— Но как, Сохатик? — Сириус развел руками. — На подготовку такого нападения нужна как минимум неделя, а то и две… уж поверь, подобные мероприятия не делаются впопыхах и на скорую руку за пару часов. Если ты прав, то Волдеморт должен был знать о моем визите на Косую аллею заранее. А это просто невозможно. Потому что даже я до того дня не думал, что там буду.
— И ты не мог случайно обмолвиться, что собираешься туда? — недоуменно нахмурился Поттер.
— Нет. Я и не собирался, это было спонтанное решение,— заверил Блэк. — Поэтому, Сохатик, чтобы сделать меня целью нападения, кто-то должен был в прямом смысле предвидеть будущее на пару недель вперед.
Они в молчании уставились друг на друга. Последние слова Блэка поселили в душе тревожное предчувствие, будто враг способен предугадывать их действия на несколько ходов вперед. Конечно, это было маловероятно, но что если… что если кто-то в этой опасной игре уже очень давно и совершенно бессовестно жульничает?
*
Каникулы закончились, и Хогвартс вновь наполнили голоса вернувшихся в школу студентов. Несмотря на все события, омрачившие Рождественские праздники, мало кто казался напуганным или даже взволнованным. Нападения Пожирателей, конечно, многих испугали, но в основном это отразилось лишь на участившихся стычках со слизеринцами, которых заочно винили во всех невзгодах разом. Том с головой ушел в свои обязанности старосты, вынужденный теперь следить не только за расписанием и порядком на факультете, но и безопасностью сокурсников. Нужно сказать, что присутствие Арчера быстро остужало пыл особенно воинственно настроенных ребят. Ему стоило лишь бросить холодный, пристальный взгляд на спорщиков, и любые перебранки тут же стихали. Некоторые, конечно, пытались приструнить самоуверенного старосту, но все попытки заканчивались короткой, но внушительной демонстрацией силы со стороны Арчера: не достаточной, чтобы обвинить его в нападении на студента, но весьма убедительной, чтобы лишний раз к нему не приближаться. Тома боялись и избегали не только представители других факультетов, но даже слизеринцы, которые обращались к старосте лишь по необходимости, предпочитая по всем вопросам взаимодействовать с Дафной, словно сам Арчер был какой-то очень важной и недосягаемой фигурой, которую не следует тревожить по пустякам.
Поведение Тома, а возможно, и минувшие нападения вылились в то, что некоторые ребята перестали посещать собрания Слизеринского Клуба. Но каждый раз, когда Гарри интересовался, что послужило причиной, те без особого энтузиазма отвечали, что им на собраниях стало скучно и жалко потраченного там времени, что в целом не казалось бы таким необычным, если бы все, с кем он беседовал, не говорили одно и то же практически слово в слово.
Впрочем, хорошенько обдумать эту странность Поттеру не удалось, потому что с началом учебы возобновились занятия его собственного клуба, которым он незаметно для себя стал посвящать куда больше времени и внимания, чем хотел признать.
Взаимоотношения членов КАБРиСа становились всё более дружескими и непринужденными. Некоторые ребята, которые до этого не общались, как оказалось, даже обменялись подарками и поздравления в Рождество. Теперь Гарри мог легко застать Дафну, Блэйза, Джинни и близнецов за веселой болтовнёй, что ещё пару месяцев назад казалось совершенно невозможным. Забини вообще подозрительно быстро нашел общий язык с Фредом и Джорджем, и теперь все трое частенько переговаривались о чем-то после окончания занятий и увлеченно обсуждали какие-то заметки близнецов. Гарри не был уверен, хочет ли он знать, что их так сплотило, но сам факт радовал. Куда меньше его воодушевляли откровенные попытки Блэйза флиртовать с Джинни и её ответная симпатия по отношению к нему, потому что, судя по тем взглядам, которые на них бросал Рон, это рано или поздно могло закончиться оглушительным скандалом. Но в остальном всё шло относительно неплохо. Даже Дафна потихоньку оттаяла после своего приступа на Рождественских каникулах, и их отношения с Поттером вернулись в прежнее мирное русло.
