Коротченков понял — стык между 3-м и 2-м батальонами в опасности, послал туда штабную роту и хозяйственный взвод. Через несколько минут они атаковали не успевшую по-настоящему развернуться колонну и даже потеснили ее. Образовавшаяся брешь была закрыта.

Как мы и предполагали, главный удар противник нанес с запада. 1-й батальон, вступивший в бой вслед за 3-м, не имел ни минуты передышки. К двенадцати часам немецкие орудия умолкли. Только в тылу 1-го батальона и на речке Черный Пёт, за лагерем, продолжали рваться снаряды. Напрасно Майоров метался от роты к роте. Под давлением превосходящих сил и огневых средств противника батальон вынужден был постепенно отступать к лагерю.

На помощь Майорову комбриг послал всех автоматчиков. Однако и им удалось лишь задержать, но не остановить упорное продвижение карателей.

Драматические события разыгрались на просеке на правом фланге батальона. Просека находилась сравнительно недалеко от дороги, по которой двигались фашисты. Опасаясь обхода, Николай Майоров приказал поставить здесь станковый пулемет и ни на минуту не забывал об этом уязвимом месте. В разгар боя комбат послал лейтенанта Рыжкова проверить, что делается на просеке. Лейтенант был уже рядом с нашим пулеметом, когда приблизилась большая колонна гитлеровцев. Пулеметчик решил подпустить их как можно ближе… И упустил момент — гитлеровцы первые открыли огонь, пулеметчик был убит в ту же секунду. Рыжков швырнул в колонну гранату.

Воспользовавшись мгновенным замешательством неприятеля, второй номер заменил пулеметчика и пустил длинную очередь вдоль колонны. Ни одна пуля не пропала даром. Словно забыв о возможности свернуть в сторону, за спасительные деревья, гитлеровцы что было мочи убегали от огня пулемета. За две-три минуты просеку усеяли трупы.

Попытка карателей обойти 1-й батальон сорвалась. Далось это нелегко — вслед за пулеметчиком пал, сраженный пулей, лейтенант Рыжков. Тяжело был ранен и последний защитник просеки — партизан Корнилов. Но он не выпускал из рук пулемет…

Долго утюжил немецкий танк мелколесье между обороной 3-го батальона и лагерем. Точно обезумев, бросался он из стороны в сторону, бесцельно выпуская снаряды. Партизаны перестали обращать на него внимание… Но танк, будто освоившись в незнакомом лесу, двинулся к лагерю. Рев мотора становился все слышнее.

— Так он сослепу заберется в лагерь и передавит раненых! — крикнул Коротченков. — Надо встретить!

Встретить танк, кроме нас, было некому — все было брошено на помощь Майорову. Прихватив по нескольку противотанковых гранат, мы с комбригом выскочили из землянки и притаились за толстыми деревьями. Невидный за деревьями танк был где-то совсем рядом. Его снаряды летели через лагерь и рвались у речки Черный Пёт. Пулемет бил точно по лагерю.

Неожиданно рядом со мной появилась врач Анна Маслова. Через плечо у нее висела санитарная сумка, в правой руке была зажата лимонка.

— Вы зачем здесь? — спросил я строго. — Быстро в землянку!

— Место врача там, где могут быть раненые, — ответила женщина, прячась за дерево.

Между ветвями на секунду мелькнул хобот танка. Я заметил, что комбриг приготовил гранату, и сделал то же. Учащенно забилось сердце. «Еще пятнадцать — двадцать метров, и надо бросать». Но танк, взревев, повернул на девяносто градусов и стал удаляться…

Положение на участке 1-го батальона становилось все более напряженным. Лавина огня неотступно двигалась к лагерю, над землянками все чаще посвистывали пули. Комбриг принял решение перебросить на помощь Майорову часть 2-го батальона и поручил это капитану Клюеву. Не успел капитан покинуть штаб, сильный бой вспыхнул и на рубежах 2-го батальона. Не добившись решающего успеха на главном направлении, противник, как и следовало ожидать, ввел в дело все остальные силы.

— Придется отказаться от перестановки, — сказал комбриг. — Думаю, Майоров все-таки продержится, скоро стемнеет.

