— От твоих слов мне становится холодно.

— Потерпи, лишить тебя комнаты было строгой необходимостью.

— Подождешь, я схожу умоюсь и переоденусь… тебя мама не увидела?

— Еще слишком рано, ей только через полчаса вставать на работу.

— Значит, надо поторопиться. Уйдем, никого не потревожив.

За прошедшее время бывали дожди. Как-никак осень, но ни одного еще раза не выдалось ни капли на такой день, когда я встречалась с Гарольдом ради дела или просто ради общения. Хозяин истории берег мое настроение и не портил его ничем. Я была счастлива, что снова началось действие, - бодро шагала через сырую холодную от ночи траву, и не обращала внимания на промокшую обувь. Мы с Перу подходили к больничному саду, мне хотелось увидеть Гарольда и спросить как у него дела. Он скажет, что все хорошо, и это будет правдой.

А Гарольд явно прибыл из тепла, лета и отдыха, потому что был загорелый, очень посвежевший и радостный. Он все больше и больше приводил себя в форму, прекрасно выглядел, и его жизнь налаживалась не только поэтому.

— Здравствуйте, ваше вели-и-ичество, — заулыбалась я, — как поживаете?

Гарольд вместо ответа показал мне большой палец и довольную улыбку. Перу пожал руку.

— Ребята, это последний раз, когда я смог вырваться… мне уже наперебой предлагают работу и пора за нее браться. Так что у меня не так много времени.

— Сколько?

— Точно не скажу, жду звонка.

— Как жаль, — вздохнул страж, — а если ты не успеешь все посмотреть?

— Успею. Веди, Майя…

Значит, скоро конец истории, подумала я. Это один из звоночков приближающегося финала… а почему я не чувствую этого? Неужели все так вот оборвется от одного звонка по телефону, и мир сов свернется обратно в четыре стены моей комнаты?

— Пошли, сахаринка — Перу взял меня за руку и повел к забору.

И чем все кончится? Что в итоге? Я посмотрела куда-то на небо, словно мне больше некуда было обратить этот вопрос. Словно тот, кто создавал сюжет, сидел наверху, как кукольник или шахматист, мог мне ответить. Он же видел все наперед, всю историю, всю партию, весь расклад.

За воротами было пасмурно. Была не ночь, была серая морось и туман. Гарольд в своих мягких кроссовках ступал по каменистой дороге с легким шуршанием, а я в своих сапогах довольно громко. Его величество был неизменен, а к моей осенней амуниции, - джинсам и куртке прибавился пояс с ножнами. Шпага была внутри и почему-то казалась тяжелее обычного, - заметно тянула меня в бок тяжестью.

— Мы опять в город?

— Наверное, — хотя сомнений, что дорога ведет именно туда, у меня уже не было.

— Вдруг хозяин “Мученика” накатал на тебя жалобу и нас теперь разыскивает полиция… или эмиграционная служба…

— Здесь нет полиции.

— Я пошутил. Ты сегодня серьезнее, чем всегда.

—Не хочу в город, Гарольд, он мне надоел. Там больше опасности, чем где бы то ни было еще.

— Из-за охотника? Что это за люди?

— Да, это последнее, что ты еще не узнал о созданиях мира сов. Охотники, - это не люди. Здесь в человеческом обличье может существовать и то, что человеком не является. Охотник - это недуг. Это болезнь в своем реальном проявлении.

— В реальном?

— Представь, что ты упал и сломал руку. Здесь это значит, что ты встретил своего охотника, который подстерег тебя за углом и всадил клинок в плечо, а ты не успел дать ему отпор. Или пытался дать, но тот владеет клинком лучше тебя. Если ты столкнулся с ним лицом к лицу, - это беда. Степень того, как он тебя поранит, это степень того насколько ты здоров в реальной жизни. Если ранит смертельно, значит, это будет смертельная болезнь…

— А что он говорил про хрустальное сердце?

— Ну, зачем ты поднял эту тему?

— Рассказывай, я все равно уеду, так что о твоей тайне никто не узнает.

Повздыхав, я посмотрела на Гарольда искоса:

— Я теперь даже не знаю, зачем мы ходим в мир сов, чтобы ты увидел что-то свое, или для того, чтобы я наболтала о себе.

— Там разберемся.

— А ты мне расскажешь, почему ты здесь? Что ты здесь ищешь?

