— Как я понял, Гарри, ты уже не раз пропустил занятия зельеварения, — сказал он. — Могу я узнать, почему?

Поттер мрачно взглянул на него.

— По личным причинам, сэр, — ровно ответил он.

Дамблдор помолчал, глядя ему в глаза.

— Могу я узнать эти причины? — полюбопытствовал он.

— Извините, но нет.

— Хорошо, — подобный ответ директора совершенно не разозлил, — я могу понять твои чувства, Гарри, — плавно продолжал он, — но в данном случае, увы, вынужден настаивать, чтобы ты не пропускал занятия, в противном случае тебя просто не допустят до экзаменов.

— Моё отсутствие на уроках никак не повлияет на успеваемость, сэр, — спокойно заверил Поттер. — Я занимаюсь самостоятельно и, уверяю вас, могу сдать СОВ даже сейчас.

— Я ничуть в этом не сомневаюсь, — убеждённо кивнул Дамблдор, продолжая по-прежнему мягко улыбаться. — Но помимо успеваемости существуют также правила школы, которые ты, как ни прискорбно, нарушаешь.

— Можете назначить мне отработку, — буркнул Поттер.

— Гарри, — Дамблдор посерьезнел, — ты ведь и сам понимаешь, что Министерство магии с исключительным вниманием следит за распорядком в Хогвартсе. Рано или поздно им станет известно о твоих пропусках, и в этом случае, боюсь, даже я не смогу оградить тебя от неприятностей.

— Меня посадят в Азкабан за прогулы? — Гарри криво улыбнулся.

— Нет. Но поверь мне, Гарри, министр сейчас будет рад любому поводу исключить тебя. Не стоит доставлять ему такое удовольствие, — он выдержал небольшую паузу, давая собеседнику возможность осмыслить свои слова. — И если тебя исключат и лишат волшебной палочки, ты останешься совершенно беззащитен, что недопустимо в нынешних обстоятельствах.

— Значит, так тому и быть, — упрямо нахмурился Поттер, и всё же упоминание Фаджа заставило его несколько иначе взглянуть на ситуацию. — Но… я подумаю над вашими словами, сэр.

В кабинете на какое-то время повисла гнетущая тишина, которую нарушал лишь шорох перьев Фоукса и негромкий перезвон волшебных вещиц на полках.

— Что ж, — наконец, неторопливо произнёс директор, разочарованным или сердитым он при этом не выглядел, — я не могу заставить тебя изменить отношение к ситуации, и в данном случае лишь пытаюсь направить по верному пути. Меня, безусловно, огорчает твоё поведение, но я верю, что ты разумный молодой человек и в итоге примешь правильное решение, в противном случае для тебя всё может обернуться весьма печально. Но, — Дамблдор рассеянно пригладил серебристую бороду, и в его голубых глазах замерцал лукавый огонёк, — по правде сказать, я пригласил тебя не только по причине твоих пропусков.

Гарри вскинул на профессора удивленный взгляд.

— Да?

— Да. Я бы хотел кое-что показать тебе.

Он неторопливо повел рукой в сторону одной из полок, с которой плавно соскользнул массивный каменный сосуд, опоясанный по краю резными письменами и символами. Медленно проплыв по воздуху в их сторону, сосуд, от содержимого которого исходило яркое серебристое свечение, опустился на стол перед директором. Поттер привстал с кресла и заглянул внутрь, с интересом разглядывая необычное вещество, которое непрерывно двигалось и закручивалось спиралями, словно потревоженное дуновением ветра.

— Тебе известно, что такое Омут памяти, Гарри? — наблюдая за ним, спросил Дамблдор.

Тот оторвал взгляд от чаши и кивнул.

— Да, сэр. Он предназначен для просмотра воспоминаний, — он снова заглянул в сосуд. — Вы хотите показать мне какое-то воспоминание?

— Именно, Гарри. Точнее сказать, я намерен показать тебе несколько воспоминаний. Мне потребовался не один год, чтобы собрать их, и теперь я бы хотел, чтобы ты увидел их.

Поттер смерил собеседника подозрительным взглядом.

— Зачем?

— Я уверен, мой мальчик, что ты найдешь ответ на свой вопрос, когда увидишь их, — с улыбкой заверил его директор.

Гарри помедлил, разглядывая плавающие в чаше воспоминания, и наконец кивнул.

