– Я вычислил, сколько времени нужно, чтобы рассказать про самые важные вопросы, – Эфтипи все больше заносило. – Сорок пять минут минимум, чтобы кто угодно относился к проблеме серьезно. Именно биографическая справка…

– К чему тут биографическая справка? – перебил учителя папа Нэта. – Как это связано с темой?

– Э-э-э… – Эфтипи начал подбирать аргументы. – Мы должны уважать…

– За два дня я приготовлю короткую, динамическую презентацию, – объявил папа Нэта. – Такую, на какой никто не заснет.

Ромашка был явно нетерпелив.

– Отлично! Господин Белецкий представит свой материал, – сказал он, – а господин Эфтипи приготовит проектор и смонтирует всю презентацию.

– У меня есть доступ к оборудованию последнего поколения, – с улыбкой произнес папа Нэта. – И лучше я сам закончу эту презентацию. Так я смогу адаптировать ее под свой проектор.

– Хорошо, так и сделаем, – Ромашка уже был сыт этим разговором. – Господин Белецкий приготовит презентацию, но начнет ее с показа твоих слайдов, – он посмотрел на Эфтипи. – После них добавит свой материал.

– Но будут показаны все мои слайды, – отметил Эфтипи с выражением лица, словно кто-то собирается угнать у него автомобиль.

– Ок, – папа Нэта снова улыбнулся. – Покажу их все до одного.

Снова зазвенел интерком. Директор встал и нажал на кнопку.

– Пришел господин Четверг с тем журналом «1-А», – начала Хеленка. – Эти исправленные оценки…

– Ничего больше не говори! – оборвал ее директор. – Я выйду к нему.

– Не нужно, – сказал Белецкий, вставая. – Мы, собственно, уже уходим.

Разозленный Эфтипи двинулся к дверям.

Через два дня папа Нэта подъехал к школе перед началом первого урока, подвозя Феликса, Нэта и Нику.

– Этот Эфтипи ужасный сноб, – сказал он, снимая очки и потирая глаза. – Потому я сам предпочел закончить презентацию. Из-за этого я мало спал.

Дети помогли ему вытащить из багажника старого «Сааба» сумки с аппаратурой.

– Он глубоко убежден в своей гениальности, – сказал Нэт. – У него нет идей для интересных уроков, поэтому он заставляет нас зубрить дурацкие… не знаю что.

– Была у нас в начальной школе очень амбициозная учительница литературы, – произнес папа. – Она заставляла нас учить наизусть фрагменты произведений польских писателей и поэтов: Мицкевича, Словацкого, Пруса, Ожешко и других… Проверяла, как мы запомнили все мелкие подробности описания героев, природы, кто с кем был в родстве, какие имел взгляды – короче, все. Ночами я сидел и мучил очередной том.

– Вы много знаете, – заявила Ника.

Папа Нэта покачал головой:

– Я уже ничего не помню. Я ненавижу польскую литературу – единственное, чего добилась наша учительница. Еще немного – и я вообще перестал бы читать. Эта учительница воспитала два поколения, у которых точно нет в доме ни одной книжки… Идемте. Мне нужно несколько минут, чтобы все установить. – Он указал на серебряные чемоданы, стоящие на тротуаре. – Папа Феликса одолжил мне записывающую аппаратуру и проектор последнего поколения. Все это из его института.

Они схватили чемоданы и понесли в спортзал, где уже собирались учителя и ученики в ожидании очередной нудной лекции. Установка аппаратуры заняла три минуты.

Наконец упали роллеты, погружая зал в полумрак. Папа Нэта, одетый в прекрасный черный костюм, черную рубашку и темно-серый галстук, вышел на середину зала. В руке он держал маленький пульт управления. На лацкане пиджака у него был маленький беспроводной микрофон.

– Конечно, вы присутствовали на многих таких встречах, – начал он, и его усиленный голос доносился со всех сторон. – Они были очень нудными, и вам казалось, что они тянулись часами. Наш показ займет не более чем пять минут.

– Должно было быть сорок пять минут, – прошипел с беспокойством Эфтипи, наклоняясь к директору. – Именно мои графики…

Ромашка жестом успокоил его.

– Вам показывали ничего не говорящие графики, – папа Нэта нажал на кнопку пульта.

