— Вот черт, — он попытался торопливо отдернуть рукав мантии, пряча раны и отчаянно ругая себя, что забыл наложить маскировочные чары. — Это ерунда. Наверное, порезался.
— Не похоже на ерунду, — Гермиона с подозрением и тревогой наблюдала за всеми его манипуляциями в попытках скрыть порезы. — Дай я посмотрю, — глядя в её глаза, Поттер с отчетливой ясностью понял, что отмахнуться от подруги уже не получится.
— Это правда ерунда, — безнадежно пробормотал он, когда она уже стояла рядом с ним, разглядывая вырезанные на тыльной стороне ладони слова, и лицо её становилось всё бледнее.
— Ерунда? — почти по слогам процедила Грейнджер, поднимая на него ледяной взгляд. — Ерунда?!
— Гермиона…
— Гарри! Кто это сделал?! — ответ на вопрос появился в её голове уже через мгновение после того, как она задала его. — Амбридж, — выдохнула Гермиона. — Вот что она заставляет делать тебя на отработках!
— Послушай…
— Ты хоть осознаешь, что использовать на учениках Хогвартса кровавое перо противозаконно?!
— Я не…
— Она не имеет никакого права!.. Как долго?.. — её лицо исказило выражение абсолютной ярости: — С начала года, так ведь?! Она с самого начала года мучает тебя!
Гарри вздохнул.
— Это…
— И ты молчал?! — не давая ему закончить, рявкнула Гермиона. — Всё это время?!
— Я…
— Том знает? — прорычала она.
— Нет. Я не хочу, чтобы кто-то…
— Гарри! Да опомнись же! То, что она делает — ужасно! Это против правил школы! Это, в конце концов, нечеловечески жестоко! Почему ты не никому говорил?! Стоило тебе только сообщить об этом директору, Амбридж вылетела бы из школы в мгновение ока!
— Не вылетела бы, — сумрачно отрезал Гарри, и это заставило Гермиону на миг умерить свой пыл. — Если бы это помогло от неё избавиться, я давно бы сообщил.
— Почему ты так уверен, что ей ничего не будет? — запальчиво осведомилась Грейнджер.
— А ты сама подумай, — предложил тот. — Неужели она стала бы творить в школе все эти гадости, начиная с кровавого пера и заканчивая Дружиной, если бы был хоть мизерный шанс, что её выгонят?
— Но калечить учеников…
— Она в своём праве, — безрадостно усмехнулся Гарри. — Телесные наказания тут упразднили только на словах. Если покопаться в архивах Хогвартса, то ты нигде не найдешь письменного приказа об отмене таких отработок. Поверь, я искал.
— Допустим, — помедлив, согласилась Гермиона. — Но кровавое перо — это пыточный артефакт, официально признанный запрещенным в конце девятнадцатого века, — она победно усмехнулась. — Таким образом, тот, кто его использует, нарушает закон Министерства магии.
Гарри подумал, что примерно то же самое сказала ему Эрмелинда Герхард в начале учебного года.
— А теперь давай вспомним, с какой легкостью Министерство переписывает свои же законы, когда им это выгодно, — насмешливо предложил Гарри.
— Дамблдор бы не позволил…
— Дамблдор вполне спокойно позволяет ей творить всё, что заблагорассудится, — перебил Поттер. — Он сейчас на всё закроет глаза, лишь бы не усугублять конфликт с министром.
— Хорошо. Пусть директору и никому из профессоров ты говорить не хочешь, — устало согласилась Гермиона. — Но что насчет Сириуса? Если бы он узнал, то поднял бы такой шум, что его бы на стратосфере услышали. Министру пришлось бы выгнать её.
— Во-первых, я больше чем уверен, что Министерство бы просто снова вывернуло это так, будто я сам себя покалечил, чтобы привлечь внимание, — упрямо нахмурился Гарри. — А во-вторых, я не хочу в это втягивать Сириуса. Тем более, сейчас. Его только вчера выписали из Мунго, ему все эти беспокойства совершенно ни к чему.
— Но он твой крёстный, — напомнила Гермиона. — Твой опекун.
— И у него из-за меня и так полно проблем, — угрюмо заметил Поттер. — Не стоит к этому добавлять ещё и конфликт с министром магии.
— И что же? Ты просто намерен молча терпеть? — запальчиво осведомилась та.
— Пока — да, — Гарри кивнул. — И, пожалуйста, не говори Тому.
— Ему-то ты почему не хочешь сказать? — непонимающе спросила Грейнджер.
