Тарраса впечатлила странная манера рассказчика. Свои воспоминания он начал излагать с конца, словно перематывал пленку назад. Юноша сделал еще несколько шагов и встал прямо перед книгами, стоявшими за стеклом.

– Это ведь ваши книги.

– Да, мои.

– Второй раз в лагерь в Яновке я попал из Белжеца. Именно в Белжеце 17 июля 1942 года погибли моя мать Ханна Ицкович и сестра Мина. Их сожгли заживо, я видел, как они умирали. Разрешите мне открыть шкаф и потрогать книги.

– Да, конечно, – ответил Таррас. Американец был совершенно подавлен рассказом юноши, который продолжал говорить:

– Мине было девять лет, ее живой бросили в печь. Вторая моя сестра, Катарина, родилась в 1926 году. Она была старше меня на два года. Она погибла в железнодорожном вагоне. В этом вагоне были места на тридцать шесть человек, но туда затолкали сто двадцать или сто сорок, они лежали друг на друге до самого потолка. Пол вагона был засыпан негашеной известью. Катарина попала в вагон в числе первых. Когда вагон был забит людьми до отказа, они заперли двери, а вагон отогнали на запасный путь. Целую неделю он стоял на солнце.

Громким голосом юноша прочел:

– Уолт Уитмен. Он англичанин или американец?

– Американец.

– Мне кажется, он поэт, или я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаетесь, он такой же поэт, как и Верлен.

Взгляд серых глаз юноши скользнул по лицу американца и снова остановился на книге «Autumn Leaves». Таррас задал очередной вопрос. Ответа не последовало, лишь через некоторое время парень качнул головой и произнес:

– Английским языком я пока не владею, могу произнести только несколько слов. Но я собираюсь его выучить, а также освоить еще несколько языков, в том числе испанский и русский.

Таррас в растерянности никак не мог решить, что же ему предпринять. Пребывая в полной нерешительности, он то поднимал, то снова опускал голову. Все это время он сидел за письменным столом, будучи не в силах встать и пройти по кабинету с того момента, как Реб Климрод вошел в комнату. В процессе допроса он сделал всего лишь несколько записей.

– Возьмите эту книгу себе, – предложил американец.

– Но я не прочту ее так быстро.

– Можете пользоваться ею, сколько понадобится.

– Я очень благодарен вам за это, – произнес Реб Климрод. Теперь он смотрел не на книги, а на американца.

После небольшой паузы юноша продолжил рассказ:

– До Белжеца с 11 августа 1941 года мы находились в Яновке. А до этого мы побывали во Львове, у родителей моей матери Ханны Ицкович. Мать очень хотела повидать своих родных. В Вене она сделала для нас четыре заграничных паспорта. 3 июля 1941 года мы выехали во Львов, а приехали туда 5 июля. Львов был оккупирован, но уже не русскими, а немцами. Моя мать очень надеялась на наши паспорта, но она ошиблась.

Реб прервал свой рассказ и принялся перелистывать книгу. Его действия были машинальными. Пролистав книгу, он наклонил голову, чтобы прочитать название других стоящих на полке изданий:

– Я читал Монтеня.

– Вы можете взять себе и Монтеня, – предложил Таррас.

После этой фразы американец почувствовал, как волнение охватывает его, и он понял почему. Для того чтобы легче было выдержать напряжение при расследовании преступлений нацистов в этом концентрационном лагере, американец привез с собой двадцать книг. Но если бы пришлось выбрать одну, то он взял бы Монтеня.

– Но я выжил, – сказал Реб Климрод.

Таррас, пытаясь совладать с душевным смятением, стал читать вслух названия тех концлагерей, в которых побывал парень. Он разместил их в хронологическом порядке: Яновка, Белжец, снова Яновка, Плешев, Гроссрозен, Бухенвальд, Маутхаузен.

– Вы на самом деле побывали во всех этих лагерях?

В ответ парень равнодушно кивнул. Он закрыл стеклянные дверцы шкафа, а выбранные книги обеими руками прижал к груди.

– Когда и где вы попали в эту группу мальчиков?

Отойдя от шкафа на несколько шагов, он ответил:

– Это произошло в Белжеце 2 октября 1943 года. Нас собрал оберштурмбаннфюрер.