— Хорошо.

Просмотр всех воспоминаний, которые хотел продемонстрировать директор, занял больше двух часов, и в слизеринское общежитие Гарри возвращался, чувствуя себя выжатым как лимон. Он даже не мог понять, что вымотало его больше: сами воспоминания или те чувства, что он испытывал, когда перед его глазами проходили отрывки чужой памяти. Воспоминания, что он увидел, так потрясли и сбили его с толку, что все мятежные чувства в отношении Снейпа разом ушли на второй план.

Неожиданно для себя Гарри стал свидетелем некоторых эпизодов из жизни семьи Гонт. Он даже предположить не мог, что потомки Слизерина влачили столь жалкое существование, продолжая при этом кичиться своим происхождением, словно это было всем, что имело смысл. Словно они и не видели, в какой нищете, запустении и упадке живут. Словно не осознавали, насколько ничтожными были.

Истонченная, увядающая ветвь, которую он видел на гобелене с родовым древом Слизерина, обрела голоса и лица, и зрелище это было настолько отвратительным, что Поттер невольно посочувствовал Салазару, который, должно быть, и представить не мог, во что превратятся наследники его рода через несколько столетий. Он видел печальную историю любви Меропы Гонт, в которой были лишь отчаяние, ложь, иллюзии, разочарование и смерть. И видел стылый, мрачный приют, в котором провел своё детство Том Риддл. Обрывочные воспоминания о детстве и юности Тёмного Лорда отозвались в душе состраданием и непреодолимым желанием вытащить одинокого, отвергнутого мальчика из этого отвратительного, мрачного мира, в котором тот жил.

Гарри понимал, что причиной этому необъяснимому сочувствию к человеку, по вине которого погибли его родители, стало сходство Тома Риддла с его лучшим другом… черт, он не просто был похож на Арчера. Гарри вообще сперва показалось, что тощий, замкнутый мальчик в той грязной комнатушке приюта и есть его лучший друг. И если бы он не знал, что в свои одиннадцать лет Том жил в соседнем доме на Тисовой улице, он бы принял Риддла за него. Теперь становилось понятно недоверчивое отношение Дамблдора к Арчеру. Том был точной копией молодого Волдеморта, и дело было не только в том, как он выглядел. Всё, от манер, речи и осанки до взгляда и поведения напоминало Арчера. Лишь одно отличало Тома от того двойника в воспоминаниях: Гарри никогда не видел в глазах лучшего друга столь удушающей, всепоглощающей ненависти.

«Как же паршиво тебе жилось», — тоскливо размышлял Поттер по дороге в подземелья, невольно задаваясь вопросом, что стало бы с Арчером, если бы его не забрали из приюта… если бы они никогда не познакомились? Могло ли так случиться, что Том стал бы вторым Тёмным Лордом? У него ведь были для этого все шансы. При этой мысли по спине Гарри пробежал холодок. Не за тем ли Дамблдор показал ему все эти воспоминания? Не пытался ли намекнуть, что его лучшему другу уготована та же участь, что и Волдеморту? Что его будущее предопределено и неизбежно… и не об этом ли были те кошмары Арчера в прошлом году? И сейчас Том, ведомый безжалостной рукой судьбы, идет по пути, который так похож на путь, выбранный когда-то Тёмным Лордом. Всё это стремление к власти и могуществу, жестокость, высокомерие, его идеи, мысли, приоритеты и амбиции… всё так походило на то, что Гарри увидел в Омуте памяти. На то, что сделало Волдеморта тем, кто он есть — убийцей и тираном.

Гарри вдруг понял, что ему трудно дышать. Он остановился посреди коридора и, привалившись спиной к стене, закрыл глаза. Арчер, если только захочет занять место Тёмного Лорда, будет добиваться этого любыми путями. Возможно, это уже происходило. Возможно, слизеринский клуб и все эти разговоры о переходе на сторону Волдеморта не просто фарс и игра. Зная Тома, он вполне был способен на двуличность, интриги и ложь. Способен пройти по головам, чтобы добиться своей цели. Без сожалений и колебаний избавиться от любых слабостей, которые могут ему помешать. Гарри прекрасно это понимал. Как понимал и то, что Том предаст, сломает и уничтожит любого, если только это будет выгодно. Если только это позволит ему стать сильнее.