-Что ты такое говоришь, Марин. Ты сама нейрохирург…

-Да, я сама нейрохирург, поэтому я знаю, что может быть. Если бы я не знала этого, то и не просила бы… Олег, пожалуйста, пусть, это будет моей последней просьбой к тебе, если это будет так. Знаешь, как пахнут круассаны с вишней в соседней кондитерской, как руки сжимают пакет с новым платьем, как слезы текут не от нестерпимой боли, а от огромного счастья; как маленький ребёнок держит тебя за руку в парке, как грустит во рту любимый «Наполеон», как в уши дует ветер, когда ты едешь на велосипеде… как родные руки среди ночи будят тебя, чтобы прижать тебя покрепче? Я хочу запомнить эту жизнь такой, которой она у меня никогда не была, но можно один, если так сложатся обстоятельства, последний день сделать лучшим, ради меня?

И не согласиться с ней было уже невозможно. Широкие ладони нежно легли на мокрые щёки, сначала вытирая те насухо, а затем по очереди целуя каждую.

-Хорошо, но только при одном условии.

Глаза мельком начали блестеть, бегая из стороны в сторону по его лицу, будто уже начиная выполнять одну из вещей в списке планов на жизнь - запомнить навсегда то, что больше всего в жизни боишься потерять.

-Я готова на все, ты знаешь, только дай мне шанс…

Она даже не успела договорить, как мой голос ее перебил.

-Как только тебя выпишут из больницы, мы все вместе поедем за город. У меня есть такое место в Подмосковье, которое ты просто обязана увидеть в своей жизни, да и никому не помешает лишний отдых.

-Мне бы твою уверенность, - сквозь нервный смешок вырвалось через ее губы, но тем не менее, думать о собственной смерти было в разы страшнее и сложнее, чем говорить о ней. На секунду в мыслях проплыла счастливая картинка нашей идеальной семьи, в которой все пропитано любовью, разрушающей на своём пути любые преграды, рассветы исключительно рядом с ним сопящим и жадно прижимающим меня к себе, а первое дело после приготовленного завтрака, это ласковые поцелуи, оставленные на детских щечках, параллельно спящих в соседних кроватях.

Слезы сегодня завладели мной, но все это лишь благодаря беременной сентиментальности. В очередной раз возвращаясь из этих несбыточных мечт сюда, на землю, суровая реальность наполнила о себе, оставляя скорее на память, нежели на пробу сладости его горящие глаза.

-Хорошо, я согласна…

После этих слов время полетело невероятно быстро, но пыталось вобрать в себя все, что только видело на своём пути: и вишневые круассаны, ещё горячие и до неприличия ароматные, и новое платье выше колена в мелкий горошек, с ажурным бантом на поясе, шуршащее под женской рукой в большом пакете и так старательно выбранное маленькой девочкой, и шум ветра в ушах, закручивающий тебя в вихре танца на ярких роликах, и капающее на землю мороженное, и «Наполеон», скрипящий хрустом на зубах, и те самые слезы счастья, когда детская ручка спящей с огромной довольной улыбкой девочки сжимает твою, и даже шикарный ужин в час ночи с разговорами по душам прямо в его объятьях, и никакого намёка на конец… Как же будет обидно, если это все в последний раз.

Всю ночь молитвы не покидали женских губ, ведь те никак не могли закрыться, как и глаза.

Будильник, 8:00. Ни разу не сомкнутые веки, вновь открываются, но видят перед собой прямо на груди крепкие руки, прижимающие пустую грудную клетку в тонкой шелковой рубашке к себе… Светлые кудри ещё вьются, падают на глаза, щекочат спину и нос.

11:20

Детские ножки, напряжённо болтающиеся у где-то под кушеткой не находили себе место, но, наверное, и не хотели этого делать. Ладони упирались в мягкую обивку, которая совсем быстро стала мокрой.

Никакого намёка на жизнь, интубационная трубка, наголо побритая голова и удары крепким кулаком в заблокированную дверь.

-Иван Николаевич!

-Олег, иди, мы справимся без тебя. Все будет хорошо, - вещал сквозь стекло мужчина, полностью одетый в небесно-голубой марлевый костюм.

В последний раз ему удалось разглядеть побледневшее лицо лишь через бездушное лицо. Кажется, уголки губ все ещё были чуть приподняты вверх, наверное, она все ещё была счастлива, что успела все, чего боялась не успеть.

