За столом, положив руку на какие-то бумаги, сидел смуглый, очень красивый старик. Его длинные, гладкие седые волосы прижимал тонкий серебряный обруч с сапфиром, а темно-серые блестящие глаза смотрели ясно и прямо. Нос у него был с горбинкой, на подбородке виднелся шрам. Одет хозяин кабинета был в черный камзол. Руку, которую я видел — ухоженную, очень молодую руку — украшал серебряный браслет и пара перстней.

Я смотрел на него зачарованно. Именно так, по моим детским представлениям, должен был выглядеть великий маг. И дело было не в том, что от него буквально веяло магией. Дело было в том, что я уже видел его раньше. Это было очень давно. Задолго до… моей встречи с Хельгой.

Я плохо спрятался. Не потому что не мог спрятаться получше. Я мог. Но я хотел, чтобы меня нашли. Я точно знал, что те ребята не погнались за мной — они столько надо мной издевались, что им стало скучно. Они даже рады были, что я убежал. Так что их я мог не опасаться. Я хотел, чтобы меня нашел какой-нибудь незнакомый человек. Чтобы заметил, и посочувствовал, и… пожалел. Мне хотелось чужой жалости, потому что мне самому себя было жалко. Постыдно-приятное чувство, особенно когда оно находит отклик у окружающих.

Мне нужен был именно незнакомый человек: учителям меня жалеть уже надоело, как надоело надо мной издеваться другим ученикам. Я ведь бросил школу не только из-за того, что после смерти отца продолжать учиться мне стало не по средствам. Экономия была только поводом. На самом деле я и до этого хотел бросить школу — я ее ненавидел. Незадолго до того, как я должен был пойти в первый класс, отец стал одним из постоянных поставщиков княжеского двора и начал вращаться в более высоких кругах. Он рассчитывал достичь еще большего и потому отправил меня в одну из элитных школ. И я в ней — сын простого, хотя и состоятельного торговца среди детей, кичившихся своим происхождением, — оказался самым что ни на есть изгоем. Потом я только говорил, что очень жалею о том, что пришлось бросить школу. На самом деле я был счастлив. Когда же Хельга настояла на том, чтобы я получил аттестат, я доучился в другой, обыкновенной школе.

Когда наконец послышались чужие шаги, я обрадовался, поднял заплаканное, исцарапанное лицо с уже распухшей щекой — вот тогда-то я его и увидел в первый раз.

Он был одет в темно-синий костюм с плащом и сапоги, в руке у него была трость с круглым блестящим набалдашником. Пряди его волос были белые-белые. Остановившись, он посмотрел на меня сверху вниз. Но во взгляде его не было столь желанной для меня жалости. В нем причудливо перемежались презрение и любопытство.

— Ты слишком слабый, чтобы заставить их бояться себя, да? — спросил он. Я не ответил, и он, немного помолчав, уже без вопросительной интонации в голосе добавил: — Слишком гордый, чтобы принять чью-то помощь. Слишком заносчивый, чтобы переступить через себя и стать таким же, как все. А еще трусливый. Потому что не можешь дать им отпор. И стать сильнее ты не можешь, потому что думаешь, что у тебя это не получиться. А у тебя и не получиться, пока ты будешь так думать.

— Зачем Вы все это мне говорите? — спросил я. Его слова разозлили меня, но я понимал, что он во многом прав… Во многом? К черту. Он был прав во всем. — Кто Вы?

— Я? Да я так, мимо проходил, — он повернулся и пошел прочь. Напоследок, не оглядываясь, он махнул мне рукой и бросил через плечо: — Если тебе что-то нравится, просто сделай это частью своей жизни!

Он ушел. А его слова я запомнил на всю жизнь. Теперь я будто бы снова услышал все, что он мне сказал тогда — от слова до слова. Но тогда я не мог предположить, что еще раз увижу его. Я не мог предположить, что вот так запросто однажды окажусь перед верховным темным магом нашего рубежа.

Он в свою очередь тоже смотрел на меня.

— Аркадий, оставь нас, пожалуйста.

Голос у него по-прежнему был приятный, чуть-чуть меланхоличный. Но, несмотря на мягкость, он сразу отбивал у собеседника желание спорить. Аркадий, собиравшийся сказать что-то, быстро передумал, выскользнул за дверь и аккуратно прикрыл ее за собой.