— Конечно, но потом, — Гарольд сократил дистанцию и стал идти со мной почти плечом к плечу. — Рассказывай, я хочу все знать про этот мир.

— Раньше, одним из признаков моей болезни было то, что у меня внезапно могла пойти кровь носом и так сильно, что обычно меня увозили в больницу. Через два года после моего выздоровления случилась такая история, что я была в гостях у друзей, чихнула как-то сильно, и из носа покапало. Я запаниковала. Я так испугалась, что меня затрясло. Через несколько минут я лежала на диване с мокрым платком на переносице, кровь остановилась, но остальные недоумевали, что меня так сильно напугало.

— И что?

— А ты не понимаешь? Я испугалась возвращения. Страх сделал мое сердце хрустальным и хрупким - я часто думаю, какой мне сделать шаг, лишь бы не навредить себе. А если я споткнусь и упаду, оно от падения разобьется… я хожу по жизни на цыпочках, я слишком берегу его, я трусливо живу, нет, - существую. С постоянной мыслью, что все может вернуться и тогда выяснится, что я вовсе не рыцарь, выяснится правда, и со своей новой бедой я не справлюсь - она меня сломает. Это замкнутый круг - я боюсь, от этого сердце становится хрупким, увеличивается его непрочность, и от этого я боюсь еще больше - и так все замыкается и усугубляется.

—Да, неприятно.

Я взглянула на Гарольда, и меня сковал такой ужас, что я едва не упала на колени. Мой охотник стоял прямо за его спиной, так близко, что я смогла разглядеть блеск в его глазах. Он выскочил из-за него, замахнулся клинком, а сам Гарольд, в эту секунду заметивший его и пытавшийся остановить, рухнул, скованный цепями, мне под ноги. От клинка я увернулась - даже не осознав того, как я это сделала. И побежала.

Только когда я оказалась у забора, я смогла проскочить между прутьями и на несколько минут остановиться. Так тяжело дышалось, сердце выскакивало из груди, и мысли догоняли меня - я стала понимать, что такого ужаса прежде не испытывала. Что бежала во истину обезумев, потому что не помнила как и куда и чисто на инстинкте самосохранения мои ноги вывели меня сюда. Я едва ли не превратилась в животное, способное только бежать от смерти, от страха, как жертва, за которой гонится хищник.

Нет, это все слишком мучительно!

Я, пройдя стройку, вышла в город. Город едва просыпался. Ничего не работало, но ездили автобусы и люди ходили по улицам, добираясь разными путями до своей работы. Я то снова бежала, то шла, едва переставляя ноги от усталости, я ждала знаков - ждала узнавания улицы, на которой стоит кинотеатр. Но город, как в плохом сне, запутывал мне дорогу, уводил все дальше, приводил не туда, и никак не пускал меня к выходу.

— Я хочу домой! — я закричала так, что на меня оглянулись люди. — Я хочу закончить эту историю, я больше не могу!

Смотря куда-то в небо, хотела докричаться до мира сов. Докричаться также, как тогда на остановке в дождь - “говори”, а теперь я также сильно жаждала того, чтобы все это закончилось.

— Все! Точка! На этом вся твоя повесть заканчивается, я так хочу! Сколько там уже у тебя страниц, разве тебе этого мало, разве ты не все сказал, что хотел? Отпусти меня! Достаточно! Я не хочу больше жить в этой истории, слышишь?

Я заплакала от бессилия, как только поняла, что эти слова бессмысленны. Когда я сама сочиняла истории, я сама была вольна ставить точку там, где сочту нужным. Я могла влюблять героев, я могла ссорить их, я могла давать им сама - приключения или мучения, а здесь я ничего не могу. Здесь я никто. Я не тот, кто пишет, а тот, кто здесь живет, - второстепенный персонаж в истории не про себя. И никто отпускать меня из этого мира не собирается, как бы мне не было сейчас тяжело и страшно.

Потеряв силы даже на то, чтобы плакать, я смирилась со своим положением и вернулась под утро домой.

Посвящение в рыцари

Столица в мире сов была залита солнцем. Георг ехал верхом на белом коне, одетый в парадные одежды, весь в новых блестящих латах, при оружии, и гордо держал голову. Он был счастлив. Горожане приветствовали его криками, подбрасывали цветы в воздух, тут же смыкались толпой за его лошадью, не отставая ни на шаг и провожая его до самой площади, где состоится посвящение. Георг слышал, как ему кричали: