Какими разными бы ни были эти балы, мой и Гарольда, цепочка сбоя не дала. Как только мне стало совсем жутко, что меня сейчас раздавят эти лихорадочные массы кожи и кровотока, плотные, как сгустки ужаса, - стал дуть сквозняк, унося кумар. Все рассеивалось, становилось легче дышать, и я, слабо осмотревшись, стала различать силуэт его величества. Нас друг от друга разнесло, наверное, шагов на сто. И мне стало горько и одиноко.

Быть может, они и превратились бы в людей, эти монстры, если бы я не взмолилась к моему миру прогнать их, пока не поздно. Быть может, Гарольд бы доказал мне, что и среди них много нормальных, только вот сломанных жизнью людей, или увидел это сам. Я подошла ближе, подволакивая ватные ноги в тяжелых сапогах. В доспехах, даже из тонкого металла, было трудно быстро двигаться. Он молча следил за моим приближением, резко постаревший, с кожей пепельного оттенка, морщинами и потухшим взглядом. Тень от самого себя. Ни капли не красивый, самый обычный, даже побитый в тяжелой борьбе за возвращение “на свободу”.

— Лгать своему королю это предательство… поэтому тебе придется выслушать все, что я скажу. Нет более противных нам людей, чем такие люди, как ты. Из вашего мира, Гарольд. Когда мы боремся за каждый день больного существования, вы спускаете свою здоровую жизнь, как дерьмо в сливную яму. Когда мы находим в себе смелость без ног и без рук зубами драться с недугом, вы трусливо бежите прочь от проблемы. Когда мы по крупицам собираем разбитое счастье бытия, вы все сильнее волочитесь на поводке у собственной жажды тупых удовольствий… я боюсь зависимых, потому что они превращаются в скотов. Боюсь, потому что бог по имени наркотик, затмевает глаза и толкает на преступления. Стирается разум. Гниет тело. Человек низко и страшно уничтожает сам себя, а по пути и всех, кто оказался рядом, - семью, друзей, родственников. Зависимые пожирают чужие жизни, отнимая здоровье, нервы, время, заставляя зависеть от своего бога и тех, кто пытается их спасти!

Его лицо скорее напоминало снятый из оплавленного воска слепок. Со смертельно уставшими поблекшими глазами. Из-за не до конца рассеявшегося дыма, не видно в них было ни искорки, ни отблеска, как серые пустые дырки. Донышки пересохших колодцев. И великолепный костюм не спасал положения. Передо мной так и стояла только тень человека. Глубоко у них там. И так черно, как может быть только в коме. Даже у смерти, говорят, есть свет в конце тоннеля…

— Вы страшные люди… и за ту опасность, которая исходит, и за то отношение к подаренной жизни, и за разное понимание счастья, я ненавижу таких как ты!

И вдруг глаза ожили. Шевельнулись ресницы, глубина эта хлынула на меня, а темнота улетела за спину, отразившись с испугом. Сзади! Я похолодела, так дохнуло опасностью, и совсем слабея от липкого страха, я быстро заметила, что руки у Гарольда за спиной. Цепи! На паническом полуобороте назад получила в лицо обжигающий всплеск кислоты.

Меня корежило на плитах опустевшей залы, я мычала от боли и слышала только скрежет металла о камень. Мое обмундирование гремело, как таз, упавший по лестнице, и его цепи звенели, словно монетки, ссыпающиеся в кучу. Дотянулась дрожащей рукой до ножен на плече, вынула свой старый кинжал. Говорить не могла, парализовало. Видеть тоже. Вытянула руку наугад, эфесом вперед, и сжала пальцы как можно сильнее, чтобы порезаться о клинок.

Едва по руке потекло прохладное лекарство, я выронила кинжал, сжала ладони и ослепшие сожженные глаза и облезлая кожа, сошли от одного касания.

— Спасибо, — отдышавшись, встала на ноги.

Который раз уже взглянув на Гарольда, поняла что это первое, что поразило его в мире сов по-настоящему. Цепи его отпустили, руки повисли плетьми вдоль тела, а пошевелиться от увиденного он так и не мог. К счастью, появился Перу. Поднял мое оружие с каменного пола, покрутил довольно увесисто и вернул.

