– Смотрите, смотрите, уважаемый! Эти бандиты меня пытают! И грозятся убить! Они…

– Хм! – рыкнул басом, нахмурившись, Кабан и громогласно прокричал в отворённую дверь, – стража, ко мне!

Красавчик подался назад, стушевался, побледнел и с готовностью поднял как можно выше обе руки. У него подломились коленки, и он едва стоял, опираясь спиной на стену:

«Только не в тюрьму, только не снова в тюрьму! Я там не выдержу! Эти зэки…».

К стражнику тут же подскочил Магистр. Он был ловок во всём: ловко подставил ему незаметную подножку ножнами меча самого Кабана, ловко попридержал его под локоть и ловко сунул в руку большую горсть серебра, вкрадчиво запричитав:

– Да-да, уважаемый! Сплошное безобразие вокруг! Беспредел! Кстати, тут у вас выпало несколько талеров, я поднял их с пола, с вашего позволения…

Усы стражника оттопырились, и косматые брови поползли вверх. Он с презрением и негодованием смерил глазами кланяющегося Магистра:

– Да что тут происходит, в конце концов? Вы что, все меня за идиота принимаете?!

И он широко зашагал к столу, пылая от гнева и сжимая кулаки.

Птицелов расслабился и сглотнул, с обожанием глядя через плечо на приближающуюся фигуру представителя закона в развевающемся плаще. Да, он ещё никогда в жизни не радовался так стражнику и едва не плакал от умиления:

– Спасибо! Спасибо, что вы спасли меня от них!

А Кабан, не теряя скорости, стремительно прошёл мимо стола и выглянул в окно. Покрутив крупной головой в стороны, заметил:

– Теперь всё ясно. Вас только двое здесь: Змей И Волк? – оглядел он Магистра и Красавчика. – Понятно, как день, что кричали… где-то в соседнем доме, напротив нашего. Надо поторопиться: ведь, не дай бог, произойдёт нечто противозаконное. Стража бдит всегда! Её не обмануть!

Возвращаясь мимо стола, он, не останавливаясь, сгрёб остатки монет. А второй рукой отвесил сильную затрещину, от которой Птицелова бросило вперёд. Вор с размаху ударился лбом об стол, потеряв на минуту дар речи, сильно прикусив язык и разбив в кровь бровь. И тут же десятник отработанным профессиональным ударом ещё раз врезал по щеке вору. Удар пришёлся и по уху, которое сразу распухло и запылало. Ему показалось, что оно вот-вот взорвётся или отвалится.

А десятник-Кабан был уже у двери и бодро скомандовал в коридор опасливо поднимающейся страже:

– Отставить! Здесь всё в порядке: только честные граждане. Пойдём, проверим дома напротив – кричали оттуда.

И выходя, подмигнул Магистру:

– Мы после обеда едем в столицу. Если что – спросишь десятника ночной стражи южных ворот – Игрока. Добрые люди должны помогать друг другу, верно?

И аккуратно притворил за собой дверь.

Магистр вернулся и стал справа от обречённого вора, высокопарно передразнив стражника:

– Ты слышал, Котяра, что говорят мудрые и продажные стражи порядка? «Добрые люди должны помогать друг другу»! Так вот, если ты нам сию минуту не поможешь со своими правдивыми впечатлениями о Талисмане, я выйду из комнаты… надолго… а наш добрый, но неловкий Красавчик нечаянно, конечно, своим Чёрным ножичком, да между твоих ног….

Через минут десять весь в испарине Птицелов был выжат досуха, его трудно было остановить, когда он передавал им всё о Талисмане, в том числе и о власти над птицами и о неожиданной помощи коня, с которым явно имел контакт.

Магистр удовлетворённо кивнул и сноровисто сплёл пальцами заклинание, залечивающее тяжёлую рану от страшного Чёрного ножика.

Потом нахмурился и аккуратно пригладил бурую рану белой стороной жуткого лезвия ножичка. После лечения кровь остановилась.

Затем всунул в рот Птицелова маленький синий шарик и заставил проглотить. Похлопав по плечу всего мокрого неудачливого вора, он добавил:

– Шарик, как ты уже понял, это очень редкий магический живой металл. Его я нашёл утром в сумке с другими дарами. Он навсегда останется у тебя внутри. Навсегда! И по моей магической команде разорвёт тебя, вывернув наизнанку. И если ещё раз попытаешься хоть что-нибудь отчебучить… А пока отдыхай, дружок. Кинжалы вернёшь потом.

