Мгновение постояв около холма, приемная дочь вождя была вынуждена шагнуть в темноту, чтобы через мгновение внезапно рухнуть в глубокий колодец. Со сдавленным криком она упала и ударилась в спину одной из своих подруг.

Сверху, из бледного расплывчатого пятна входного проема брезжил мертвенный лунный свет. Тяжелый запах, окружавший остров, в подземном ходе только усилился и стал совершенно невыносимым.

Иннеанки поднялись и послушно пошли вперед. Девушки оказались в небольшом покатом земляном туннеле. Продвинувшись вперед, Ратта обнаружила под ногами широкие ступени, ведущие еще глубже.

Каменная лестница, покрытая толстым мягким слоем влажного мха, устремлялась вглубь. Она вела в какую–то необычную залу с гладкими полукруглыми сводами.

Ноги иннеанок скользили по ступеням, покрытым вековой плесенью. Пересохшие губы жадно хватали спертый зловонный воздух, пахнущий сырой землей, кровью и болотными испарениями.

Зала следовала за залой, лестница за лестницей. Неумолимая сила толкала их вперед, и каждый раз, попав в новое помещение, Ратта надеялась получить хотя бы миг передышки, обрести хотя бы слабый луч надежды.

Наконец они вошли в просторное продолговатое помещение, тянущееся не меньше, чем на пару сотен шагов. Дальний край комнаты терялся где–то в беспробудном мраке.

Зловещая воля, управлявшая девушками, приказала остановиться.

Стены, сложенные из полированного камня, словно излучали неясный мерцающий свет. Зоркие глаза дочери вождя, привыкшие к темноте, в этом странном зеркальном освещении могли даже различать небольшие детали обстановки.

Темнели мрачные колонны, дверные проемы, черные прямоугольники глухих окон.

Ее чуткий слух уловил непонятные звуки, явственный шорох, доносившийся откуда–то издалека. В противоположной стороне залы раздался загадочный шелест.

Она невольно крепко прижалась к девушкам, прильнула к своим подругам, по–прежнему спящим, и тогда услышала жалобный глухой голос…

Все плыло перед глазами молодой иннеанки. Она давно уже лишилась дара речи и не могла даже пошевелиться от ужаса, когда перед ней возникло существо, умоляюще простиравшее вперед руки.

Длинные распущенные волосы жуткой пришелицы спускались на плечи, они доставали прядями до обнаженной истерзанной груди! Несомненно, это была девушка, — точнее, когда–то это была девушка.

Взору Ратты предстал бесплотный призрак, выглядящий отвратительно и пугающе. Мертвенно–серое, покрытое гнилью лицо совершенно ничего не выражало.

На груди привидения, там, где у живого человека должно находиться сердце, зияла глубокая рваная рана. Словно дикий зверь терзал ее грудь, рассек ребра и острыми клыками вырвал сердце, — оставив на этом месте страшную дыру.

Сквозь очертания туманного женского силуэта проглядывали и другие невесомые фигуры. Все они едва слышно издавали мучительные стоны, голоса их порой сливались в жуткий неистовый плач, рвущий душу на части.

И снова Ратта позавидовала своим подругам. Девушки послушно шли вперед, раскачивались, поворачивали за угол, спускались по скользким ступеням, но продолжали спать. Счастье их состояло в том, что они ничего не видели и все еще не подозревали, какую ловушку им приготовила судьба.

За спиной снова раздались какие–то странные звуки.

На этот раз до слуха Ратты донеслись не стоны и не завывания призраков с обезображенными лицами. Она услышала нечто вроде зловещего шипения, неведомую нечленораздельную речь, напоминавшую скорее слабый скрежет.

Повинуясь могущественной силе, она повернулась и увидела хозяина подземелья.

Высокая фигура в длинном темном плаще с капюшоном почти закрыла прямоугольный проем, слабо освещаемый сзади. Ратта взглянула на это существо, и ей показалось, что влажный пол под ее ногами уходит куда–то в сторону, он выскальзывает, как небольшой плот, стремительно летящий по водам горной реки.

Обитающий–в–Тумане сделал пару шагов вперед и остановился. Кружившие по залу призраки с невероятным визгом бросились в разные стороны, сталкиваясь и сплетаясь друг с другом, как языки пламени.

