– Что ты выведала? – спросила меня шепотом за обедом Ленка, поменявшись местами с Андреем и прокомментировав ему свой поступок как ревность, однако главной движимой силой ее шага было, конечно, любопытство.

Я вкратце передала остаток разговора с мажордомом и содержательную беседу с горничной.

– Пойдешь со мной на помойку? – воодушевленно предложила я.

– Зачем?!

– Как это зачем? За уликами! Одно дело верить Альбине на слово, что записка была, и совсем другое – иметь ее на руках.

– Боже, мы даже с одной уликой разобраться не можем. С фотографией, – пояснила Гаврилова, но я и сама сообразила, что за улику она имеет в виду.

Тут я подумала о Яше. Безусловно, это был самый загадочный персонаж среди всех.

– Кстати, его следует найди и выпытать, откуда у того, кто просит на хлеб, недешевый фотоаппарат.

С тем, что выяснить это до зарезу необходимо, Лена согласилась, а вот принимать во всем этом рьяное участие отказалась, сославшись на то, что им с Андрюшей, видите ли, и так наедине побыть некогда, а для этого они, в общем-то, сюда и приехали, а тут я со своим дурацким расследованием.

Но слово «дурацким» я обиделась, решив больше с Ленкой не разговаривать, потому на местную свалку отчалила в гордом одиночестве. Нашла ее абсолютно без труда: она была расположена, как и Медведково, сразу за пригорком, только нужно было завернуть немного влево по протоптанной многолетним хождением тропинке.

Копание в чужом, да что там в чужом, вообще в мусоре – занятие не из приятных, посему я неимоверно обрадовалась, когда примерно двадцатый конверт из перелопаченных мною оказался тем самым. Мелким шрифтом на нем было отпечатано: «Ирине Григорьевой, горничной Серовых». Я достала сложенный вчетверо листок и развернула его. Так и есть, Аля действительно выучила послание наизусть. Достав из сумочки фотографию, я сложила улики воедино и принялась их с упоением изучать. За этим занятием меня и застал непонятно откуда взявшийся Женька.

– Что собираешь на помойке? – весело поинтересовался он, да с такой обыденной интонацией, будто я постоянно ошивалась на свалках, что-то там собирала, и вообще, в том, что меня можно застать в подобном месте, не было ничего странного.

– А ты? – попыталась я перенять его интонацию.

– За тобой слежу, как бы не сперла чего ценного. Потом отвечай за тебя, – вполне серьезно ответил Логинов, чем вызвал у меня приступ бешенства. Можно подумать, если бы я и впрямь что-то украла, он встал бы на мою защиту! Да и вообще, помойка на то и существует, чтобы избавляться от ненужного хлама, так что каждый имеет законное право брать себе оттуда все, что пожелает.

Я уже открыла рот, дабы оповестить Логинова об отсутствии у него здравого смысла, но не успела, так как взгляд его упал на предметы в моей руке.

– Что это? – Я хотела его послать подальше, но не успела и опомниться, как конверт со снимком из моих рук уже перекочевал к нему, в связи с этим на меня посыпались многочисленные вопросы, и, чтобы отвязался, пришлось все рассказать. – Отлично, но я не понял главного: на кой тебе сдалось разыгрывать из себя следователя? Одного раза было мало?

Действительно в прошлый раз наша с Юлькой игра в сыщиков едва не закончилась трагически.

Я разозлилась:

– Тебе-то что? Отдавай улики и проваливай. Ты мешаешь мне думать.

– Не отдам, пока не расскажешь. Уверен, что ты опять влезла во что-то серьезное. – «Как будто тебя это волнует», – с горечью подумала я. Однако взгляд блондина был серьезным, а хватка цепкой, я сразу просекла: реально не отдаст. Пришлось открыть свой истинный мотив. Брови взметнулись вверх, превратив теперь серьезно-строгий взор в изумленно-недоверчивый. – Ты хочешь найти горничную, потому что пела с ней песню? Я правильно понял?

– Да.

– И какую?

– «Песенка про медведей», – спокойно ответила я, пожимая плечами, мол, что тут интересного, зачем спрашивать.

– Хм, – нахмурился он, демонстрируя тем самым мыслительный процесс. – Не припоминаю. Напоешь?