Он кивнул на несколько медяков, скатившихся со стола, и монахи покинули комнату, где израненный Птицелов, дёргаясь, вырывался из-под острых кинжалов, разрывая плоть и рыдая от боли и бессилия.

Трясущийся…

Сломленный…

Слабый…

И вор дал себе клятву впредь не ввязываться в поединок с этим исчадием ада: «Никогда и нигде, провались ты пропадом, змееголовый стервятник!»

На лестнице Магистр сплёл несколько заклинаний и выпустил их в сторону десятника-Кабана. Красавчик, неприметно вытирая пот, нервно скривился, бравируя:

– Как мы лихо разыграли стражника! Я тоже притворился, что испугался.

Магистр повернулся к нему в задумчивости:

– Помолчал бы лучше, «притворщик»: едва в штаны не наделал. Видно, когда-то побывал в тюрьме? Тогда понятно… Что касается десятника Игрока, то я наслал на него прочное сплетение Неудачи. Подсади к нему сейчас же парочку наших переодетых молодцов. Пусть деньги перекочуют обратно. Через пару часов он сам приползёт за новой ссудой. А в столице может очень даже и пригодиться: будут у нас свои собственные продажные стражники.

А сам был смущён всерьёз: «Моя боевая, да и лечебная магия на вора не подействовала! Не видел – не поверил бы. Такой защиты от чужой магии нет даже у Архимагов… Да и приближения вора к двери не почувствовал, хотя там и висела мощная паутина сплетения Охраны. Тут без Талисмана не обошлось, как пить дать… Пора пускать воришку в дело, пока он не пронюхал о своей защите. И о том, что мой выдуманный шарик тоже для него не вреднее лёгкого слабительного… Пора делом заниматься, а то, чувствую, что петля на шее нашей церкви и моей, кстати, скоро начнёт затягиваться. А если ещё прознают, каким образом я пришёл к власти и обозначил себя сам «всенародно избранным» … Конкуренты, доставшиеся в наследство от настырного Верховного дремать не будут.»

Да, Магистр знал, что при всеобщем голосовании его никак не изберут приемником Настоятеля. Но до голосования оставалось ещё несколько месяцев…

После обеда, несколько часов спустя, они вскочили в сёдла и тронулись по имперскому шляху: задумчивый Магистр, хныкающий Птицелов, баюкающий немилосердно жгущее предплечье, заживавшее очень медленно, и в меру выпивший Красавчик, старающийся не дышать в сторону начальства, в сопровождении монахов-воинов.

По прибытии в столицу Империи Рая в Красной церкви воцарилась активная суета, связанная сразу с несколькими событиями, коснувшимися многих.

Насколько была богата Красная церковь, Змей убедился первым же вечером, спустившись в сокровищницу и погрузив руки в сундук, полный искрящегося серебра и золотых талеров.

К прискорбию монахов, утром следующего дня им было объявлено, что этой ночью исчез главный казначей и вместе с ним все учётные книги. За ним везде разослали поисковые группы, и никто, конечно, не мог бы признать его в изуродованном трупе неизвестного, захороненном через день на кладбище прокаженных.

А если кто и не поверил, что закрома родной церкви пустые, то крепко держал зубы сжатыми, а язык на запоре. Ведь сразу был похищен неизвестными негодяями начальник тайной полиции церкви и молодой летописец. Поиски, конечно, ничего не дали. Хотя, результат оказался вполне ожидаемый: все остальные монахи поняли намёк: плетью обуха не перешибёшь…

Птицелов же катался как сыр в масле: ему было пожаловано следующее звание в иерархии. И все рядовые монахи кланялись ему издалека, поскольку милости, которыми осыпал его Магистр, были слишком очевидны. И ничего, что новоявленный советник Магистра и почти святой не знал ни одной молитвы, скоро все убедились в его злопамятстве и мстительности. И сразу притихли. Птицелов же быстро привык просыпаться на шёлковых простынях в компании послушных грудастых монашек-Кошек, питаться деликатесами и воображать о себе всё, что он только хотел.