– Как ощущения? – спрашиваю я Туне, с трудом отрывая взгляд от построек, расположенных ниже нас.

Она втягивает носом холодный свежий воздух и поджимает губы, прежде чем поднимает на меня глаза.

– Не знаю, – отвечает, потом криво улыбается. – Я ведь уже говорила. Я не верила, что смогу когда-нибудь приехать сюда, что все зайдет так далеко. Я еще толком не осознала, что мы здесь.

– Но мы здесь, – говорю я, как для нее, так и для себя самой.

Теперь Туне наконец улыбается по-настоящему, обнажая белые зубы, – и тем самым разрушает напряжение, возникшее между нами с тех пор, как я проснулась в машине.

– Да, – говорит она. – Само собой, мы здесь. Поскольку ты – чертов бульдозер, Алис.

Я начинаю смеяться – неистово, эйфорически. Пусть даже меня трясет от холода (следовало надеть куртку, прежде чем я вылезла из машины), мы же все равно сейчас здесь. А значит, действовали правильно, не напрасно сидели чуть ли не ночи напролет, строя наши планы; и не зря я отказывалась от массы важных дел и занималась всякой чертовщиной ради нашей цели. Ведь мы в Сильверщерне. И сделаем наш фильм. «Город» станет реальностью. Проект, начинавшийся с моей детской фантазии, уже начал осуществляться.

По идее, я должна была услышать, как открываются двери другой машины, но эти звуки растворились в моем смехе. И то, что мы с Туне уже не одни на склоне, стало для меня сюрпризом.

– Черт, какое место, – слышу я голос Эмми и резко прекращаю смеяться.

Вздрагиваю и смотрю на остальных. Эмми стоит с водительской стороны нашего автофургона, прислонившись к нему, так что ее белая футболка как бы растворяется в его краске. Ее прокрашенные хной волосы уложены в конский хвост; джинсы, пожалуй, великоваты. Они, возможно, принадлежат нашему оператору. Я так толком и не поняла, какие отношения связывают их – помимо того что когда-то они работали вместе. Если верить Эмми, он отправился с нами чуть ли не по доброте душевной, поскольку обычно берет за свои услуги чуть ли не в три раза больше, чем мы сможем заплатить ему за эти пять дней.

Оператор Роберт (вроде так его зовут – он представлялся и при первой встрече, и вчера, когда мы впервые собрались всей командой, но у меня плохая память на имена) стоит сразу за ней. Он высок и широкоплеч, и был бы даже красив, если б не морковно-красные волосы, а также множество золотистых веснушек, украшающих помимо лица шею и, вероятно, тело; все это в комбинации с невидимыми бровями и карими глазами делает его слишком похожим на белку. Он тоже молчалив. По-моему, я слышала от него не более четырех предложений за все время нашего знакомства, включая тот, первый раз и наше вчерашнее общение.

– Какой у нас план? – спрашивает Эмми, глядя на меня в упор.

Я откашливаюсь и говорю:

– Разобьем лагерь внизу, на центральной площади. Она станет хорошей отправной точкой, поскольку находится в центре города. Нам надо спуститься туда. Это на другой стороне реки, но, по имеющимся у нас сведениям, мосты еще достаточно крепкие и смогут выдержать наши машины.

– Откуда такая информация? – спрашивает Эмми, удивленно приподнимая брови. – Мне кажется, этого нет ни на каких картах.

Слышу, как вдалеке открывается дверь машины. Максу явно интересно, почему мы стоим.

– Из отчета, – отвечаю я, пытаясь подавить раздражение, волной нахлынувшее на меня.

«Ты же знала, на что обрекаешь себя, когда просила ее стать частью команды», – напоминаю я себе.

– Из отчета, составленного горнодобывающей компанией в конце девяностых. Они побывали здесь и обследовали эту территорию, – объясняю я. – Его копия находится среди полученных нами бумаг.

– И ты действительно считаешь эту информацию по-прежнему актуальной? – спрашивает Эмми. – Я имею в виду, ей же уже двадцать лет. То, что мосты были безопасны для машин тогда, вовсе не означает, что они остаются такими и сейчас.

– Мы съедем вниз и проверим, – отвечаю я коротко. – И если они будут выглядеть как-то не так, просто изменим наши планы.