Резким движением костлявой руки он откинул капюшон.

Взору трепещущей Ратты предстало ужасное зрелище: покатый череп, туго обтянутый зеленовато–бурой осклизлой кожей, цветом подстать застаревшей болотной плесени. Худое продолговатое лицо своей неподвижностью напоминало страшную маску и было абсолютно лишено растительности, на нем нельзя было разглядеть ни бровей, ни ресниц.

Над узким треугольным подбородком виднелись две коричневые изогнутые полосы. Они змеились как–то независимо друг от друга и постоянно подрагивали, словно вместо губ отверстие рта вампира окаймляли два огромных червя–кровососа, две жирные болотные пиявки.

Подруги Ратты, не просыпаясь, рухнули на колени и продолжали опускаться ниже, пока не приняли распластанную позу, выражавшую полное смирение. И даже в этом странном положении они еще дрожали и раскачивались, словно стремились растечься по осклизлому, покрытому плесенью каменному полу.

Но приемная дочь вождя, к своему глубокому изумлению, продолжала оставаться на ногах. Ей даже хотелось бы упасть, отключиться от всего, но могущественная воля удерживала ее.

Она не могла отвести взгляда от хозяина подземелья. От страха беспомощно холодела грудь, но он безмолвно приказывал ей не опускать голову.

У чудовища не было глаз…

Из–под тяжелых мутно–зеленых век на девушку смотрели пустые проемы. На месте глаз находились два больших красных пятна, две глубокие лунки, точно наполненные сгустками запекшейся крови.

Несмотря на это, Обитающий–в–Тумане все зорко видел!

Заметив ее ужас, он откинул голову и со злорадным удовлетворением хрипло захохотал, если, конечно, этот металлический скрип можно было называть смехом. Из глубоких глазниц, как из воронок, вырвались яркие вспышки, осветив на несколько мгновений все пространство подземной душной залы изумрудным пламенем.

Бешеные ослепительные вихри налетели на девушку и пронеслись в ее голове, озаряя все закоулки сознания. Слух ее мгновенно наполнился истошными воплями, мучительными стонами, шумом ударов и хрустом костей.

Любой человек, услышавший эти ужасные звуки, содрогнулся бы и плотно зажал уши ладонями. Но Ратта не могла двинуться без приказа своего повелителя и была вынуждена безропотно все воспринимать.

Каждый вопль, каждый стон отдавался в ее мозгу калейдоскопом кроваво–красных, болотно–зеленых и черных пятен. Галлюцинирующие зеркальные образы росли, набухали и рассыпались на бесчисленное множество ломаных линий.

От криков, звучащих в ее сознании, словно сорвался камень высоко в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Ратта не могла сказать, был ли это шум падения или раскаты издевательского смеха Обитающего–в–Тумане.

Некоторое время звуки продолжали звенеть, а потом все внутри смолкло. Она вздрогнула и словно очнулась после долгого сна.

По–прежнему в нее упирались холодные кровавые пятна, заменявшие вампиру глаза.

Повинуясь этому жестокому взгляду, пальцы Ратты словно сами по себе потянулись к подолу длинной рубашки. Грубая ткань поползла вверх, обнажая прекрасное, точно выточенное из камня девичье тело.

Подземный тоннель обдувал ее смуглую кожу ледяным дыханием. Иннеанка не чувствовала холода, хотя стояла перед повелителем болот совершенно обнаженной. Ей казалось, что все стройное тело ее горит, полыхает странным пламенем! Изумрудный блеск играл на длинной лебединой шее, покатых плечах, казалось, он прожигал девичий живот и округлые, плавные бедра.

Она ждала смерти и ни о чем не могла думать.

Только Обитающий–в–Тумане почему–то не собирался убивать Ратту. Незрячий взгляд его глаз, напоминающих окровавленные провалы, уткнулся в продолговатое родимое пятно, змеившееся зигзагом молнии в ложбинке ее полной груди.

Это родимое пятно притягивало внимание монстра. Он впился на несколько секунд в отметину невидящим взглядом, а потом сделал нечто совершенно невероятное — неторопливо распахнул свой зловонный, покрытый слизью плащ, и девушка увидела, что на груди его темнеет точно такое же продолговатое родимое пятно, отчетливо похожее по форме на зигзаг молнии!