В том сне предутренняя дымка таяла в розоватом перламутре восходящего солнца, а под ней синела зеркальная гладь тихого озера, которое расположилось у подножия пирамидальных гор. Небо стало почти багряным, раскаленный красный диск солнца поднимался над горизонтом, окрашивая горы в слепящий золотой цвет. Она прикрыла глаза рукой, продолжая наблюдать восход. Потом услышала голос, низкий и тяжелый, он говорил что– то на незнакомом языке. Она не понимала слов, но звуки речи зачаровывали ее, словно неземной музыкой, неслыханной прежде. Лира чувствовала любовь и трепет, а сердце угадывало присутствие горячо любимого существа.
Их первое свидание состоялось на заре, пусть во сне, но слишком особенном и реальном. Этот сон повторится еще не раз, он станет для нее вестником проявленных чудес, чтобы расширить ее сознание, окончательно стереть границы человеческой логики, и остановить маятник.
IV
Наступил конец июня, а для Лиры только начинался период чудес. После волшебного сна с золотыми горами к ней вернулось прежнее умиротворение, в котором, однако, она прожила недолго. Воинствующий разум опять ухватился за чью – то нечаянно брошенную фразу, после которой радужное настроение поблекло, а к сердцу подступил холод. Лира загрустила снова, а прекрасный сон истолковала себе при помощи нелюбимого ею Фрейда. Это, якобы, просто фантазия, желание ее бессознательного, которое и спроецировалось в такую яркую и необычную картинку, и из своей серой и одинаковой реальности сбегает она от одиночества в эти красивые мечты. Лиру совсем одолел пессимизм. Собственная жизнь опять увиделась убогой и однообразной, а про будущее и думать было страшно. От глубокой депрессии ее спас шеф, который навязал ей просьбу своего коллеги из университета подготовить курс лекций по философии Ницше.
Лира согласилась, но потом поняла, почему шеф выбрал именно ее: не по той причине, что она действительно любит и знает Ницше, но потому, что Лира живет в монастыре. Эта мысль добавила к ее тоскливому настроению еще порцию горечи.
Скоро ей позвонил запропавший Виктор, точнее Виктория и пригласила на верховую прогулку. Лира приняла приглашение, надеясь этим развеять депрессивные мысли.
На следующее утро они встретились в кафе. Виктория одетая для верховой прогулки с видом принцессы крови, нервно взбивала ложечкой остывший кофе. По каменному выражению ее лица, Лира догадалась, что подруга напала на очередную золотую жилу, которая, однако, причиняет ей большой душевный дискомфорт. Так все и оказалось.
Нового поклонника Виктории звали Ролли. Он был владельцем большого ранчо в Монтане, любил живопись, имел дома огромную коллекцию антиквариата, собственную картинную галерею и небольшой зоопарк. Он влюбился в Викторию с первого взгляда, а Виктория на вопрос, нравится ли ей краснощекий толстячок Ролли, пожимала плечами и демонстрировала великолепный браслет – переплетение прозрачных бриллиантов с нитями каплеобразных розовых жемчужин. Лире было совершенно ясно, что ее ветреную подругу еще только не тошнит от Ролли. Викторию прельщало то, что стояло за ним – огромное состояние и три брошенных жены, которым он выплачивал неплохое выходное пособие и учил их отпрысков. Самого Ролли Господь создал неспособным иметь детей.
– Я немного потусуюсь с ним, выйду за него замуж, а потом объявлю ему вендетту, – заговорщицки шептала Виктория. – Он даст мне развод, и вот, пентхауз и пособие по безработице у меня в кармане. Куплю домик на Мальдивах, тогда и начнется самая настоящая жизнь!
Лиру всегда немного пугала такая целеустремленность подруги.
– Ты собираешься ободрать его как липку! А если этот фермер на самом деле любит тебя?
Виктория только фыркнула.
– Ничего, перенес трех жен, перенесет и меня! Это шанс, понимаешь, дорогая, счастливый билет, который возможно выпадает раз в жизни, и я этот шанс упустить не хочу.
– Он знает кто ты?