Вижу, как к нам, обходя автофургон, приближается Макс.

– Что происходит? – спрашивает он.

– Ничего, – говорю я.

Эмми бросает взгляд через плечо. Она, похоже, откровенно невзлюбила его с того момента, как он появился в наших рядах. Макс щурится, смотря в сторону солнца; белокурые волосы свешиваются ему на лоб, уголок воротника рубашки задрался к горлу. Я знакома с ним с тех пор, когда он еще имел привычку ходить в заношенных футболках с названиями рок-групп, которые никто, кроме него самого, не знал. И пусть сегодня Макс достаточно богат, чтобы отправиться с нами в дорогу в качестве спонсора проекта, и носит рубашки, стоящие больше всего моего гардероба, у него по-прежнему такой вид, словно он чувствовал бы себя комфортно и в том старом прикиде.

Туне смотрит на небо и замечает:

– Нам надо спешить.

И тогда я тоже понимаю, что уже начало темнеть.

– Сейчас мы будем спускаться по склону, – сообщаю Максу, как раз успевшему подойти к нам, а потом обращаюсь к другим: – Просто следуйте за нами.

К счастью, Эмми лишь молча кивает, а потом спрашивает своего напарника:

– Роберт, хочешь сесть за руль?

Макс поднимает большой палец, глядя на меня, и тоже возвращается к своей машине.

Я запрыгиваю на водительское сиденье и слышу, как Эмми кричит мне:

– Только езжай осторожно, чтобы не повредить оборудование!

– Не ты же за него платила, – бормочу я и резко захлопываю за собой дверь.

На склоне не видно и намека на остатки дороги или тропинку, ведущую вниз. Где-то некогда явно находилась какая-то грунтовка, но, как я ни искала по картам, мне не удалось ее найти. Большинство поставок в город и из него обычно осуществлялось поездом.

Кусаю себя за щеку – и медленно начинаю спуск. Заслышав, как у меня за спиной в грузовом отсеке что-то начинает двигаться вперед, крепче сжимаю руль. Туне оглядывается через плечо, пусть сквозь железную стенку ничего не увидишь, потом снова поворачивается вперед и спрашивает меня:

– Ты уверена, что сможешь работать с ней?

Скорее всего, она задает этот вопрос без всякой задней мысли, но я все равно принимаю его как критику в свой адрес. Ничего не поделаешь, Туне порой не хватает такта.

– А разве у меня был выбор? – говорю я просто.

Мы переезжаем через корень, и машину подбрасывает.

– Да уж точно, – соглашается Туне. – Никакого.

Эмми стала последним выходом. Я задействовала все возможные контакты в нашей сфере, давала объявления и искала через социальные сети, но всё без результата. Конечно, кое-кто интересовался – но все они сразу же давали задний ход, стоило им узнать, сколь ограничены мы в средствах и какой скудный у нас опыт. Диплом по специальности кинопроизводство и участие в нескольких коротких проектах в качестве ассистента продюсера весят не так много, когда надо набрать собственную команду. Нелегко найти людей для очередного малобюджетного проекта, особенно когда нужен грамотный персонал.

В конечном итоге я сдалась – однажды вечером, пребывая в полном отчаянии после того, как моя последняя надежда, бывший одноклассник и экс-бойфренд, который, несмотря на его вредный характер и длинные сальные волосы, принимал участие в нескольких по-настоящему серьезных детищах ТВ-4, позвонил и отказался, когда ему предложили другую работу, где платили нормальную зарплату. Я сдалась – и назвала имя Эмми.

До той поры я и Туне ни разу не упоминали ее в наших разговорах. Однако, несмотря на все мои усилия делать вид, будто Эмми Абрахамссон никогда не существовало, я не забывала о ней, проверяла ее страничку в «Фейсбуке» с равными промежутками, «гуглила» ее порой поздними вечерами. После универа у нее все сложилось хорошо. Лучше, чем у большинства других с нашего курса. Половина из тех, с кем мы учились, ушли из киноиндустрии в течение пары лет после выпуска. Но не Эмми.

Собственно, это не удивило меня. Она всегда была ушлой. И дружила с головой.