— Познакомься с законом цепей, Гарольд, — понимающе вздохнул страж. — Да еще и при таком редком зрелище…

— И что это было?

Он ощупывал взглядом мой вернувшийся облик, без капли шрама, без следа.

— Ненависть, которая обжигает человека, причиняет ему страдания и уродует душу. Ты только что видел, как позади нее возник человек с химической колбой в руках, и как воздал рыцарю положенное.

— Я хотел предупредить…

— Закон не обойдешь, даже если ты король. Есть вещи, в которых человеку никто не может помочь, как бы сильно тот не хотел этого. Спасти Майю от всплеска ненависти было не в твоих силах, помочь избавиться от нее, тоже. Никто не поможет. Никто вместо нее не сделает. Никто кроме нее не переборет.

— Хватит, Перу…

— Не тебе же все это объяснять, сахаринка. А теперь пора знакомиться, — он заулыбался, рассеивая нагнетенную прежде обстановку. — В соседней зале идет настоящий бал! Сколько можно ходить вокруг да около, когда ваши пути пересеклись в одной точке пространства?

Страж засеменил быстрым бегом к створкам, растворился в темном коридоре и очень издалека через несколько секунд я услышала Перу:

— Его величество король Гарольд!

— Пошли, — я дернула его за рукав, а он все еще пялился в мою сторону настороженно, словно я до сих пор не смыла с себя всей этой гадости. Стиснула зубы. — Я свита. Ты должен идти впереди.

Гарольд встряхнул плечами, провел ладонью по волосам, резко улыбнулся, сощурившись. Как беглая насмешка. В ту же секунду улыбка исчезла, а улыбчивый настрой остался.

— Я ожидал чего-то подобного. Твой мир легко предугадать. Почти. На каждом вечере, куда бы я ни был приглашен, от меня всегда ждут “интересных” историй. Или сами спрашивают, если молчу, так что я снова, или лучше сказать, всегда ощущаю себя одним из них. Навечно. А это действительно так.

И пошел вперед, вслед за Перу.

Мне стало приятно, - потому его величество и выглядел “на ах!”, чтобы все, кому жутко хотелось цапнуть за живое, об такого зубы пообломали. Это было последнее звено цепочки вспомнившихся чувств, - спокойно и храбро.

Осада крепости

Он появился в дверях, и слегка растерялся, оглядев публику залы. Те немногие, что остались, постепенно разбредались, таяли, исчезали совсем незаметно для глаз, будто только показалось, что секунду назад здесь кто-то стоял.

Оливия разом, с первого взгляда увидела, что это за человек. Еще несколько мгновений, как в большом помещении, на почтительном расстоянии друг от друга, остались стоять только они одни, двое надвое. А Перу между ними считался незамеченным. Но оруженосец, кивком головы в первую очередь приветствовала стража, потом Гарольда, а потом и вышедшую поближе из дверей Майю. Девушку она разглядела особенно внимательно, потому что знала о ней давно, а вот видела впервые.

— Кто это? — спросил Георг.

Оливия с удивлением обнаружила, что забыла о мальчике. Непростительно забыла, на целую минуту или даже больше.

— Это Гарольд, — вполголоса и одними губами ответила она, — чей надежды могильный холм ты видел на кладбище, а рядом с ним его рыцарь.

— Настоящий?

Георг тоже внимательно стал осматривать внешность девушки. Она ему напомнила совсем не рыцаря, а переодетого в рыцаря юношу, чья тонкая шея смешно торчит из воротника, как бы выныривая из бугристых наплечников. И Оливия разделила его мысли: треугольное личико девушки было островато, волосы слишком коротко острижены. Хоть доспехи и были “выкованы” точно по фигуре, все равно рыцарь смотрелась щупло, неосновательно для своего звания, даже такие регалии как шпага и кинжал на плече не придавали нужного впечатления. Но оруженосец вслух отметила:

— Сам спросишь, настоящий или нет.

Пока вошедшие приближались ближе, а Оливия и Георг оставались на месте по негласному правилу принимающей стороны, Перу подскочил быстрее и встал рядом с воином. Они втроем образовали резкую ступеньку по убытию роста.

— Не помешали? — Гарольд протянул руку. Однако пальцы Оливии не пожал, а поцеловал. — Мы спугнули всех гостей?