Все приготовленные слайды Эфтипи пронеслись на экране, мигая один за другим. Продолжалось это две минуты, после чего экран погас. Эфтипи заскрипел зубами, бубня под нос какие-то проклятия.

– Перед вами выступали люди, которые под конец лекции не помнили, каким было ее начало. – Голос господина Белецкого разносился по всему залу.

На экране появился бледный свет, на фоне которого звучала легкая музыка. Ученики сидели с открытыми ртами.

– Но жизнь – это не чертежи и лекции.

На экране на долю секунды появился темный туннель. Все дрогнули, даже учителя. Некоторые пытались притвориться, что это не произвело на них никакого впечатления, но было слишком темно, чтобы хоть кто-то это заметил.

– Жизнь – это единственное, что у нас есть. Самое ценное, но она зависит от нашей воли.

Снова темный туннель, какие-то трубы тянулись вдоль стены. Камера двинулась, словно показывала картинку, которую видят глаза идущего по туннелю человека. Как в компьютерной игре. Фильм начал медленно выходить с экрана, хотя вначале это казалось иллюзией.

– Мы сами решаем, как пройдет наша жизнь. Сами делаем выбор, и не верьте, если кто-то говорит вам, что все по-другому.

Картинка перепрыгнула, показывая альбом с фотографиями. Теперь презентация происходила не на экране, а перед ним. Голографический альбом висел в воздухе посреди зала. Он был размером с человека, но никто это так не воспринимал. Папа Нэта отошел в тень и скрытно нажал на кнопку пульта. Альбом открылся, внутри были черно-белые снимки класса. На одной фотографии было два мальчика, она поднялась над альбомом.

– Это я и мой лучший школьный друг. Его зовут Кристиан.

Фотография исчезла, в альбоме несколько страниц перевернулись, и выскочило следующее фото: два мальчика сидели в лодке. Потом еще несколько фотографий. Те же мальчики, только старше: в зоопарке, на каникулах, в бассейне, обнимающие смеющуюся девочку.

– Мы дружили много лет, – продолжал папа Нэта, его голос усиливался благодаря динамикам. – Мы строили большие планы. Хотели основать собственные авиалинии, открыть свой отель, потом решили, что будем выпускать гоночные мотоциклы.

Снова выскочила картинка туннеля, вместо музыки был слышен глубокий вздох.

– Потом появилась мода на курение разных… Мы начали курить.

– От курения травки ничего плохого не случится, – раздался чей-то голос из зала.

Сзади, где сидели учителя, случился небольшой переполох. Кто-то попытался прервать презентацию, чтобы найти автора этих слов. Но все внезапно утихло.

– Может, сегодня это нехорошо, – сказал Белецкий, – но тогда мой отец устроил мне такую взбучку, что она отбила у меня охоту курить даже обычные сигареты. И хотя я не применяю такие методы к моему сыну, – слушающий в напряжении Нэт покраснел, – сегодня я безмерно благодарен своему отцу.

Путешествие через голографический туннель продолжалось. Становилось светлее, можно было разобрать предметы, что лежали на полу: разбитые бутылки, порванную одежду, сломанную магнитолу и грязные газеты. Вдруг камера ускорилась и наехала на худой, сгорбленный силуэт человека. Туннель исчез, тощий мужчина, все еще скрытый в тени, казалось, лежал сейчас на полу спортзала. Папа Нэта подошел к нему. Фон плавно перешел в большую зеленую лужайку, которая покрыла пол, доходя до ног первого ряда учеников. Было видно мост Грота и трубы Жераньской электростанции, над которыми висели тяжелые облака.

– Какое-то время назад я встретил Кристиана совершенно случайно на улице, – продолжал папа Нэта явно взволнованным голосом. – Я едва узнал его. Я решил посетить место, где он сегодня живет, и проверить, сколько осталось от наших мальчишеских мечтаний.

Кристиан сделал несколько шагов. Он выглядел не на сорок, скорее на шестьдесят лет. Видно было, что он слишком худой, и прогулка пешком дается ему с трудом. У него была потертая грязная куртка и брюки, в которых невозможно было распознать форму его костлявых ног. Одежда висела на нем как на вешалке. Он дрожал и пытался что-то сказать, но с его губ слетала какая-то тарабарщина, из которой можно было разобрать только отдельные слова.