– Что такое, – Молчан бросил окурок в гравий и затоптал его носком резинового сапога, – не нравится?

– Этого я не говорил.

– А что тогда?

Володаров еще раз окинул взглядом придомовой участок, чтобы убедиться, что все верно понял.

– Просто вы сказали, что усопший был старожилом.

– Альбертыч-то? – Молчан задумался. – Девяносто два годка было, как помер, если мне память не изменяет. Может оно в городе теперь по-другому называется, но у нас – старожил. Значит, не ошибся, все верно сказал. А что?

– И жил, вы сказали, он один.

– Один. Есть такое. Ну а что?

– И даже родственники на похороны не приехали?

– Да, не приехали. Что ж такое-то, ну?

– Нет, нет, ничего. Просто я не совсем понимаю, как девяносто двух летний старик без посторонней помощи мог держать дом и двор в таком хорошем состоянии.

Молчан уже было открыл рот, чтобы ответить, но понял, что ответа на этот вопрос у него нет.

– А ты молодец, Геннадий Павлович. Хорошую тему поднял. Я раньше как-то и не задумывался. Альбертыч у нас боевой старичок был. Везде нос сунул, на всех собраниях сельсовета присутствовал. Да чего уж там, две войны мировых пережил и революцию. Думается мне, что такой человек дому своему управу найти мог.

– Но не в девяносто два же?

– Да кто его знает? Оно ж ведь как бывает? Старики на пенсию когда выходят, сладить с временем свободным не могут. Одни от безделья чахнут, разваливаются, а другие – начинают занятия себе придумывать. Кто в гараже с машиной возится, кто на огороде… Так и живут, пока шевелятся. Стало быть, Альбертыч из последних был. До победного шевелился, пока не помер.

– Стало быть, так, – кивнул Володаров, не желая больше развивать эту тему. Ему все еще было интересно, как предыдущий жилец в столь пожилом возрасте мог справляться с тяжелыми бытовыми задачами, но раз Молчан нужных ответов предоставить не мог, стоит повременить и поспрашивать других знакомых этого Альбертыча. Скорее всего, никакой тайны здесь не было, и старику помогал кто-то из местных, но Володаров просто не любил неотвеченных вопросов.

Молчан прошел вдоль заготовленных цветников к входной двери, поднялся по трем маленьким ступенькам и снова принялся ковыряться в связке ключей. На этот раз много времени не понадобилось. Нужный ключ был помечен такой же белой точкой, что и ключ от ворот. Отперев дверь, Молчан отошел в сторону, пропуская Володарова вперед.

– Заходи, Геннадий Павлович, будь как дома.

Гена дружелюбно улыбнулся, проходя мимо Молчана. Улыбку тут же смело резким запахом табачного дыма, вырвавшегося изо рта сельского головы.

Сразу за входной дверью располагался небольшой тамбур, в котором у стены стояла лесенка, ведущая на чердак. Володаров зашел в помещение, вытер подошвы туфель (ботинок он решил не надевать) о тряпку, лежавшую на полу, затем без задней мысли потянул за ручку второй двери и чуть не оказался сбитым с ног большим черным котом. Неистово вопя, животное выскочило из дома, наткнулось на Володарова, запуталось у него в ногах и после недолгого замешательства пулей вылетело на улицу.

– Ого! – Молчан проводил взглядом удалявшегося кота, затем тоже зашел в тамбур. – Вот это скорость, я понимаю.

– Предположу, что это кот усопшего? – поинтересовался Володаров.

– Наверное. В Каменке полно котов. Пойди разбери кто чей. Но животину жалко.

– Это почему?

– Ну дык я сюда три дня как не заходил.

– Думаете, он все это время здесь запертый сидел? – Володаров вошел во вторую дверь и оказался на просторной кухне, одновременно являвшейся центром дома. Отсюда можно было попасть в три прилегавших комнаты и небольшую кладовую.

– А как еще? В доме окна и двери заперты. Это чтоб народ раньше времени добро растаскивать не начал. Наверное, зараза, все углы обгадил. Смотри под ноги, Геннадий Павлович.

Убранство кухни было простым, но от этого не менее уютным. Пол из досок, дровяная печка с плитой для готовки и лежанкой в соседней комнате, большой обеденный стол в углу, умывальник с подставленным снизу ведром.

