Ещё одно путешествие совершила вдова императора Павла I в том же году, на этот раз в западном направлении. Она решила нанести визиты своим трём дочерям. Начала она с Вюртембергского королевства, своего отечества, где проживала любимая дочь Екатерина, которая через несколько лет после смерти мужа, принца Ольденбургского, вышла замуж за вюртембергского короля. Королевская чета встретила высокую гостью на границе и торжественно сопроводила в Штутгарт, свою столицу. Знакомство с внуками, общение с родственниками, праздник за праздником... Там же был отмечен и день рождения Марии Фёдоровны, ей исполнилось пятьдесят девять лет. Праздничное настроение не помешало ей, однако, отдать должное памяти своих любимых родителей, вот уже двадцать лет пребывавших в ином мире. В замке Гогенгейм верная и преданная дочь посетила те комнаты, в которых жил и умер её дорогой отец. Побывала она и на могиле своих родителей в Людвигсбурге, возложила цветы, постояла, словно рассказывая им обо всём пережитом. Через шестнадцать дней Мария Фёдоровна покинула Штутгарт, чтобы нанести визиты своим двум другим дочерям. Король и королева сопровождали её до Мангейма, где состоялось прощание любимой дочери с любимой матерью — оказалось, навсегда... Через несколько недель великая княгиня Екатерина Павловна внезапно скончалась от рожистого воспаления ноги, едва достигнув тридцати лет. Четверо детей остались сиротами.
Следующий свой визит вдовствующая императрица нанесла старшей дочери Марии, которая с семьёй жила в Веймаре. В честь высокой гостьи было устроено праздничное шествие, в котором принимали участие самые близкие ко двору лица, представители науки, литературы и искусства. Среди них был и поэт Гете.
После нескольких дней пребывания в Веймаре Мария Фёдоровна направилась в Брюссель, чтобы навестить и младшую дочь, Анну, нидерландскую королеву. К началу зимы она возвратилась в Петербург.
Получив известие из Штутгарта о смерти своей любимой дочери Екатерины, вдовствующая императрица некоторое время находилась словно в шоке. Она замкнулась в себе, никого не хотела принимать, была в глубоком трауре. Но прошло несколько месяцев, и немецкую принцессу словно подменили. Её величие, строгость и некоторая чопорность как бы растворились, этикет утратил для неё своё значение, ритм жизни резко изменился. Да и внешне она преобразилась.
«Свежа, сбита, гладкокожа, розовощёка и пышна, как хорошо пропечённая немецкая булочка», — писали о ней современники. Свою полноту Мария Фёдоровна успешно скрывала туго затянутым корсетом, для верховой езды надевала белое трико, плотно облегающее её полные ноги, — раньше она этого не делала. Она стала особенно словоохотливой и вечно куда-то спешила, «словно на пожар», как говорили о ней. Во всех движениях чувствовалась энергия, её государыня хотела выплеснуть наружу, не желая оставлять ничего на будущее. Для неё стал важен сегодняшний день... Вдовствующая императрица окружила себя молодыми фрейлинами и офицерами, резвилась с ними, как будто ей был не шестьдесят один год, а шестнадцать лет: балы, маскарады, ужины, пикники, концерты, фейерверки. И вечное движение: из Петербурга в Павловск, из Павловска в Гатчину, из Гатчины в Царское Село. Появились и новые вкусы в еде: специально для неё во Франции теперь заказывали лягушек, филейчики которых, приготовленные в кислом соусе, стали её излюбленным блюдом. Одним словом, у Марии Фёдоровны появилось какое-то новое отношение к жизни, желание насладиться ею сполна. Так продолжалось до внезапной кончины её старшего сына, императора Александра I, которая последовала вдали от Петербурга, в южном российском городе Таганроге. Александр I выехал туда осенью 1825 года, последовав совету врачей своей супруги, по состоянию здоровья нуждающейся в более тёплом климате, чем столичный.