– Да, и его это устраивает.
Бедный влюбленный Ролли прислал за ними лимузин, встретил чуть ли не с оркестром, трогательно обнимал Викторию за талию, мило беседовал с Лирой об искусстве и философии. Ролли понравился ей, его искренняя радость при виде Виктории подкупала. Он был намного старше ее, но с детским восторгом заглядывал в залитое холодной улыбкой лицо “милой Тори”, заглядывал снизу вверх. Виктория была выше его на голову, держалась как снежная королева и старалась избегать его собачьих глаз. Лире было жаль Ролли и жаль Викторию, она никогда не понимала ее животную страсть к чужой роскоши, а Виктория никогда не понимала страсть Лиры к одиночеству, но их и роднила еще и эта противоположность.
На ипподроме Лира немного отстала от парочки, разглядывая конюшни, лошадей, несуетные движения служащих, маленьких жокеев, красивых величественных рысаков, которые, казалось, были поглощены самолюбованием, не обращая никакого внимания на своих наездников и окружающий мир.
Лира не раз бывала здесь, но особенно ее привлекали сами животные, так сказать, атмосфера конюшни. Она даже задумывалась над тем, чтобы поменять работу, оторваться от своих манускриптов и средневековой пыли полуистлевших книг, поменять каменную тишину музейной библиотеки на это живое пространство, ухаживать за лошадьми, целые дни проводить на свежем воздухе среди уверенных, простых и сильных людей, которые быть может никогда не задумывались о религиозных противоречиях, никогда не стояли в эпицентре скандалов бездушного разума и разумной души, никогда не искали смысла жизни, а просто знали его с рождения. Лира встречала категорию таких счастливчиков, и искренне восхищалась их умением всегда находить правильный выбор, легко и без страха идти к своей цели, и жить без этих изматывающих внутренних войн между собственным раем и адом. Этот мир был манящим и прекрасным, но на поверку оказывался бесконечно чужим ей. “Возможно, это и есть те, кто унаследует землю?”, – так думала Лира, вспоминая открытые лица и тепло улыбок. От этих людей исходила жизненная сила, спокойная радость окутывала их бытие, и этим манила ступить под сень такой благодати, и сулила обманчивую надежду влиться в то благословенное общество, чтобы стать такой же умиротворенной, мудрой, точно знать свое место в мире, без призрачных мечтаний и ожесточенных споров между разумом и сердцем. Лира всегда с оттенком светлой грусти взирала со стороны на их священный круг, а попадая в него, чувствовала себя изгоем.
Она неспешно гуляла между конюшен, загорелые молодые грумы кивали ей, а она улыбалась им в ответ. В этот раз окружающее пространство со своими запахами, звуками, пульсацией здоровой и плавной энергии, вселили в ее душу тишину и отрешенность. Она завернула за двухэтажное белое здание ветеринарной лечебницы, и наткнулась на небольшую рощицу, где старые яблони росли вместе с молодыми каштанами. Поддавшись очарованию рощицы, или повинуясь голосу своего сердца, Лира перешагнула невидимую завесу, ступив в прохладную прелесть маленького леса. Казалось, что деревья приветливо машут ей листвой, а их ласковый шепот поет колыбельную ее страхам и печали. Солнечные лучи, стрелами пробивающиеся сквозь темные кроны, касались лица, скользили через ее тело, отогревая душу, и отпускали ей неверие в свою мечту. Лира медленно углублялась в чащу, ступая по узкой тропинке, которая была посыпана белыми камешками. И камешки эти искрились как свежевыпавший снег под золотистой солнечной пылью. Лира подумала о человеке, который когда – то высадил эти деревья. С какой любовью он ухаживал за ними, заботливо подсыпал мраморную крошку, белил стволы, забирал умершие растения и высаживал новые. И конечно он относился к тому племени открытых душ, которые знают много того, что необходимо знать для счастья. Интересно, кем был этот садовник, которому удалось создать чудо, маленький кусочек сказки, взрастив эти деревья. А если его не стало, то нашлись последователи, которые продолжили его дело.