– А что, водопровода в доме нет? – спросил Володаров, разглядывая ведро.

– Да ну, ты чего? Компрессорная станция вместе с карьером закрылась. Хорошо хоть электричество осталось. Но это тоже ненадолго. Платить людям за свет нечем, в долгах сидим.

– Понятно, – безучастно протянул Володаров, заглядывая в соседнюю комнату. Ею оказалась гостиная, чем-то напоминающая Молчановскую. Похожий советский шкаф, вот только книг гораздо меньше и разложены они аккуратно. Похожий советский стол со стульями. Такие же светлые занавески на окнах. На полу истоптанный старый ковер.

Следующей комнатой, в которую отправился Володаров, была спальня. Здесь все было еще проще. Полуторная кровать с металлическими быльцами и досками вместо сетки, да шкаф для одежды.

За последней, третьей дверью скрывался рабочий кабинет. По крайней мере так решил Володаров, увидев массивный стол с различными письменными принадлежностями, в центре которого стояли увесистые часы.

Окинув беглым взглядом свое новое место жительства, Володаров вернулся на кухню, где его ждал Молчан.

– Ну как, хороший дом?

– Да, хороший. Я бы даже сказал, очень. Слишком хороший.

– Это как?

– Вы не подумайте, я не перебираю. Просто у меня в голове не укладывается, что здесь жил одинокий девяностодвухлетний старик. Смотрю я на всю эту чистоту и не верю.

– Ну что я могу сказать? Дело твое, Геннадий Павлович. Хочешь верь, хочешь – нет. Альбертыч, сколько я его помню, всегда был очень опрятный и дисциплинированный мужик. Такой хозяйство в узде держать мог, это точно.

Вололаров кивнул, принимая аргумент Молчана, но сам остался при своем мнении. Он слишком много раз бывал в квартирах пенсионеров, чтобы не заметить разницу. И дело было даже не в чистоте, которую могли навести уже после смерти хозяина. Дом Альбертыча отличался отсутствием специфического запаха, которым непременно пропитывались стены, пол, потолок. Запаха, который очень легко запоминается и крайне сложно выводится. Запаха человеческой старости.

– Еще вопросы надоедливые к казенной жилплощади имеются? – Молчан шмыгнул носом. В доме со смерти хозяина никто не топил и от того здесь было холоднее чем на улице.

– Думаю, как-нибудь разберусь, – ответил Володаров, заглядывая в пустую кладовую.

– Самостоятельный? Это хорошо. Тогда вот, держи, – Молчан снял со связки два ключа с белыми пометками. – Только не потеряй. Запасных пока нет. Не успел сделать.

– А мне документы никакие подписывать не нужно?

– Чего? Какие еще документы? Кому твои документы здесь нужны?

– Здесь может быть и нет, а начальству моему нужны.

– Тогда сначала разберись с этим начальством, на кой они тебя сюда засунули, Геннадий Павлович, – в голосе Молчана отчетливо читалось ехидство.

Володаров осекся. Он попытался снова вспомнить подробности своего назначения, но не смог. Лишь какие-то размытые образы и обрывки общих фраз, не более. Ощущение складывалось такое, что в тот день он был чертовски пьян или не в себе. Будто память не хотела, чтобы он в ней рылся.

Вдруг к горлу подкатила горькая волна, и Гену стошнило смесью яиц с солеными помидорами прямо в ведро под умывальником.

– Ты чего? – участливо поинтересовался Молчан, склонившись над усевшимся на пол Володаровым.

– Ничего, – он вытер рукавом рот и тяжело выдохнул. – Самогон у вас, Валера, чистый яд.

– Чего ж яд-то сразу? Ну может немного крепковат… Но дык это для безопасности. Тем паче спирт дорогой, а работать как-то надо. И вообще, ты, Геннадий Павлович, слишком городом разнежен. Вот поживешь у нас с годик, закалишься, так тебе мой ореховый нектаром покажется.

– Этот годик еще как-то пережить надо.

– Ай! – Молчан махнул рукой. – Давай только на полу не сиди. Простудишь себе все. Вставай, переодевайся в чистое… У тебя же есть чистое?