Даже расколет собственную душу на части.

Но тогда Арчер пересечет ту незримую черту, из-за которой не будет возврата, и в погоне за своими желаниями потеряет самого себя. И это осознание, что однажды Гарри посмотрит в глаза лучшего друга и не увидит его там, что из глубины тёмных глаз на него с равнодушным безразличием взглянет незнакомец, ужасало его.

Пол под ногами будто дрожал и качался. Нужно заставить себя успокоиться. Нужно взять себя в руки, добраться до спальни и лечь спать, чтобы больше ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Чтобы ему больше не было так страшно.

По крайней мере, теперь было понятно, зачем Дамблдор показал ему все эти воспоминания. Директор, как и Снейп, пытается доказать, что человек, которому он доверял больше жизни, который был его лучшим другом и единственной семьей, лжец и предатель. Что он враг.

— Я скорее умру, чем поверю в это, — стиснув зубы, прорычал Поттер.

«Я скорее умру, чем приму это».

Но хуже всего становилось не от предательских сомнений в искренности Тома, которые поселились в душе после просмотра воспоминаний о Риддле. Куда больше пугало то, что шестнадцатилетний мальчишка, каким бы умным или талантливым магом он ни был, не сможет пережить эту безумную попытку превзойти Тёмного Лорда. Что, так или иначе, Том погибнет, от своих рук или от чужих. И это неизбежно.

Опираясь рукой о стену, Гарри, еле переставляя ноги, побрел к слизеринскому общежитию. Сейчас больше всего на свете он мечтал понять, как ему сохранить жизнь, душу, разум и сердце лучшего друга, который постепенно проваливался в бесконечно чёрную бездну. Как спасти Тома от самого себя? От того, кем он может стать. Ведь если он потеряет Тома, то что останется от него самого? Какой смысл будет у этой жизни?

*

Гарри отложил дневник Салазара и, потянувшись, отрешенно уставился в потолок. Том, расположившийся в кресле напротив, в окружении остальных записей Слизерина и собственных заметок, с любопытством взглянул на него.

— Ты удивительно тихий со вчерашнего дня, — заметил он. — О чем вы говорили с Дамблдором?

Поттер устроился поудобнее на диване и в задумчивости скосил глаза на Арчера, после чего вновь обратил взгляд к потолку библиотеки.

— Я всё думаю, — медленно протянул он, после продолжительного молчания, — что происходит с личностью и мировоззрением человека после создания крестража…

На лице Арчера при этих словах не отразилось ни единой эмоции, лишь где-то в глубине обсидиановых глаз, вспыхнул ледяной огонь.

— Что тебе известно о создании крестража?

— Только то, что для этого нужно расколоть собственную душу на части и принести кого-то в жертву, — Гарри иронично глянул на друга, — так что как способ продления жизни для нас с тобой этот вариант отпадает, как бы тебя ни привлекала перспектива вечной жизни.

— Откуда ты узнал об этом? — осторожно уточнил Том. — Нигде в библиотеке Слизерина этой информации не было.

— Зато была в доме Блэков, — Поттер тоскливо вздохнул. — Такие книги пропали…

— О, — Том бросил на него колючий взгляд. — И мне ты рассказал о своей находке только сейчас, потому что?..

— Всё недосуг было, — Гарри прикрыл глаза. — Том, как думаешь, эта… кхм, кровожадность Волдеморта — следствие создания крестражей или он таким был и до этого?

Арчер тихо фыркнул.

— Нельзя сразу родиться кровожадным, — заметил он.

— Если только ты не комар, — насмешливо откликнулся Гарри и, помрачнев, признался: — Не понимаю, как можно сотворить такое с собственной душой?

Том пожал плечами, откидываясь на спинку кресла.

— Довольно обидно годами по крупинкам собирать власть и могущество, бороться со всем миром и раз за разом демонстрировать каждому усомнившемуся недоумку собственное величие, чтобы в один прекрасный день стать просто смрадным куском гниющей плоти, — сказал он. — Тёмный Лорд хотел управлять смертью, а не быть её очередным, хм, приобретением.

— Но зачем? — Гарри нахмурился.

