— Нет.

— Спасибо за приглашение.

— Мы вас не ждали, — оруженосец сделала паузу, — но мы о вас слышали.

Георг с удивлением следил за ее изменившимся лицом. Девушка утратила всю свою грозность и воинственность с которым кричала про незваных гостей. От ее голоса и улыбки в данную минуту шло что-то теплое и вкрадчивое.

— Музыка… ты любишь только ее?

— Я пишу музыку, — отвечал король

— И она помогает тебе?

Неясный со стороны разговор, для самой Оливии и Гарольда, впервые встретившихся людей, был очень понятен. Оруженосец все, что нужно уже вынула и прочла из его глаз, и к тому же знала, что, находясь на балу, о чем бы ты ни заговорил, найдешь понимание. Ее собеседник он.

— Тогда пусть заиграет музыка.

Мягкому приказанию повиновались невидимые слуги, и музыка зазвучала. Очень легкая, на пять тактов. И не сговариваясь, оба тут же начали танцевать.

Перу взял мальчишку за руку, дошел до стоящей столбом “свиты”, и вежливо сопроводил их до стоящих у стены кресел.

— А ты настоящая? — Георг почти по-хозяйски сел, откинувшись на просторную спинку. Рыцарь смотрела на танцующую пару. — Как тебя зовут?

— А? - она повернула голову с выражением удивления, что оказывается, рядом кто-то есть. — Кого?

Георг смутился, незнакомая гостья вдруг столь же пристально стала смотреть на него, как прежде смотрела за ними. Подумал, это наверное из-за дурацких вопросов, и опустил голову, не зная, куда себя деть. Поискал карлика глазами, но тот исчез.

— Не может быть… как же ты похож!

— Похож?

— Не важно…

Рыцаря вдруг отпустило оцепенение, она села в соседнее кресло рядом, уложила на подлокотники руки и вздохнула:

— Я Майя. А что ты там еще спросил?

— Ты настоящая?

— А… и да, и нет.

— Это как?

— Трудно объяснить. А ты воин, мальчик?

— Да. Георг.

Все-таки это было необычно, - разговаривать с тем, кто в новом для Георга мире сов уже успел пройти все, чем так страшила порой Оливия, и стать рыцарем. У него был только кинжал, а у нее и кинжал, и латы, и шпага.

— А можно посмотреть? — он указал пальцем на ее ножны на плече и лишь потом спохватился, что это невежливо.

— Конечно.

Рукоятка была похожей. Свой кинжал даже не доставал для сравнения, он еще помнил его всей кожей рук, до каждой шершавинки. Лезвие этого оружия было подлиннее и пошире. Сталь была прохладной и влажной, будто совсем недавно окунули в холодную воду. Он провернул его в ладони, ожидая прочитать гравировку “Надежда Майи”, но с удивлением прочел слово “Прости”.

Другое.

— А знаешь, — вдруг начала девушка, вздохнув с обреченностью, — Оливия тебя бросит. Видишь, они встретились, разговаривают о чем-то и танцуют.

— То есть как бросит?

— Легко. Вот этот бал, да? После него ты вернешься домой, и рано или поздно, но к тебе придет понимание, что гости в этой зале чужие. Но они единственные, кто способен тебя понять даже без слов. А дома родные, но которые не поймут, даже если им объяснить. Ты одинок, и вроде как не одинок. Ты один, и вас много. Давно ты знаком с Оливией?

— Несколько дней, — помрачнел Георг, — и что?

— Успел к ней привязаться? Она хорошая, она ангел… с черными крыльями. Человек, который потихоньку начинает сочетать в себе два сильных качества, - и поймет, и станет верным другом.

Мальчишка смотрел на рыцаря, а та лишь пару раз взглянула на своего нового знакомого, только чтобы удостовериться, что он ее слушает, и потом продолжала размышлять вслух, ведя взглядом вальсирующих. Музыка была красивая, с элементами некой предельной натянутости звука, подводящего сердце к краю и готового разбиться в любую секунду. Но следующий вихрь, или волна, подхватывали подошедшего слишком близко, и на время уносили с обрыва. Георг был человеком слишком юным и неискушенным в подобных вещах, но и он не мог не заметить, что оруженосец и король очень красиво смотрятся вместе. Как в кино. Сиреневое платье лепестками колыхалось от непринужденных, но правильных движений танца.