Конечно, оставалась Амбридж, которая после атаки Пожирателей окончательно взбесилась. Её произвол уже дошел до того, что она попыталась прилюдно выгнать из школы профессора Трелони, утверждая, что министр магии подписал приказ о её увольнении в связи с полнейшей профнепригодностью. Если бы Дамблдор вовремя не вмешался, ту в тот же день выставили бы на улицу со всеми вещами. От преподавания Трелони, конечно, отстранили, пригласив в Хогвартс нового профессора, но ей было позволено остаться жить в замке. «Разумеется, вы совершенно правы, профессор Амбридж. Как генеральный инспектор, вы имеете полное право увольнять моих преподавателей, — спокойно улыбаясь, сказал Дамблдор. — Однако у вас нет права выгонять их из замка. Боюсь, — продолжал он с коротким вежливым поклоном, — что подобные решения по-прежнему находятся во власти директора, и мне угодно, чтобы профессор Трелони осталась жить в Хогвартсе». На этом инцидент был исчерпан, но Генеральный Инспектор, конечно, не успокоилась, издавая всё новые и новые законы и запреты, ужесточая режим и патрулируя школу, будто подозревала в нападении на Лондон самих студентов и профессоров Хогвартса.
Сам Гарри к нововведениям Амбридж относился с беспечным равнодушием, увлеченно доводя ее до белого каления на уроках, коротая вечера в компании кровавого пера и даже не замечая, что его поведение все больше воодушевляет других ребят на открытое неповиновение по отношению к Генеральному Инспектору. В итоге назревающий бунт вылился в то, что на третьей неделе января была сформирована группа добровольцев, в основном состоявшая из слизеринцев, которой присвоили почетное звание Инспекционной дружины. Им выдали полномочия патрулировать Хогвартс, выявляя смутьянов, снимать баллы с других учеников, за исключением старост, проверять всю школьную почту и при необходимости даже изымать нежелательные письма или посылки.
По Хогвартсу прокатилась волна негодования, когда стало понятно, что ретивые дружинники с удовольствием злоупотребляют своими полномочиями, но повлиять на них никто не мог или не хотел, потому что все они находились под защитой Генерального Инспектора Амбридж, а та была только рада чужим несчастьям. Факультета Слизерин бесчинства дружины в основном не коснулись, так как те понимали, что переходить дорожку собственным однокурсникам — плохая идея, но остальным факультетам доставалось прилично, так как их лишали баллов буквально за любую провинность: от неряшливого вида до недружелюбного выражения лица. Особо исполнительным членом дружины был Теренс Хиггс, которого Том исключил из клуба Слизеринцев за нападение на Гарри во время матча по квиддичу. Поттер подозревал, что рано или поздно тот выкинет какую-нибудь гадость, потому что точил на него зуб с самого начала учебного года, но после истории с бладжером побаивался что-либо предпринимать, понимая, что отвечать придется перед Арчером. Теперь же, когда у Хиггса за спиной стояла беспринципная Амбридж, тот осмелел и начал поглядывать на окружающих свысока, вообразив, что теперь ему сойдет с рук практически что угодно. Том за Теренсом наблюдал с безмятежной хищностью змеи, караулящей добычу, но предпочитал делать вид, что не замечает нахального поведения однокурсника.
В целом, слизеринцы всю эту Инспекционную дружину воспринимали нейтрально, и разве что немного пренебрежительно. Драко даже задумался о том, чтобы и самому туда вступить, предполагая, что это благоприятно скажется на его репутации. Но после того как Арчер прозрачно намекнул, что о членстве в Слизеринском Клубе Малфой в этом случае может забыть, тот заметно увял. По-видимому, привилегированный кружок Тома казался ему более перспективной альтернативой.
Аккурат накануне дня рождения Тома вышла новая статья, в которой Скитер с упоением бранила Аврорат за то, что там оказались не готовы к нападениям, и попутно вытаскивала на всеобщее обозрение разнообразные сплетни о плохом уровне подготовки авроров и их «возмутительной профнепригодности». При этом журналистка вдохновенно превозносила министра магии и «отважных работников Министерства, которые не побоялись дать отпор напавшим тёмным магам». Учитывая то, какой «восхитительный» пример представителя Министерства сидел у них перед глазами в Большом зале, мало кто из учеников готов был поверить в смелость и самоотверженность, о которой так много было написано в статье. Напротив, многие воспринимали подобные дифирамбы с брезгливым недовольством. В статье, помимо прочего, приводились имена пострадавших во время атаки, куда к раздражению Поттера затесался и Сириус. Судя по реакции окружающих и сочувственным взглядам, о ранении Блэка почти никто не знал. Даже Гермиона, отложив газету, обратила на Гарри широко распахнутые глаза, в которых причудливо переплетались боль, вина и сострадание.