Все расселись, Нут вытащил три стакана, из которых свалить можно было и хатта, и разлил предмет своей гордости, после чего сел, предвкушающе облизнулся и взял стакан.

— Ну, вздрогнули, господа джедаи, — объявил он. — А пацаном вы чего, в футбол играли? Ну да, пьяный мужик голове не хозяин, хорошо, что я Пери с вами не отпустил.

Нут ополовинил стакан за один глоток. Квай-Гон предпочёл едва омочить губы: незнакомый алкоголь джедаи отучаются пить примерно к третьему самостоятельному заданию, и стоило посмотреть, что будет после этого пойла хотя бы с Нутом. При первом приближении на вкус оно напоминало домашнее пиво, почти без градусов, и было очень даже приятным. Панторанин приобщился к стихийной пьянке весьма неохотно, и было похоже, что его повело с половины глотка. Нут расправился со своей порцией, удивленно посмотрел на гостей, налил себе еще. Вид у него стал добродушный и счастливый.

— Давайте за завтрашний день, — предложил он. — Вам, я знаю, результаты до одного места, но мне-то нет…

И он залпом опустошил стакан. Квай-Гон про себя хмыкнул: их строптивый хозяин открывался с новой стороны.

— Те земли, насчет которых референдум, — негромко начал он; Нут расслабился, мог и сболтнуть что интересное. — Как так вышло, что они стали ничейными?

Нут задумчиво покрутил в руке стакан, наполнил его в третий раз и фыркнул:

— Я тебе что — ихтиолог? Это же водоросли, у них и в башке водоросли тоже. Всегда это знал, но как они Пери сперли проклятья снимать — убедился окончательно.

На этот раз не сработало. Точнее, не сработала половина ловушки — а вот вторая половина… Уже осоловевший проклятущий представитель на слове «водоросли» вздрогнул, распахнул глаза и уставился невидящим взглядом на сидевшую за столом компанию. Зрачки у него были зелёные, как у кошки.

— Птица, — сказал он, словно не просыпаясь. — В начале всего были птица и зверь. Она была водою и небом. Он был огнём и землёй. Она любила своих детей. Он их ненавидел. Он сотворил тысячи зверей и ужасные леса, чтобы дети попадались в ловушки и гибли. Она научила своих детей убегать… — Прия не выдержал и рухнул головой на руку, но Квай-Гон был не намерен отставать и тряхнул его за плечо короткой волной Силы. — Когда какое-то кочевье становится слишком опасным, — послушно продолжал вещать Прия, сосредоточенно и строго глядя на бутылку, — когда оно становится опасным… опасным… — ещё одна волна: спать не время! — В общем, это называют криком Птицы. Она кричит, что кочевье захватил Зверь и надо его оставить. Шаман убивает себя и вождя — это за то, что пустили Зверя на земли племени… искупление… а остальные расходятся по другим племенам… — следующая волна разбилась о неожиданно прочный щит: видимо, в полубессознательном состоянии панторанин был не настолько слабаком. Как, впрочем, и любой джедай: сумерки сознания позволяют Силе свободно действовать в их теле.

Благо, всё, что нужно, он уже рассказал.

— Так, тебе я больше не наливаю, — проговорил озадаченный Нут и решительно отобрал у панторанина стакан. — Нормально, — добавил он, потому что Прия в этот момент сложил на столе руки, положил на них голову и тут же заснул. — Ну, хоть без штанов тут бегать не будет. Но буду знать — им можно по двадцать грамм продавать с тем же эффектом.

Он поднялся, потянулся, посмотрел в окно — Квай-Гон обратил внимание, что Нут, несмотря на количество выпитого, был, что называется, ни в одном глазу. Сам он пока не сделал ни единого глотка, но в голове вроде бы посветлело. Хотя он не слишком и обольщался — подобные прояснения за эту ночь случались уже несколько раз, а потом начиналось такое, что лучше бы и дальше являлись отшельники из Храма.

Вот, например, яйца. Квай-Гон посмотрел на банку, в которой плавали у поверхности два кожистых яйца. Зачем он отдал их ученику? Зачем вообще их принес, дались ему эти яйца! Был в этом смысл или так, просто в голову пришло? Но если второе — то это действие Силы или одурь от газа?

— Ну, ты давай, допивай и спать проваливай. Глаза у тебя… армию хаттов положить можно, — посоветовал Нут и ушел.