— Это противоестественно — умирать, — с отстранённой задумчивостью отозвался Том.

— Чушь какая, — Поттер пренебрежительно фыркнул. — Это закономерный цикл и любое живое существо подчиняется этим законам природы. Отрицать их — значит отрицать сам факт своей принадлежности к этому миру.

— Боги должны быть бессмертны, — заметил Арчер, заслужив ироничный взгляд лучшего друга.

— Не могу сказать, что верю в богов… или бога, — скривился тот, — но раз уж на то пошло, Смерть — единственный Бог в этом мире, и управлять ей никому не под силу. Зато разозлить её очень даже можно.

— Но если кто-то сможет превзойти этого бога, не значит ли это, что он станет всемогущим? — настаивал Том.

Гарри помолчал.

— И что же? Самому стать Смертью? Решать, кому жить, а кому умирать? — он возвел взгляд к потолку. — Интересно, нравится ли Смерти её работа? Как по мне, так это отвратительно одинокое и грустное существование.

— Абсолютная сила — заманчивая перспектива.

— О да, ведь только ради этого мы и живем, — иронично хмыкнул Поттер, — ради силы и власти. Других радостей жизни нет, — он немного помолчал. — Знаешь, чем пахнут крестражи?

— Хм? — Том с любопытством взглянул на друга.

— Гниением, — Гарри, скривился, вспоминая удушающий, тошнотворный запах, который источал медальон. — Теряя свою целостность, душа начинает гнить и увядать, пока в итоге в крестраже не останется мертвый кусок некой закостенелой материи, которая хоть и держит человека в этом мире, но больше ничего не испытывает. Создавая крестражи, ты не обманываешь смерть и не становишься с ней на одну ступень, Том. Ты уничтожаешь самого себя. Убиваешь сам смысл собственного существования, пока в нем не остаются лишь мрак и холод.

— И, тем не менее, Волдеморт вернулся из мёртвых, — спокойно парировал Арчер. — Не в этом ли весь смысл? Быть свободным даже от Смерти.

— Это клетка, а не свобода, — вздохнул Гарри. — И он сам себя запер в ней. Всё что собой представляет сейчас Волдеморт, это тусклое, призрачное воспоминание того человека, которым он был до того, как расколол собственную душу.

После этих слов в библиотеке повисла тягостная, угрюмая тишина. Арчер в задумчивости рассматривал друга, и в глазах его кружилось какое-то неясное выражение, сродни обреченному осознанию.

— Воспоминание, говоришь, — протянул он.

— Весьма материальное и смертоносное, конечно, — Гарри безрадостно улыбнулся, — но всё же воспоминание. Что вообще он может чувствовать, если от души у него остался один лишь огрызок? Хоть что-то в этой жизни радует его? Может ли он испытывать любовь? Или счастье? Что у него осталось кроме ненависти и алчности?

— Могущество? — с усмешкой предположил Том.

— А зачем оно нужно? Какой в нём смысл, если всё, на что ты способен, это убивать, разрушать и ненавидеть, но даже это не приносит тебе удовлетворения? Зачем жить, если не можешь хоть что-то почувствовать? Если радость, любовь и свет тебе более недоступны? Зачем нужна эта власть, если ради неё ты жертвуешь собственной душой?

— И всё же, это не помешало ему стать великим волшебником, — напомнил Арчер.

— Он не великий, — Поттер скривился. — Величие измеряется не тем, как много ты можешь разрушить. А тем, что ты можешь создать. Велик не тот, кто силен и жесток. А тот, кто использует данную ему власть и силу мудро. Волдеморт же все силы бросил на уничтожение тех, кого презирал и ненавидел и на идиотские крестражи, которые окончательно свели его с ума.

— Так что тебе рассказал директор? — помедлив, спросил Том, резко меняя тему.

— Он показал мне воспоминания. О Волдеморте.

— О, — понимающе протянул Арчер. — Так вот откуда вся эта философия. И что за воспоминания?

— О Гонтах, о его детстве… о жизни в приюте, — Гарри вздохнул и повернул голову, обратив на друга растерянный взгляд. — Скажи, Том, нормально ли это — сопереживать человеку, который убил твою семью?

Тот помолчал.