Наверное, коротышка почувствовал на себе взгляд, он внезапно поднял голову и слегка подтолкнул собеседника локтем. Адриан резко обернулся и посмотрел на Тремейна.

Трудно точно сказать, что произошло потом. Мордекаю Тремейну показалось, будто Картхэллоу сделал испуганное, торопливое движение, и коротышка мгновенно растворился в темной глубине переулка. Однако вполне могло случиться, что разговор и так уже закончился.

Тремейн не знал, вспомнит ли художник встречу на званом вечере, поскольку с тех пор прошло немало времени и случилось немало встреч. К тому же, вряд ли случайный знакомый мог вызвать особый интерес.

Однако Картхэллоу узнал Тремейна мгновенно, а приветствовал открыто и искренне, шагнув навстречу и протянув руку для пожатия.

– Уж не сыщик ли стоит передо мной? Что привело вас в эти дикие края?

– Изучаю местное население, – ответил Мордекай Тремейн, стараясь соответствовать заданному тону. – С полным правом могу адресовать тот же вопрос вам!

– И получите тот же ответ, – парировал Картхэллоу. В его манере не было ни тени смущения или неловкости. – Ищу подходящие типажи, а потому нередко сюда забредаю. Чтобы не потерять остроту восприятия, необходимо интересоваться, как живут другие особи. Да вы и сами наверняка это знаете.

– Да, – согласился Мордекай Тремейн, – я это знаю.

Они двинулись по узкому тротуару, не без труда прокладывая путь в плотной толпе. Картхэллоу был уверен и спокоен, нисколько не стесняясь недавнего разговора со странным типом из переулка. Более того, он пребывал в отличном расположении духа, с удовольствием указывал на достойных внимания обитателей квартала и здания – в равной степени проявляя знание местного населения и географии. Его острые комментарии оживляли прогулку.

– Видите вон того парня возле паба? Каким бы выразительным получился портрет! Большие уши, низкий лоб. Сразу видно, что произошел от обезьяны. Вот бы заполучить его в качестве модели!

Через несколько ярдов снова:

– Взгляните на этот ресторан! – величественным взмахом руки Картхэллоу едва не сбивал с ног встречного пешехода. – Крошечное заведение на углу. Если хотите увидеть жизнь во всей красе, лучшего места не найти. Хозяин – преступного вида испанец. Негодяй, каких мало. Называет себя Педро, но настоящее имя никому не известно. Если где-то и звучало, то только в Скотленд-Ярде. Я бы его изобразил, да боюсь: того и гляди обидится и горло перережет! Если когда-нибудь там окажетесь, сидите тихо, как Братец Кролик!

– А вы неплохо ориентируетесь в этих краях, – заметил Мордекай Тремейн.

Картхэллоу предпочел услышать в словах комплимент и широко улыбнулся.

– Нельзя постоянно сидеть в студии и только работать. Время от времени приходится выползать из норы и смотреть по сторонам, чтобы понимать, куда движется мир и какие люди в нем обитают.

Да, возможно, Адриан Картхэллоу был эгоистом, однако прогулка в его обществе щедро дарила впечатления, хотя и напоминала шествие по авансцене на глазах у собравшейся в зале публики. Даже в городе, взявшем за правило ничему не удивляться и считавшем необычное обычным, художник выделялся в толпе. Всю дорогу его преследовали любопытные взгляды. Попрощавшись, Мордекай Тремейн почувствовал себя так, будто только что выбрался из витрины шикарного магазина, и вздохнул с облегчением.

– Хотелось бы встречаться чаще, – сказал Картхэллоу, пожимая ему руку. – Попрошу Хелен пригласить вас, когда будем устраивать прием. Пока мы живем в городе, останемся здесь еще на некоторое время. Кстати, – добавил он, – вы собираетесь на следующей неделе на бал Содружества родственных искусств?

Не осмеливаясь признаться, что понятия не имеет ни о том, что родственные искусства – чем и кем бы они ни оказались – дают бал, ни о том, где он состоится, Тремейн ответил, что никуда не собирается. Картхэллоу искренне удивился:

– Неужели? В таком случае, обязательно пришлю вам пару билетов. Никак нельзя пропустить, мой дорогой. Самое безумное событие года!

Мордекай Тремейн с изумлением обнаружил, что протягивает визитную карточку, чтобы не произошло ошибки с адресом.

– Чрезвычайно любезно с вашей стороны… – начал он благодарить.

– Пустяки! – перебил Картхэллоу. – Это вы окажете любезность! Мне не хватает именно такого человека. Вероятно, когда-нибудь придется воспользоваться вашими профессиональными заслугами!