До вечера оставалось не больше часа. Каратели находились метрах в четырехстах от нашего лагеря…

В лагерь прибежал Лисицын:

— Комбат просит подбросить хотя бы один взвод — закрыть опасную брешь на просеке…

— Людей в резерве нет, — ответил комбриг. — Другие батальоны тоже ведут бой… Продержитесь еще пятнадцать минут. Бой будет выигран.

— Есть держаться пятнадцать минут!..

Командир батальона Майоров заметил, что гитлеровцы, хотя и усилили огонь, не стремятся продвинуться вперед. Это показалось подозрительным: не иначе, где-то готовится неожиданный удар. Предположение вскоре подтвердилось. Командир отделения, занимавшего просеку, сообщил, что против него скапливается большое количество карателей.

Это было чрезвычайно опасно: сбив отделение партизан, противник мог прямым ходом выйти в лагерь. Майоров приказал Абрамову незаметно вывести на просеку свою роту и атаковать гитлеровцев. Рубеж, оставленный 1-й ротой, тут же заняли два взвода соседней роты…

А на просеке уже шел бой. На отделение партизан навалилось больше трехсот карателей. Наши храбрецы, не дрогнув, встретили их меткими выстрелами. Но отделению недолго удалось бы продержаться, не подоспей 1-я рота. Скрытые молодым ельником, бойцы Абрамова появились как из-под земли.

Успешная контратака Абрамова сорвала планы гитлеровцев. Бой начал затухать.

С наступлением темноты все стихло. Только два немецких орудия продолжали методичный обстрел речушки Черный Пёт. И что самое удивительное, каратели впервые за время боев остались ночевать в лесу. Чувствовали, видно, свою силу.

Предвидеть дальнейшее развитие событий было нетрудно. Оставаться в лагере мы не могли. Противник располагал многократным превосходством и в численности и в вооружении. Создавшаяся обстановка диктовала единственно правильное решение: любой ценой выходить из вражеского кольца.

Батальоны и другие подразделения бесшумно стягивались к лагерю и спешно готовились к походу. Наши потери, к счастью, были невелики. Скорбную весть сообщил Майоров. В самые последние минуты боя вражеская пуля оборвала жизнь лейтенанта Абрамова. Погиб храбрейший из храбрых.

Бригада, вытянувшись колонной на север, ждала, пока закончатся похороны погибших. Раздался прощальный салют.

Прощайте, товарищи! Прощай, лагерь!

Бригада двинулась в далекий путь. Пройдя целиной строго на север около двух километров, головная часть колонны вышла на засыпанную снегом, без единого следа дорогу и повернула на запад…

Незадолго до рассвета мы приблизились к насыпи, пересекавшей лес. В тридцатые годы здесь начинали строить железную дорогу, а потом почему-то прекратили работы. За насыпью нас ждал сильный вражеский заслон, но путь был быстро расчищен.

Дальше двигались без происшествий, если не считать казуса на Тушковском поле. Несколько подвод с гитлеровцами выехали с боковой дорожки прямо на нашу колонну… Взвод Кости Баженова знал свое дело: тринадцать карателей отвоевались навсегда. Двое сдались в плен.

К одиннадцати часам бригада приблизилась к Мглинскому большаку и остановилась среди дремучих елей на берегу Ипути.

— Эх, и хорош лес для отдыха! — обрадовались партизаны.

Но до отдыха было далеко. Каратели не зря находились в Ворге, стоявшей как раз на середине лесной части большака. Разведчики, посланные выяснить обстановку, принесли нерадостные вести. У места, намеченного нами для перехода, торчат дзоты. Справа, в деревне Старая Рудня, полно карателей. Оттуда на большак нацелены два крупнокалиберных пулемета.

Времени на раздумья у нас не было: обстановка могла усложниться с часу на час. Командир бригады приказал 2-му батальону двумя ротами парализовать гарнизон Старой Рудни, а 1-му — силами одной роты сковать дзоты. Прекрасно знавший эти места Лазарев уверял, что между дзотами и местом перехода есть небольшая возвышенность и, если идти через большак чуть пригнувшись, вражеские пули совершенно не опасны.

Сконцентрировав на маленьком участке основные огневые средства, 2-й батальон ударил по Старой Рудне. Вначале оттуда ответили довольно сильным огнем. Но вскоре он начал стихать — партизаны не давали гитлеровцам поднять головы.