Адриан Картхэллоу отозвался о бале как о самом знаменательном событии года. Войдя об руку со своей спутницей в обширный зал, где уже начались торжества, Тремейн понял, что на сей раз художник не преувеличил разгул фантазии. Цыгане, адмиралы и фельдмаршалы, балерины, уличные торговцы и принцы кружились в танце под разноцветным дождем из конфетти, серпантина и воздушных шаров. По периметру зала двигалась процессия, явившаяся из фантастических глубин пьяного кошмара. Неестественно высокие мужчины с круглыми, гротескно раскрашенными лицами чопорно вышагивали среди странных существ, большинство которых напоминало результаты скрещивания драконов с динозаврами.
Атмосфера бала привела Мордекая Тремейна в восторг. Он расцвел, как тропический цветок на солнце. Вряд ли, конечно, удастся встретить Картхэллоу в пестрой причудливой толпе, но почему бы не воспользоваться предоставленной художником счастливой возможностью повеселиться от души?
Через два часа, мысленно вознося благодарственную молитву за то, что просторные складки костюма Пьеро позволяли чувствовать себя свободнее, чем безжалостное обличие графа Эссекса, Мордекай Тремейн лавировал среди гостей, чтобы принести Аните освежающий напиток. Воздушный шар мягко отскочил от пенсне, отчего оптический прибор съехал на кончик носа еще более рискованно, чем обычно. Над головой нависло огромное лицо. Тремейн встретил взгляд нарисованных глаз и успел удивиться их человечному выражению. Он ловко увернулся от опасного соседства, но в этот момент тучный шут с нелепым красным носом и колокольчиками на колпаке преградил ему путь и принялся греметь трещоткой.
– Что ты с ним сделал? – раздался над ухом ядовитый голос.
– С кем? – испуганно спросил Мордекай Тремейн.
– С покойником, – театрально прошептал шут, и стало ясно, что это Картхэллоу.
Художник схватил его за руку.
– Но моя дама… – успел беспомощно возразить Тремейн, прежде чем Картхэллоу увлек его за собой в неизвестном направлении.
К счастью, Анита Лейн стояла достаточно близко, чтобы увидеть, что произошло.
– Я сразу поняла, что это вы, Адриан, – со смехом призналась она. – Никто другой не смог бы предстать таким дервишем!
Бурная энергия Картхэллоу помогла им пробиться сквозь плотную массу экстравагантных созданий, и вскоре все трое оказались в противоположном конце зала, возле жены Картхэллоу.
– Я нашел того, кого искал! – объявил художник и отступил с гордым величием фокусника, достающего из цилиндра драгоценный приз.
Задыхающийся, мокрый от пота Мордекай Тремейн поправил пенсне и попытался принять достойный облик, с сожалением сознавая, что слишком давно живет на свете, чтобы прыгать по душному залу в костюме Пьеро. Однако Хелен Картхэллоу не усмотрела в его внешности ничего нелепого.
– Надеюсь, Адриан не похитил вас у друзей, – с улыбкой произнесла она. – Сегодня он от души веселится.
– В такой вечер можно простить все, – заверил Мордекай Тремейн. – Мы с Анитой надеялись встретить вас.
В этот восхитительный вечер красота Хелен сияла особенно ярко. Темное бархатное платье мерцало в свете хрустальных люстр и подчеркивало природную грацию движений. Крошечная черная маска скрывала верхнюю часть лица, ярко-красные губы и белая кожа выразительно контрастировали с нарядом.
Картхэллоу заметил искреннее восхищение Тремейна.
– Кто она?! – громогласно провозгласил он. – Пусть я шут, но та, чье лицо однажды заставило выйти в море тысячу кораблей, достойна иного титула!
Мордекай Тремейн задумался, однако изнуренное возбуждением и двухчасовыми усилиями сознание отказывалось определить образ, воплощенный супругой художника. Единственное пришедшее на ум имя – Елена Троянская – казалось слишком очевидным.
– Намек, мой дорогой! – воскликнул Кархэллоу. – Я же дал подсказку!
Мордекай Тремейн растерянно молчал, и тогда художник триумфально объявил:
– Смуглая дама сонетов – вот кто стоит перед вами!
Красные губы под черной атласной маской сложились в улыбку.
– Не обижайтесь на Адриана, – попросила Хелен Картхэллоу. – Шутовской колпак и бубенцы все объясняют и оправдывают.