Страшное известие о смерти сына царственная мать узнала во время молебна в Казанском соборе за здравие государя. Внезапно в церковь вошёл Николай, по его лицу было видно, что случилось что-то ужасное. Он быстрыми шагами подошёл к алтарю. Возникла мгновенная пауза. Митрополит подошёл к императрице, неся в дрожащих руках распятие, покрытое чёрным флёром. По его замедленной поступи, по вечному знамению страдания, которое было в его руках, несчастная мать догадалась, что произошло, и бессильно упала перед распятием. Весть о кончине своего любимца словно удар молнии пригвоздил радующуюся жизни женщину к земле. Ей трудно было поверить, что любимец Александр ушёл из жизни. Она так была к нему привязана, наслаждалась его славой, любила его доброту, старалась всячески способствовать исполнению его благих намерений. И вот его не стало...
Мария Фёдоровна вновь обрела свой прежний образ степенной и великодушной женщины, готовой делить со своими друзьями и радость, и печаль. Она окунулась с головой в благотворительные дела, возобновила общение со своими старыми друзьями, прониклась сочувствием к невестке, ставшей, как и она сама когда-то, вдовствующей императрицей, начала с ней активную переписку. Свидеться им после смерти Александра так и не удалось. Елизавета весной 1826 года выехала из Таганрога в Петербург, но по дороге почувствовала себя плохо. Об этом немедленно известили её свекровь, ехавшую к ней навстречу. Мария Фёдоровна успела лишь на панихиду об усопшей, состоявшуюся в маленьком городке южнее Москвы, где перестало биться сердце баденской принцессы. Ещё одна утрата в царской семье...
Через два года ушла из жизни княгиня Дивен, старый и верный друг Марии Фёдоровны, воспитательница её дочери. У изголовья этой замечательной женщины вдовствующая императрица провела несколько дней и ночей, держа её хладеющие руки в своих. Она первая почувствовала остановку пульса и сообщила о её смерти. В связи с кончиной княгини при дворе был объявлен трёхдневный траур.
А осенью того же года вюртембергская принцесса последовала за своей подругой. 12 октября 1828 года рано утром Мария Фёдоровна почувствовала тошноту и головную боль, у неё поднялась температура. Целую неделю она пролежала в постели, пока благодаря лекарствам состояние её не улучшилось. Казалось, она была близка к выздоровлению, но через несколько дней доктор заметил некоторое затруднение в её речи, притупление памяти и слуха, онемение конечностей. Для консультации были немедленно приглашены лейб-медик Крейтон и доктор Блюм, которые пришли к заключению, что у императрицы явные признаки начинающегося инсульта. К вечеру ей стало хуже, врачи уже всерьёз опасались за её жизнь. Почувствовав приближение смерти, Мария Фёдоровна велела позвать духовника и сама изъявила желание приобщиться Святых Тайн. Николай I и его супруга не отходили от её постели. Вдовствующая императрица слабела с каждым днём. Трепещущей рукой она благословила детей, не забыв и об отсутствующих, велела позвать наследника престола и его сестёр и, опираясь на руки августейшего сына, возложила ослабевшую руку на головы своих внуков. Затем умирающая закрыла глаза и погрузилась в дремоту. Больше Мария Фёдоровна не произнесла ни слова. Только за час до кончины она открыла глаза; последним её движением был взгляд, обращённый на императора. Около двух часов ночи 24 октября дыхание её прекратилось. Она ушла из жизни без мук и страданий, окружённая своими родными и близкими.
Весть о смерти любимой императрицы как громом поразила всех. Уныние и страх овладели питомцами опекаемых ею заведений; тысячи детей, согретых её заботой и вниманием, молились за упокой своего ангела-хранителя.
«У гроба её теснится и вдова, которая лишилась в ней опоры, и сирота, которая нашла в ней мать, во всех устах хвала ей, во всех сердцах о ней печаль» — так писали газеты, сообщающие о кончине Марии Фёдоровны.
13 ноября тело усопшей из Зимнего дворца было перенесено в Петропавловский собор. От ворот дворца до собора по обеим сторонам улицы, по которой проходило траурное шествие, стояли войска, во всех церквях звенели колокола, с крепости стреляли пушки. Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна была похоронена справа от алтаря между могилами супруга, императора Павла I, и сына, императора Александра I.
