Очевидно, моя маленькая пленница видит весьма приятный сон, и я понимаю, что мне надо повернуть свою задницу и вернуться в кровать, которую я только что покинул, но я этого не делаю. Я как будто опять вижу мою Дарью, то, как она ласкала себя для меня, намеренно сводя меня с ума от похоти. В семье я известен своим исключительным самоконтролем и непоколебимой силой воли, но этого я не могу в себе отрицать. Возможно, эта девушка — самая опасная угроза для меня.

Когда с ее губ срывается приглушенный стон и она выгибает спину, как кошка, натягивая затвердевшими сосками тонкую ткань футболки — моей футболки — я собираю всю волю в кулак, чтобы не подойти к дивану и не прикоснуться к ней. Только один раз. Только чтобы вспомнить, какова на ощупь гладкая женская кожа.

Каким-то образом мне удается сдержаться. Тем не менее, придя в себя, я обнаруживаю, что, с вожделением наблюдая за ней, тру свой толстый член через черную ткань спортивных штанов, воображая ее руку вместо своей. А еще лучше губы. Мое тело замирает от напряжения, животное рычание рождается в груди.

— Пожалуйста… пожалуйста… о, пожалуйста, — не перестает умолять она, извиваясь на диване и все крепче сжимая бедра.

Моя рука перемещается под резинку штанов, пальцы крепко обхватывают член, и я начинаю медленно двигать по нему рукой. Девушка поднимает руки над головой, и они свешиваются с подлокотника, запястья скрещены, как будто связаны вместе, и воспоминания о ней, привязанной к кровати, в ту первую ночь в моем доме вспыхивают перед моим мысленным взором. Тогда я испугался, что она станет моею погибелью. Когда я впервые посмотрел ей в глаза, я понял, что так и будет.

Эти чертовы глаза. Такого глубокого синего цвета, с которым не сравнится даже самый дорогой в мире сапфир. Такие глаза я видел лишь однажды. У моей Дарьи. Моей чертовой ахиллесовой пяты.

Громкий стон и последовавший за ним возглас: «Да, сэр!» переключают мое внимание, и я начинаю наращивать темп. За последние пару лет я дрочил не одну сотню раз, я так часто ходил в стрип-бары, что теперь меня даже не возбуждает вид обнаженной женщины. Но это совсем другое. Она представляет собой самое сексуальное зрелище, которое я когда-либо наблюдал. Она — мой самый прекрасный сон, и одновременно самый страшный ночной кошмар. И я на хер бессилен против этого.

Я просто чувствую, как мои яйца сжимаются, на меня накатывает оргазм, внезапно девушка вздрагивает и каркающим голосом кричит, чистый экстаз на ее лице меняется на бесконечный ужас. Я тут же смущенно ослабляю хватку на члене.

Ее руки опускаются и обхватывают тело за ребра, прикрывая его, как доспехами. Она подтягивает колени к животу и начинает дрожать, тряся при этом головой.

— Нет! Нет! Убирайся от меня!

Паника в ее голосе раздирает меня пополам, и в то же мгновение весь сексуальный голод, испытываемый моим телом, сменяется на тревогу. Ее шея наклоняется то в одну, то в другую сторону, тело подрагивает, а сама она продолжает выкрикивать кому-то неизвестному мольбы остановиться. Мое сердце падает вниз, желудок сжимается, и мне кажется, что они бьются друг о друга, вызывая мощный взрыв, который бросает меня к ней.

Взяв ее на руки, я опускаюсь в кресло, стоящее рядом с диваном, и крепко прижимаю к себе, отчаянно желая успокоить. Я слегка раскачиваюсь вперед-назад, прижимаясь губами к ее макушке в успокаивающем поцелуе.

— Тише, котенок. Все будет хорошо. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь произошло, — шепчу я.

Мой разум все еще пытается справиться с только что увиденным. К счастью, она глубже зарывается лицом в мою грудь, и ее частое, прерывистое дыхание постепенно успокаивается, а всхлипывания затихают. Я понятия не имею, что на хер только что произошло, но прекрасно понимаю, что подобные сны — не плод чрезмерно живого воображения. Что бы это ни было, она сталкивалась с этим в реальной жизни. И от этого мне хочется убить на хер того, кто с ней это сделал. Но только после продолжительных многочасовых пыток, которые я не побрезгую проделать своими собственными руками.