Мордекай Тремейн счел знакомство достаточно близким, чтобы позволить себе рискованный вопрос:

– Вы об истории с Кристиной Нил?

К счастью, Картхэллоу не рассердился.

– Значит, вы читали об этой буре в стакане воды, – отозвался он с фальшивой скромностью и добавил: – Поистине, женщины – порождение дьявола.

Сентиментальная душа Тремейна заставила его добавить несколько оговорок столь безапелляционному заявлению, однако он мог понять позицию собеседника. Мужчина – охотник по природе, а потому с трудом воспринимает роль добычи.

На следующий день, после того как сон воздвиг барьер, за которым вчерашний инцидент предстал в более спокойном свете, Мордекай Тремейн пришел к выводу, что оказался свидетелем случайной встречи, закончившейся там же, где началась. Он застал художника в возбужденном состоянии, в свободном парении творческого духа. А сейчас тот уже наверняка забыл о своем обещании. Дату бала Содружества родственных искусств – а Тремейн уже навел справки и выяснил, что это одно из самых ярких светских событий в Челси, – можно со спокойной душой вычеркнуть из календаря.

Однако он ошибся. Через два дня обещанные билеты принесли вместе с короткой запиской. Картхэллоу сообщал, что мечтает о новой встрече. В следующую среду жена собирает друзей и будет счастлива, если мистер Тремейн примет участие в вечеринке. Мордекай Тремейн вспомнил, что в последний раз танцевал так давно, что даже забыл, танцевал ли вообще, он сделал несколько неловких шагов перед зеркалом, а затем позвонил Аните Лейн.

– Право, Мордекай, вы на глазах превращаетесь в галантного кавалера! – воскликнула польщенная дама. – У меня как раз выдался свободный вечер, и я с радостью составлю вам компанию. Хотя бы для того, – шаловливо добавила она, – чтобы увидеть, как вы отплясываете польку!

– Когда-то, – сдержанно парировал Тремейн, – я считался прекрасным танцором.

В трубке послышался веселый смех, и он ясно представил, как серые глаза Аниты Лейн лукаво заблестели.

– Серьезно, Мордекай, – продолжила она, услышав, откуда явились билеты, – вы завоевали симпатию Адриана. А мне-то казалось, будто его интересуют исключительно люди типа Белмонта.

Имя показалось смутно знакомым.

– Белмонт?

– Уоррен Белмонт, – пояснила Анита. – Американский миллионер. Приехал, чтобы купить картины, а Адриан, разумеется, не собирается упускать столь ценную добычу.

Почему-то в памяти вдруг всплыли ее слова, сказанные при расставании в тот вечер, когда Картхэллоу был почетным гостем, и Тремейн проговорил:

– Анита, вы собирались что-то рассказать об Адриане Картхэллоу. Я восхитился его преданностью жене, а вы возразили, что я парю в облаках. Помните?

– Да, – ответила она, и голос утратил веселость. – Помню. Но что бы я ни собиралась поведать, лучше оставить это невысказанным. – Она помолчала и неожиданно спросила: – Вы к чему-то клоните, Мордекай?

– То есть?

– В отношении четы Картхэллоу.

– Разумеется, нет, – заверил Тремейн. – К чему я могу клонить?

– Ни к чему. До свидания, Мордекай. Очень мило с вашей стороны пригласить меня на бал.

Послышались гудки. Тремейн сидел, нахмурившись, и смотрел на трубку, которую все еще держал в руке. Анита не имела привычки говорить загадками. Так в чем же дело? Неприятно чувствовать себя одураченным: пообещала раскрыть секрет и передумала. Приличные люди так не поступают. Надо будет обязательно побеседовать с Анитой на сей счет, причем серьезно.

Однако при очередной встрече появилось множество других тем для обсуждения. Бал Содружества родственных искусств оказался маскарадом. Тремейн поинтересовался, что Анита думает о костюмах королевы Елизаветы и графа Эссекса. В ответ та практично заявила, что Эссекс в пенсне будет смотреться довольно странно, и взамен предложила образы Пьеро и Пьеретты. Печально вздохнув, Тремейн принял справедливые возражения Аниты и отказался от мечты увидеть себя блестящим, пусть и неудачливым графом. Она упомянула только пенсне, однако попутно возник вопрос, выдержат ли его тонкие ноги испытание причудливым нарядом аристократа елизаветинской эпохи. Пожалуй, будет надежнее спрятать слабые икры под мешковатыми штанами Пьеро.