— Вот увидишь, они оба уйдут. Бросят нас. Таков закон истории. Не становись одиноким, малыш…

Он скосился в сторону Майи и внутренне ощетинился. С определенного момента Георг решил, что только трем людям в его жизни он позволит называть себя малышом, - матери, отцу, и Оливии. Но никак не этому тощему недоразумению в доспехах. Рыцарь называется.

— Спасибо, — он вернул девушке оружие.

— Я часто задумывалась, почему я одна? Почему каждый раз не я танцую под музыку с незнакомцем, не я ношу подобное платье и не я чувствую на своих пальцах приветственный поцелуй?

Георгу стало неуютно. Но деваться было некуда, без своего оруженосца из мира сов он уйти не мог. Майя продолжала:

— Все дело в том, что я с рождения здесь. Всю жизнь, с самого детства, я не мечтала о том, о чем мечтают все дети и все девочки в частности. Не о новой кукле, не о том, что я вырасту красивой, не о том, какая у меня будет семья, не о том, что однажды приедет прекрасный принц, не о платьях, не о цветах, не о любви. Я всегда мечтала о силе, — кулаки у рыцаря сжались, пристукнули по мягкой обивке, — я представляла себя сильной, - в мечтах я бегала быстро, хорошо плавала, не знала усталости, в раз брала препятствия, проходила огромные расстояния, путешествовала по миру. Я придумывала истории, в которых было много аварий. Например, я случайно забралась в старый заброшенный дом, он рухнул, несколько дней разбирали завалы и нашли меня живой. Я выжила, потому что была сильна. Или пещеру завалило, а я смогла выбраться, потому что я живучая. Или шахту взорвали. Или с водопада пришлось прыгать. Я с упоением придумывала множество историй, в которых были и войны, и сражения, и испытания, и смертельные опасности, и все не ради того, чтобы приехал герой и спас меня, а я сама себя спасла. Выжить! Выжить! Выжить! На зло им всем. На собственное счастье. Образ меня самой заключался не в юной леди, а в живучей твари. Забираясь на обугленные руины, побитая, поломанная, уродливая, дышу дымом и кричу изо всех сил: а я все равно существую! Я есть! Что, съели!? Выжила я!

Глаза Майи сузились, превратились в щелочки. Она подергала себя за куцые светлые прядки с темным пробором, и объяснила притихшему и ни в чем не повинному Георгу:

— Здесь я настоящая. В жизни я выгляжу иначе, а в мире сов именно так. Худая, как скелет, - это болезнь. Похожая на мальчика, - это потому что никогда не чувствовала себя желанной. В доспехах, - это о том, что всегда мечтала о них, а не об объятиях… Извини, это я от горечи. Мне хотелось немного его внимания, но твоя Оливия обладает иной силой… А!

Раздался шлепок. Майя закрыла рукой рот, а прыгающий от ярости карлик бил ее мухобойкой, целясь короткими и резкими ударами в лицо:

— По губам! По губам! На шаг в сторону, как этот жженный сахар завонял на всю округу! Молчать!

Девушка вскочила на кресло в полный рост, и страж уже до губ не доставал, - лупил по коленкам, и видимо, ощутимо. Рыцарь пыталась извиниться, но карлик был неумолим.

Вся эта смешная сцена для Георга закончилась быстро, потому что время бала истекло. И Майя, и все остальные исчезли, и он обнаружил себя стоящим в фойе дворца детского творчества, в уголке. Два часа истекли, всего два часа. В руках у Георга был тяжелый белый пакет с конфетами и мягкой игрушкой.

— Что, никак за тобой не придут?

— Папа должен прийти.

Дома, вечером, мальчишка лег в прохладную кровать, укрылся покрывалом и никак не мог привыкнуть, что все это началось только три дня назад. И в каждый из этих дней он совершал открытие, - первое о том, что не нужно искать виноватых. Второе, что его недуг дает ему нечто сильное, чего никогда не даст здоровым. Третье, - надежда, что он, может быть, и не умрет. И четвертое, что у него есть союзники. Но… девушка-рыцарь сказала “Оливия бросит тебя”.

— Оливия…

— Да, малыш, — тихо раздалось от окна.