Ничего не подозревая, я принялась вспоминать детство:

– Где-то на белом свете… – но была остановлена раскатом хохота. – Ты обманул, что не помнишь! Решил выставить дурочкой, да?

Короче, Логинов заслуженно получил по голове, затем изрек:

– Ладно, уговорила, найдем мы твою одноклассницу. Дело за малым: спросить почтальона, кто велел отнести конверт Ирине, – включился он в мое расследование с таким наглым рвением, точно это было и его расследование тоже.

– Ясно кто – тот, кто и написал записку, то есть Костя.

Здесь напарник меня удивил:

– А кто тебе сказал, что это был именно Костя?

– Так э-э…

А действительно, кто подтвердит, что Костя? Послание ведь отпечатано на принтере, это мог сделать кто угодно. Кстати, неужели хоть у одного жителя захудалой деревни имеется компьютер, да еще и с принтером? А такой должен быть, по всему этот богатый по местным меркам житель является другом Костика, к которому тот собирался приехать и, скорее всего, приехал. Найдем компьютер – найдем друга.

– Нужно будет узнать, у кого из жителей есть компьютер, – сказала я. – Если нет таких, значит он напечатал это дома. Допустим, он знал от Ирины о пустующем замке и встретиться там решил заранее. Только непонятно, почему он назначил на полчетвертого, если это было напечатано за некоторое время до самой встречи? Он же не мог угадать, как сложатся обстоятельства.

– А кто тебе сказал, что Костя на самом деле существует? – опять встрял Женька со своей фигней в мои практичные, простые, лишенные всякой мистики и нереальности размышления.

– Я ж говорила: Альбина, – раздраженно отозвалась я. – Чем ты слушаешь?

– Вот именно, что о существовании Кости мы знаем лишь из безликой записки и со слов какой-то там Альбины. Сечешь?

Секу, конечно, это же все так красиво укладывается в придуманную мною и облюбованную Ленкой версию о наведении нас на ложный след.

– Может, еще скажешь, что Альбина сама напечатала записку? Она хранит достижения технологии внутри своего средневекового сундука, по соседству с прялкой! – Несмотря на то, что я посмеивалась над изреченными Женькой идеями, в глубине души была вынуждена признать, что он, как ни прискорбно, прав. Нельзя вот так просто принимать на веру все, что говорят. Основываться необходимо лишь на фактах. – Хорошо, – пошла я на примирение. – Программа минимум: узнать, откуда у попрошайки фотоаппарат; выяснить, у кого в деревне имеется компьютер; проверить память почтальона и связаться с матерью Ирины, уж она-то должна знать о наличии Костика. Ты согласен?

– Вполне, – кивнул Жека. – А котелок-то у тебя немножко варит.

– Еще бы! – обрадовалась я комплименту, потому что из его уст «немножко варит» звучало как «ты сильно умна», ведь враги обычно не говорят друг другу приятности.

Мы решили еще раз навестить продавца магазина. Женщина долго не могла понять, про какого бомжа я ей талдычу, лишь после упоминания про Софью Галактионовну и примятую смородину она наконец-то въехала:

– А! Вот вы о ком! Только никакой он не бомж. Он всего-то псих.

– Как? – Значит, не зря мы с Ленкой подивились фотоаппарату. – Но одежда, запах…

– В этом его сумасшествие и заключается: Яша косит под нищего, слоняется по дворам, ворует по мелочи, попрошайничает. На самом деле он богаче всех жителей, вместе взятых.

– Как же это? – ужаснулась я, вспомнив ту искренность, с которой Яша добивался денег на хлеб.

Женька, в отличие от меня, не растерялся, как будто был готов к такому повороту.

– Как вы думаете, это может ему принадлежать? – показал он ей снимок.

– Да, конечно. Без конца всех щелкает. У самой штуки четыре таких же.

– Но зачем?! – поразились мы.

– А кто ж его знает? Говорю ведь: псих. Только ни одного человека в Медведково не осталось, кого он не сфотографировал.

Мы переглянулись.

– А компьютер есть у него?

– У Яши есть все, – завистливо вздохнула женщина и занялась пришедшим покупателем.