Гарри подумал обо всех тех вещах, которые Арчер делал, когда полагал, что его другу кто-то или что-то угрожает, вспомнил про василиска, про исключение Ренклифта, про слизеринский клуб и тяжело вздохнул:
— Просто не говори, — повторил он. — Том порой весьма… специфически реагирует на подобные новости. Это может плохо кончиться.
Гермиона молчала почти минуту, кусая губы, и что-то в её карих глазах подсказывало Гарри, что она очень ясно осознает о какой «специфической реакции» он говорит.
— Ты прав, — наконец, согласилась она. — Не стоит сейчас привлекать внимание Амбридж ещё и к Тому. Неизвестно, что она сделает.
Гарри ничего не ответил, лишь подумал, что тревожиться в этой ситуации стоит вовсе не о благополучии Арчера.
*
Потемневшие от времени половицы надсадно скрипели под ногами при каждом шаге, и от чего-то этот усталый и жалобный стон паркетных панелей казался громче истеричных воплей портрета Вальбурги Блэк этажом ниже. Заложив руки за спину, Сириус медленно брел по сумрачному, грязному коридору, осматриваясь по сторонам с отрешенным безучастием, словно оказался на скучной выставке, а не в доме, где прошло его детство. Эти стены с выцветшими обоями, обитые рассохшимися, отсыревшими панелями хранили мало тёплых воспоминаний. Пожалуй, большинство из них напоминали ночной кошмар… и всё же здесь он родился и прожил шестнадцать лет, каждый миг которых был наполнен ненавистью к этому дому. В особенности, последние пять лет — после распределения на Гриффиндор. Он так и не узнал, была ли столь бурная реакция матери вызвана тем, что её наследник оказался гриффиндорцем и предателем крови или она всегда ненавидела его, и просто подвернулся прекрасный повод выразить, наконец, свои чувства. Не то чтобы это сильно волновало Сириуса сейчас.
Кроме Блэка в доме никого из Ордена больше не было. После вторжения сюда Бэллы, Дамблдор распорядился спешно покинуть штаб и более сюда не возвращаться. Но Сириус не был бы собой, если бы следовал чьим-то приказам. Он усмехнулся. Должно быть, именно это его «очаровательное» качество и стало основной причиной, почему он с треском вылетел из академии авроров. Ему не помогла даже протекция Грюма, на которую он так рассчитывал, и которая в итоге вышла ему боком, потому что старый ворчун едва ли не первый заявил учебной комиссии, что Блэку с его субординацией не место в Аврорате. Джеймс после того случая не знал, то ли ему злиться на лучшего друга, то ли использовать ситуацию для бесконечных подколок, в итоге остановился где-то посередине и добрых полгода изводил всяческими раздражающими шуточками.
Сириус остановился напротив единственной двери, которую за прошедшие месяцы пребывания в доме так ни разу и не открыл. Он даже не знал, почему ему не хотелось заходить в комнату, что пустовала уже многие годы. Возможно, его останавливало чувство вины. Или страх, что стоит переступить этот порог, как на него обрушатся самые болезненные и, пожалуй, самые светлые воспоминания детства. С тяжелым вздохом Сириус снял запирающие чары и повернул ручку, открывая дверь. Комната по ту сторону за все эти годы совершенно не изменилась и выглядела бы так, словно её владелец покинул её всего пару часов назад и должен вот-вот вернуться, если бы не толстый слой пыли и свисающая с потолка и полок паутина. Блэк шагнул в сумеречное помещение, чувствуя, как в душе открывается старая рана, которая, похоже, будет всегда мучить его наравне с теми шрамами, что оставили на его сердце смерти Джеймса и Лили.
Похоже, здесь ничего не трогали с тех самых пор, как исчез Регулус. Сириус неторопливо прошел вглубь комнаты, скользнув взглядом по небрежно брошенной на стул мантии брата, на миг помедлил возле рабочего стола, где по-прежнему лежали раскрытые на разных страницах книги, свитки пергамента, перья и открытая чернильница. Кровать была аккуратно заправлена, на кофейном столике у окна стоял покрытый пылью фарфоровый сервиз на подносе и шкатулка, где Регулус трепетно хранил дорогие сердцу безделушки. Комната походила на склеп. Не хватало лишь покойника. Блэк ни к чему не хотел притрагиваться, словно стоило ему потревожить бездыханный покой этой комнаты, как он пробудит дремлющего в тенях призрака, а вместе с ним все многочисленные воспоминания и мысли, которым следует оставаться в прошлом.