– Таинственная дама Шекспира, – продолжил Картхэллоу, обращаясь скорее в пространство, чтобы насладиться звучанием слов, чем адресуя послание собеседникам. – Незнакомка из неведомых далей, вдохновившая гения на постижение высот. Разве кто-нибудь способен назвать ее имя, определить мысли, перечислить любовников?
На мгновение Тремейну показалось, будто на его глазах происходит нечто невероятное. Лицо шута предстало безжалостной сатирической маской, мрачная красота Хелен Картхэллоу обрела черты настороженности, а темные глаза в прорезях маски взглянули с выражением мучительного ожидания. Разумеется, виде́ние было лишь абсурдной фантазией: вот муж взял жену под руку, и та улыбнулась. Они стояли рядом и сияли, как юные любовники.
Аниту Лейн связывало с Хелен Картхэллоу близкое знакомство, и скоро дамы погрузились в легкую беседу, которая неизбежно возникает между людьми, не нуждающимися в представлении. Картхэллоу посмотрел на обеих с преувеличенным смирением и повел Тремейна в сторону бара. Продолжение вечера явилось Тремейну в розовом тумане, изредка нарушаемом вспышками энергии, во время которых он пытался танцевать в плотной толпе, напоминавшей о праздновании великой победы.
Он проводил домой Аниту, в ужасе вздрагивавшую от мысли о предстоящем всего через несколько часов утреннем просмотре кинофильма. И наконец добрался до постели. Вечер вспоминался сверкающим смерчем из серпантина, воздушных шаров и фантасмагорических фигур. В сплошной пестрой массе выделялись лишь отдельные странные образы. Адриан Картхэллоу в шутовском колпаке с бубенцами, отплясывающий, словно школьник. Разгоряченное, полное энергии лицо Аниты Лейн. Роберта Ферхэм, осыпающая присутствующих пестрым конфетти из сумки почтальона.
Картхэллоу представил мисс Ферхэм – некрасивую девушку с волосами мышиного цвета, чьи невыразительные черты никак не удавалось запомнить. Она нарядилась почтальоном, а в сумке якобы лежали письма. Сомнительно, что в бешеном круговороте бала Мордекай Тремейн вообще обратил бы на нее внимание, если бы не открытое обожание, с которым бледные глаза смотрели на Адриана Картхэллоу. С подобным поклонением созерцают божество. Художник многозначительно взглянул на Тремейна и пожал плечами.
Итак, Роберта Ферхэм входила в когорту женщин, готовых пасть к ногам Картхэллоу. Став свидетелем нескрываемого поклонения, Мордекай Тремейн проникся сочувствием к объекту страсти. Публичное преследование доставляет неудобства даже самому тщеславному человеку, готовому принять лесть и низкопоклонство.
Внешне мисс Ферхэм не принадлежала к типу женщин-охотниц. Ее трудно было назвать сиреной, сладкой песней увлекающей впечатлительного героя в неодолимые заколдованные волны, прочь от законной жены. Ее откровенное благоговение прикрывалось вуалью скромности. Роберта восхищалась издалека и возводила дворец мечты, полагаясь на редкие случайные взгляды, брошенные кумиром в бесконечной мудрости и доброте.
Хелен Картхэллоу не могла не замечать происходящего, однако виду не подавала. Держалась естественно и дружелюбно, без малейшего намека на превосходство и обладание желанным сокровищем. Несомненно, она заставила себя смириться с необузданным вниманием к супругу со стороны женщин и привыкла философски принимать то, что нельзя исправить. В конце концов, жена, уверенная в любви и преданности мужа, может позволить себе роскошь терпимости в отношении не столь удачливых соперниц.
Наверное, постоянные мысли о Хелен Картхэллоу обусловили то обстоятельство, что последний из инцидентов счастливого, хотя и туманного вечера был связан именно с ней.
Адриан Картхэллоу танцевал с Анитой Лейн. Супруга пожелала отдохнуть от пестрого вихря, Мордекай Тремейн проводил ее в более спокойный уголок, присел рядом и завел неспешную беседу. Внезапно прикрытый черной атласной маской взгляд оживился, и стало ясно, что внимание собеседницы переключилось на иной объект. Мимо проплывал в танце цыган. Высокий и стройный, он двигался легко, выделяясь в толпе мускулистой грацией. Поверх плеча партнерши цыган вызывающе открыто, в упор смотрел на Хелен. Мордекай Тремейн увидел, как взгляды встретились на тот самый миг, который называют бесконечным. Двое молодых людей молча общались через разделяющий их мир. Женщина в струящемся темном платье, оттенившем контраст белой кожи и алых губ, и красивый, полный сил, уверенный в себе мужчина.
