками, а пару минут назад просто оборвал все связи своими руками. Причем из-за какой-то глупой смс-ки, из-за собственного страха, из-за собственной слабости. Оставалось только убеждать себя, что все это было не зря. Что так будет лучше для них обоих. Сангстер решительно повернул в двери ключ.
Чтобы отвлечься, Томас сначала все же убрался на кухне, уже используя веник, а потом впервые за долгое время сел за домашнее задание, хотя мысли по-прежнему были заняты одним лишь Диланом, поэтому решение задач давалось с особым трудом. Когда Сангстер закончил, отложив в сторону учебник, чувства нахлынули снова. Воспоминания были везде: в гостиной они с брюнетом почти каждый вечер смотрели фильмы, обнимаясь на диване, на кухне пили карамельный кофе, в ванной Томас столько раз обрабатывал царапины, а в спальне… Светловолосый раздраженно смахнул очередную слезинку, которая грозилась вот-вот сорваться с ресниц. Единственной комнатой, в которой было не так больно, оказалась спальня матери, поэтому именно туда Сангстер и пошел. Он свернулся на кровати, обняв колени руками, и положил рядом телефон, если вдруг… Дилан напишет. Томас надеялся, что брюнет это сделает. Наверное, организм запустил защитный режим, поэтому блондин, закрыв глаза, почти сразу провалился в тревожный сон.
