© Гвоздёв С., 2019

«… А поскольку наша Империя Рая стоит на трёх традициях, мы, Инквизиция, должны соблюдать их, охранять и поддерживать любой ценой и любыми средствами! Прежде всего, это особа Вечного, Непогрешимого и Всеблагого Императора Рая. Любая критика любых Его действий должна немедленно и беспощадно пресекаться. Все, кто будет замешан в этом прямо или косвенно, должны быть заклеймены и высланы за пределы Империи Рая, либо казнены.

Благодаря Императору, с Парящего замка струится божественная благодать эликсира Рая, дарующая избавление от болезней и немочей. Все, кто незаконно проникают в Империю Рая в поисках незаконного омоложения, должны быть заклеймены и высланы, либо казнены.

Здоровье нации Империи стоит на родовых камнях клановых систем. Так, ребёнок, освящённый на родовом камне получает важные качества выбранного тотемного животного (Волка, Кошки, Змеи, Кабана, Вола, Медведя, Орла и др.). Он приобретает высокую сопротивляемость всем болезням, не подвержен эпидемиям. Дети Ереси (эльфы, гномы, тролли, орки и т. п.), которые могут испортить наших наследников помесью своей богомерзкой крови, при обнаружении на территории должны быть заклеймены и высланы, либо казнены.

Пираты и степняки, в силу своей перворождённой греховности находящиеся вне закона и не имеющие специального разрешения на пребывание в Империи Рая, должны быть заклеймены и высланы, либо казнены.

Все, не платящие налоги и не имеющие работы в черте столицы Рая, подпадают под «Декрет об тунеядцах». А поскольку в Империи Рая все без исключения живут в радости, счастье, и праведном труде, и у нас нет тюрем, тунеядцы должны быть заклеймены и высланы, либо казнены…».

Ночные джунгли не сулили ничего приятного, но Птицелов осторожно, как положено профессиональному вору, высмотревшему богатую добычу, крался к далёкому костру. Его не могли остановить ни надоедливые москиты, ни притаившиеся в темноте ядовитые змеи, ни кровожадные хищники, и даже беспощадные собратья-разбойники. Вор едва не упал, поскользнувшись, когда крик боли опять разорвал тишину, и застыл, прислушиваясь:

«Опять банда дьявольских монахов выпытывает что-то… Этими воплями всех зверей так к себе приманят… Дорого бы я отдал, чтобы посидеть сейчас несколько минуток рядом с ними и послушать о чём откровенничает жертва!»

Да вот если сказать честно, то отдавать было уже просто-напросто нечего: в этой недельной гонке за серыми плащами с багряной окантовкой монахов он потерял всё: доходягу-коня, укушенного змеёй час назад; сбережения на чёрный день; и даже продал неплохой фамильный меч, неоднократно выручавший его в тёмных подворотнях. Он, выходец из солидной сельской семьи, был теперь одет в ветхие обноски, достойные бродяги! В эти дырявые тесноватые сапоги и дорожный плащ с капюшоном, которой исправно служил, наверное, не первый десяток лет десяти владельцам, пропоротый и порезанный в десятке мест на менее удачливых предыдущих хозяевах…

При всём том Птицелов шёл на огромный риск, даже не имея при себе оружия, кроме бутафорского меча и дорожного посоха, которым отпугивал впереди себя змей. И в голоде и лишениях он твердил себе:

– Я смогу!

Ему стоило огромного труда целую неделю невидимым и неслышимым следовать за десятком конных монахов, рыскавших по округе и возивших с собой тяжёлый сундук, набитый явно не камнями, судя по постоянной охране днём и ночью. За эти утомительные последние дни преследования в нужде и голоде он понял одно: развязка близка. Ведь неутомимые монахи носились из одних руин храмов и святилищ в другие с каждым днём всё нетерпеливей, выдавая свою явную ограниченность по времени. И если бы эта округа не была ему так знакома по путешествиям в прошлом, он никогда и не угнался бы за ними. А монахи явно спешили, не считаясь с загнанными лошадьми, высочайшими ценами на старинные книги и свитки, весьма дорогими услугами местных проводников по таившим множество опасностей джунглям на задворках Империи Рая…

Привыкшему находить более лёгкую добычу в каменных джунглях городов, Птицелову пришлось в лесах не сладко. Ведь там действовали бандами, здесь же он всегда один, и не мог физически круглый день и ночь быть настороже, да ещё и следить за шайкой нетерпеливых монахов. Поэтому вор, обладавший, как и все в клане Кошки, прекрасным ночным зрением, но здорово устав и оголодав, всё же допустил смертельную ошибку: задумавшись о славном прошлом, едва не налетел на крадущегося в темноте хищника. На самого опасного: полосатого саблезубого тигра – властелина ночных джунглей.

– О! – помертвел он от ужаса.

Хищник был около трёх метров в длину и весом, как показалось с испугу вору, уж никак не меньше тонны. Предательски треснувшая под ногой Птицелова сухая веточка заставила тигра остановиться, присесть для атаки и резко повернуть назад огромную лобастую голову. Саблезубый зверь, будто выходец из самых кошмарных снов человека, застыл, ощерив страшную пасть, битком набитую острыми зубами и особенно зловещими длинными двумя клыками в верхней челюсти. Его круглые бешеные глаза разгорелись в темноте, обнаружив перед собой человека: лёгкую добычу.

Птицелов мгновенно вспотел и оторопел, но растерялся лишь на одну секунду. Затем одним длинным плавным движением он выдвинул из ножен лезвие меча на одну ладонь и пошевелил им, надеясь, что хищник увидит блики острого металла, несущего боль. И тут же лихорадочно затвердил молитву Родства Кошек, без конца повторяя горячим шёпотом нехитрые слова:

– Мы с тобой дети одной матери: Большой Кошки… Мы с тобой дети одной матери: Большой Кошки… Мы с тобой…

И в какое-то мгновение от накала чувств его голову словно пронзила молния, волосы встали дыбом, и он почувствовал впервые в жизни родство по клану крови, о котором столько талдычили старики и к которому относилась с таким скепсисом молодёжь. В этот миг прикосновения к древним ритуалам будто искра понимания пробежала между ними, соединив их кошачьи сердца. А молчание всё длилось и длилось. Длилось бесконечно, целую минуту. Наконец безжалостные глаза тигра прикрылись, и он моргнул. Затем нехотя закрыл ужасающую пасть, отвернулся и недовольно тихо рыкнув, грациозно скользнул между сплетениями лиан вправо.

– Едва не пропал, – сглотнул слюну Птицелов, – вот просто ни за что пропал бы!

Ноги тряслись от перенесенного напряжения, в голове шумело, и он опустился, приходя в себя. Но тут же подскочил, едва не сев на толстую скользкую змею, толщиной с руку, притаившуюся в кусте. И снова только слепая удача опять спасла его, заставив змею в последний миг зашипеть.