Спать Квай-Гон не то чтобы не хотел, но чувствовал, что заснуть всё равно не сможет. Мыслей было много, они толпились, как юнлинги на раздаче в столовой, так же орали и их было так же невозможно унять. Поколебавшись, он выбрал всё-таки глотнуть фермерской сивухи — вдруг поможет заснуть? — и взглянул на панторанина.

Всё, что можно было и что нельзя, это ничтожество упустило. Сколько еще может быть таких баз?

Что он нес про птиц и зверей, было понятно. Ересь, чушь, чтобы скрыть факт, что из-под его синего носа пропало целое племя. Пропало, вероятно, давно… сначала взрослые мужчины, которых забирали на строительство. Затем женщины и дети. Или не одно племя — эта сказочка про зоопарк годится для любой отмазки. А потом, что потом?

Что было в этой Красной Горе?

Квай-Гон достал дата-кристалл. Из кармана выпал обрывок флимзипласта, Квай-Гон поднял его и с удивлением рассмотрел. На одной стороне — набор букв и цифр, на другой — «…бный мир», «Тайпока» и тоже какие-то цифры. Счет из ресторана? Он не помнил, как и где нашел этот обрывок и, главное, зачем сунул его в карман.

Но у него был дата-кристалл, дата-кристалл был у Оби-Вана. Он непременно узнает, кто ставил варварские эксперименты над мирными поедателями мертвых бабушек, использовал темную сторону Силы… Он доложит это Совету. Со всеми доказательствами, со всеми выводами. Он обязательно добьется, чтобы ему разрешили разыскать и покарать тех, кто бесчинствовал на этой планете.

Квай-Гон очень реалистично представил себе покаянные лица членов Совета. Особенно — мастера Дуку. За недоверие, за беспричинный разнос. За то, что ни слова не сказал о присутствии его человека, к тому же такого наглого и неуправляемого. Венн Кравье, если ее на заседание Совета допустят, тоже придется пережить немало приятных минут. Йода, опять же, наконец перестанет придираться к каждому слову и каждому шагу.

Квай-Гон решительно поднялся, опрокинул стул, подумал, поставил его на место. Прия продолжал безмятежно спать, зато сам Квай-Гон почувствовал прилив энергии. Непонятно, что добавлял Нут в свое пиво, но эффект от него был потрясающий.

Настолько потрясающий, что, выйдя в коридор, Квай-Гон понял — ноги его практически не держат. Не от пива, от усталости. А в голове колотилась мысль, что он многое упустил, что нужно всё снова обдумать, вспомнить то, что он видел… в Красной Горе? Под Нэгной? В племени? Где-то еще? Перед глазами всё плыло, информация ускользала, увиденное и услышанное слилось в непонятный ком и требовало немедленных действий, как крошки в кровати.

Оби-Ван показался из ванной с одеждой в руках, замер, осторожно подошел, посмотрел в глаза. Квай-Гону было сейчас не до падавана. Красная Гора, Нэгна, фалнауты, безрукие, темная сторона и пронизывающая всё искаженная, больная Сила. В Красной Горе и под Нэгной. Прия не видел этого… может быть, не видел. Или видел, но не говорил. Или всё-таки говорил?

Квай-Гон подошёл к стене, опёрся на неё всей спиной, прижался, чувствуя сквозь ткань одежды тихую прохладу. Он никогда не думал, что можно так сильно устать от сущего пустяка. Бывало ведь, он и куда дольше и бегал, и летал, и сражался… последний раз эта, самая поганая, усталость — которая не даёт сил держаться, но не даёт и заснуть — приходила к нему давным-давно, в пору каких-то экзаменов…

— Учитель, вы меня совсем не слышите?

Кажется, за размышлениями он о чём-то позабыл. Ах, да. Его рыжий ученик. Надо уже привыкнуть к тому, что он существует.

— Ты столкнулся с чем-то, что сам не можешь решить? — как можно строже и одновременно ласковее спросил Квай-Гон. — Я буду рад помочь.

Оби-Ван шмыгнул носом.

— Мне… мне страшно говорить вам об этом, учитель…

— Страх ведёт на тёмную сторону. Даже если ты ошибся или преступил закон, не бойся сказать об этом учителю: он поможет тебе и защитит тебя во что бы то ни стало, ибо это его долг, — говорить цитатами из «Пространного изложения» Квай-Гон научился давно.