Когда мы остались одни, он еще какое-то время рассматривал меня, не скрывая своего интереса.

— Переиграл? — спросил я.

Он на секунду закрыл глаза, давая понять, что да, переиграл, а потом взглядом указал на стулья.

— Не вычеркивайте Аркадия из списка своих протеже. Он не виноват.

— Конечно, не виноват. Где ему тягаться с высшей категорией, он вторую-то едва держит. Но ответь мне: неужели нельзя было просто прийти сюда, без этого маскарада?

— Простите. Это как-то не пришло мне в голову. Э… Простите, как мне Вас называть?

— Рейн. Винсент Рейн. А ты ведь Рик, так? Рик Раун… Что ж, я ждал тебя. Как поживает Хельга?.. Ну, ну, не делай такое лицо. Конечно, я знаю ее. Я сидел на темном престоле этого рубежа, когда она еще пешком под стол ходила.

Видимо, мое лицо столь красноречиво свидетельствовало о произведенном впечатлении, что великий темный счел возможным добродушно рассмеяться.

— Да, я ждал тебя, — повторил он. — Хельга в свое время спорила со мной, что сумеет создать тебя из обыкновенного человека. Я ей, конечно, не верил. Но время показало, что я был все-таки не прав… — Он отвернулся к окну и сделал долгую ностальгическую паузу. Потом он продолжил: — А ведь только детям могла прийти в голову эта странная идея — отправиться неизвестно куда неизвестно зачем… Прямо дурачки из сказок, да? И тем не менее, они нашли. Не знаю, какими тайнами они там завладели, но вернулись они созданиями, когда-либо существовавшими в нашем мире. Обидно мириться с этим. Ты, Рик, может быть, еще не понимаешь этого, но Хельга и все остальные члены ее компании — сущие дети. С тех самых пор, как они ушли на поиски силы, они почему-то не стали старше. И это самое странное противоречие, которое мне известно: совершенно детское сознание этих демонов и их почти абсолютное могущество… Ладно уж, — он снова посмотрел на меня. — Тебе-то что от старика понадобилось? Или это Хельга тебя прислала?

— Нет, я пришел по собственной воле. Я собирался пройти темное посвящение.

— Хочешь стать сильнее? Да, я уже наслышан о похождениях твоей «лучшей половины». Вот только если ты и в самом деле хочешь открыть в себе источник настоящей силы, посвящение тебе вряд ли поможет. Нет, можешь, конечно, попробовать, если хочешь…

— Хочу.

— Тогда сейчас выйдешь из моего кабинета, предпоследняя дверь с правой стороны. Аркадий встретит тебя, он тебя ждет.

Я кивнул, встал.

— В любом случае зайди потом ко мне, — попросил он напоследок. — Да, маскировку не снимай. Кроме меня тут тебя никто не сможет узнать. И вообще, зачем ты пристроился к светлым? У нас тебе было бы и полезнее, и интереснее…

Предпоследняя дверь с правой стороны выглядела, как аварийный выход из реальности. То есть, была самой обыкновенной, непритязательной дверью. Аркадий ждал меня на пороге. Следом за ним я вошел в высокий, затемненный зал, пространство которого поглощали темно-красные водопады тяжелой ткани, начинающиеся где-то под потолком и стекающие на гладкий пол. Среди них размещалось несколько подсвечников, тонких, стройных, с десятком горящих свеч на каждом. В центре зала светилось три концентрические окружности, между ними вились причудливые письмена, внутри самой маленькой был изображен какой-то незнакомый мне знак, напоминающий звезду. От этого знака во все концы зала в хаотичном порядке разбегались линии, так же исписанные заклинаниями. Они поднимались по стенам и, постепенно теряя свечение, смыкались под потолком. Все было красиво, торжественно и очень по-темному. Но как я ни старался, не мог избавиться от скепсиса, привитого мне общением с Хельгой.

Аркадий указал мне на мое место на краю самого внешнего круга и исчез. Постепенно из темноты стали выбираться другие неинициированные. Они подбадривали друг друга взглядами и как-то нелепо улыбались, словно пришли не на темное посвящение, а на прием к зубному врачу — неприятный, но, увы, необходимый. Все вместе мы образовали неплотный круг. И принялись ждать.