Кромка глаза стала быстро намокать, и скоро сдерживать слезы было совсем нельзя. Он вышел из операционной с ладонями на лице, в полусне добираясь до той самой кушетки, которая нервно покачивалась от напряжения, сковавшего тело маленькой девочки.

-Тебя выгнали? - подвигаясь поближе, Тома подняла на него испуганные глаза, которые тут же уперлись в не менее уставшие мужские зрачки.

Он коротко кивнул. Детские ладошки медленно переплели большие мужские пальцы, начиная вскоре их сжимать, а голова уперлась лбом в мягкое предплечье.

-У вас с Мариной будет ребёнок?

========== Глава 21. Каталка, лаванда и швы. ==========

Глава Двадцать первая.

Каталка, лаванда и швы.

-Олег, - чуть тормоша маленькой ладонью тяжелую мужскую руку, девочка уже не отрывала взгляда от его глаз, только Олег, мрачнее любой грузной тучи, сверлил ладонями собственные щёки. Кажется, перед карими глазами в этот миг пролетало все, что было «до», но только не то, что было до «до»: будто «до» и жизни не было совсем. Словно до неё в жизни не было ничего: ни рассветов, ни завтраков, ни поцелуев, ни счастья, ни любви, да, черт возьми, ничего.

-Оле-е-ег, - Тамара, прекрасно все это видя недетским взглядом, медленно сползла с кушетки. Ее лицо оказалось как раз на уровне мужских глаз, а в следующую секунду тёплые ладони оказались где-то позади широких плечь, худенькие ножки забрались на крепкие колени и даже тёплый висок успел уткнуться в колючую щеку, тут же заставляя щеки неприятно сморщиться. С места больше она не двинулась, медленно мелькая лишь одним взглядом с места на место.

-Я не та маленькая девочку, которой ты меня оставил с мамой. Я все понимаю, все вижу и, наверное, кое-что чувствую… Извини, если я не вовремя здесь оказалась, может, помешала вам, но… Просто впредь, если мне будет ненужно здесь быть, ты скажи это прямо, я не обижусь.

Голос дочки заставил парящий где-то в воздухе силуэт девушки испариться, наконец возвращая в норму слух и восприятие всего происходящего. Усталые глаза медленно легли на тонкие линии чёрных ресничек, обрамляющих точные отражения мужских зрачков; горячие губы в то же время коснулись маленького носика, задерживаясь на нем ещё на пару секунд. Лишь после этого на душе стало немного спокойнее.

-Прости меня, Том… Извини, но я даже не знаю, как бы мы с тобой сейчас общались, если бы не Марина. Сейчас, спустя столько упущенного времени мне хочется так много исправить, но ничего из этого невозможно, к сожалению, невозможно… Но все, все что будет дальше, мы можем сделать лучше, да?

Маленькая девочка все также жалась к мужчине, но настолько сильно старалась вслушаться и вникнуть в его слова, что от кипящего в эти моменты в крохотной душе огня, глаза залились краснотой. Заметить это было совсем несложно, но вместо громкого плача, всхлипов и истерик, девочка медленно уткнулась в его плечо, лишь изредка хлюпая носиком.

Горячие губы вновь прильнули к детской коже. Затылок погорячел, а прежде широкие ладошки сжались в кулачки.

-Том… Дочь, давай, ты останешься здесь?

Красные глазки медленно показались из-под густой челки, что к концам чуть кудрявилась; мокрые капли слез катились к низу розового личика, от чего коридорные лампы отражались блеском в мелких речках. Ее ладошки уже было потянулись к щекам, чтобы стереть все это безобразие, но широкие пальцы мужчины одновременно ласково утёрли соленую жидкость, оказываясь напрочь мокрыми.

Взгляд Томы был грустным и строгим, но, в то же время, испуганным и растерянным.

-Я же буду вам здесь только мешать, зачем это все? У тебя будет прекрасная жизнь с Мариной, с вашим новым ребёнком. А мне… мне будет хорошо у дедушки, одной. Тем более навряд ли сейчас тебе, а уж тем более, Марине будет до меня дело. Я ещё раз говорю, я не глупая; когда вчера я обнимала Марину, я все поняла, да и потом, вечером это. Честно сказать, мне казалось, что вы признаетесь, но, видимо, мне не нужно того знать. Ладно…