– Тот самый оберштурмбаннфюрер, фамилия которого вам неизвестна?

– Да, тот самый, – ответил Реб и сделал несколько шагов по направлению к двери.

«Вероятнее всего, он лжет», – решил Таррас и пришел от этого в еще большее замешательство. Вернее, все в его рассказе было правдивым, кроме одной вещи. Невозможно было поверить в то, что юноша, обладающий столь феноменальной памятью, не запомнил фамилию эсэсовца, который издевался над ним целых двадцать месяцев – с октября 1943 по май 1945 года.

«Он врет, хотя прекрасно видит, что я все понимаю. Похоже, это ему безразлично, равно как и то, что с ним происходило до сих пор. Поэтому он не предпринимает попыток оправдаться или объяснить, каким образом он все-таки спас свою жизнь. Неужели он не испытывает чувства стыда или ненависти? А может быть, он пребывает в состоянии шока?»

Последнее умозаключение казалось Джорджу Таррасу маловероятным. В состояние шока он не верил. Первая встреча с Ребом Михаэлем Климродом длилась не более двадцати минут. Но даже за это короткое время допроса интуиция подсказала Таррасу, что этот изможденный юноша, который едва держался на ногах, владеет невероятной природной способностью справляться со сложнейшими обстоятельствами. «Он выше всех обстоятельств», – решил Таррас. Американец просто физически почувствовал высочайший интеллект, отражающийся загадочным светом в огромных серо-голубых глазах.

Юноша сделал еще один шаг в сторону двери. Он явно намеревался уйти. Таррас смотрел на его профиль, обладающий какой-то жесткой красотой, и старался продолжить допрос:

– Кто стегал вас хлыстом и прижигал тело сигаретами?

– Ответ вам известен.

– Вероятно, этот офицер издевался над вами все двадцать месяцев.

В полном молчании юноша сделал еще один шаг к двери.

– Вы сказали, что группу в Белжеце сформировал оберштурмбаннфюрер.

– Да, 2 октября 1943 года.

– Сколько там было детей?

– Сто сорок два ребенка.

– Для какой цели их собрали?

Вместо ответа юноша молча покачал головой. «Думаю, он действительно этого не знает и на этот раз не лжет» – в этой мысли Тарас был твердо уверен.

В очень быстром темпе он продолжал задавать вопросы:

– Каким способом вас вывозили из Белжеца?

– На грузовиках.

– В Яновку?

– Не всех, туда отправили только тридцать человек.

– Куда отправили остальных?

– В Майданек.

Последнее название еще ни о чем не говорило Таррасу. Только некоторое время спустя он узнал, что это был еще один лагерь смерти на польской земле, точно такой же, как Белжец, Собибор, Треблинка, Освенцим, Хелмно.

– Этих ребят отбирал штурмбаннфюрер лично? В ней были только мальчики?

– Я отвечаю «да» на оба ваших вопроса.

Реб Климрод проделал два последних шага, отделяющих его от двери, и встал на пороге. Таррас снова увидел его в профиль.

– Я верну вам их, – произнес юноша и погладил пальцами оба книжных тома: Уитмена и Монтеня. – Я верну вам книги. – Он улыбнулся и добавил: – Не спрашивайте, пожалуйста, у меня больше ничего. Оберштурмбаннфюрер доставил нас в Яновку и стал использовать в качестве любовников. Позже, когда продвижение русских ускорилось, он и его сослуживцы убедили администрацию лагеря в том, что, конвоируя нас, они выполняют специальное задание. Именно поэтому они убили не всех, а только тех, кто не мог идти дальше.

– Неужели вы не знаете фамилию хотя бы одного их них?

– Не знаю.

«Он говорит неправду», – отметил про себя Таррас и продолжил:

– Сколько детей привезли вместе с вами в Маутхаузен?

– Шестнадцать.

– Но ведь вас было только девять в той могиле, где нашел вас лейтенант Дэвид Сеттиньяз.

– Сразу же по прибытии в Маутхаузен они убили семерых, оставили только своих любимчиков.

Эти слова были произнесены тихим, ровным голосом. Юноша шагнул через порог и снова остановился:

– Я прошу вас назвать мне свое имя, если это возможно.