В то мгновение, когда она стряхивает с себя туманное забытье и осознает, что сидит, прижавшись ко мне, каждый мускул в ее теле напрягается, и она перестает дышать. Я почти могу услышать борьбу, происходящую у нее в голове. Часть ее хочет оттолкнуть меня, сбежать обратно на диван и установить между нами хоть какую-то дистанцию, но в то же время она дрожит, она в смятении от того, что только что вспомнила, и ей нужна безопасность и уверенность моих рук.

Мои объятия крепки. Я никак не могу забыть то, что только что увидел, и хотя это был всего лишь краткий эпизод, нельзя усомниться в глубине и силе того, что она испытала. Я должен знать, что же произошло. Я должен убедиться, что с ней все в порядке. Не знаю почему, но должен.

— Как ты себя чувствуешь, девочка? — наконец с пересохшим горлом спрашиваю я.

— Нормально, — кивая, икает она.

Я рад, что она не делает попыток слезть с моих коленей, и воспринимаю это как знак того, что могу продолжать разговор.

— Ты помнишь, что тебе снилось? Я услышал, как ты кричишь, и пришел посмотреть, в чем дело.

Ну, частично я говорил правду.

Она снова кивает:

— Да.

— Винсент?

— Нет, — бормочет она. — Гораздо хуже.

Я делаю следующее вполне логичное предположение:

— Ис?

При звуке этого имени она теснее прижимается ко мне, без слов отвечая на вопрос.

Несколько минут мы молча сидим, каждый погруженный в свои мысли. Интересно, Иса или Мэддена, парня, с которым, как мне известно, она недавно встречалась, она представляла в первой части своего сна. Потом мне становится любопытно, почему она считает, что Ис гораздо хуже, хотя ясно, что теперь он не представляет для нее никакой угрозы. Она была в этом уверена.

— Почему?

Прежде чем я успеваю сообразить, это слово срывается с моих уст.

Девушка запрокидывает голову назад и пристально глядит на меня сквозь мокрые слипшиеся ресницы:

— Что почему?

Наши глаза встречаются, и от ее небесно-голубых молний у меня перехватывает дыхание. Когда я держу ее в своих руках, ее сходство с Дарьей становится еще более заметным. Пытаясь подобрать слова, я тяжело сглатываю:

— Почему ты считаешь, что Ис гораздо хуже, чем его отец?

Даже не моргнув глазом, она отвечает:

— Потому что те, кого ты любишь, всегда могут ранить тебя сильнее.

— Умная девочка, — отвечаю я.

В моем голосе звучат нотки удивления, но это не из-за ее ответа, а из-за внезапной перемены в атмосфере, царящей между нами. Я не знаю точно, что это, и не знаю, как это описать словами, но что-то изменилось. Мы изменились. По какой-то причине я ловлю себя на мысли, что надеюсь, что так останется и впредь. Я действительно имел это в виду, когда говорил, что не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось. Теперь она не только под моим наблюдением, но и под моей защитой, и от этого в моей груди как будто становится больше воздуха.

Положив локоть ей под шею, я мягко направляю ее голову обратно к себе на грудь и кладу подбородок ей на лоб.

— Поспи еще немножко, котенок. Обещаю, ты будешь в безопасности.

Глава

9.

(Until the Day I Die — Story of the Year)

Мэдден

Утреннее солнце, пробивающееся сквозь тонкие занавески, заливало теплым, мягким светом комнату отеля в центре Чикаго. К несчастью, сидя на огромной роскошной кровати с чашкой кофе в руке и читая в Интернете старые газетные статьи, я ощущаю внутри себя что угодно, кроме тепла. После прочтения подробностей жизни Блейк, когда она была еще Брайли, кровь, текущая в моих венах, стала холодной, как арктический лед. Даже еще холоднее.

Одна мысль о том, что ей пришлось вынести — о том, что она наблюдала, и, что еще хуже, испытала — заставляет меня испытывать ужасную жажду крови. Может быть и хорошо, что вчера во время первоначальной вылазки я не нашел Винсента Риччи. Тогда, возможно, этим утром вместо «Хилтона» я бы проснулся в серой тюремной камере.