Разумеется, далеко не все лидеры, способные повести за собой целое движение, исповедуют высокие моральные ценности. Привлекать сторонников хорошо получалось и у Бенито Муссолини в Италии сразу после Первой мировой войны, и у Адольфа Гитлера в Германии 1930-х годов, когда в их распоряжении еще не было инструментов государственной власти. То есть по сравнению с периодами их пребывания у власти тогдашнее лидерство Муссолини и Гитлера было в большой степени непосредственным, хотя и морально предосудительным, с точки зрения будущих поколений. Из-за их ораторских способностей и умения привлекать многочисленных горячих приверженцев Муссолини и Гитлера часто относят к числу харизматичных лидеров. Кроме того, они совершили переход от одного вида лидерства к другому – от руководства сторонниками, сделавшими добровольный выбор, к руководству, основанному на государственном репрессивном аппарате.

Существует множество других примеров людей, проделавших путь от лидеров, полагающихся на силу убеждения и личного примера, до представителей государственной власти. Так, один из выдающихся лидеров двадцатого века Нельсон Мандела был ведущим борцом с режимом апартеида в Южной Африке, прошел через неимоверные тяготы двадцати семи лет тюремного заключения и в итоге стал президентом ЮАР. Другой яркий пример стихийного политического лидерства, превратившегося с течением времени в полномочия первого лица государства, – путь Леха Валенсы от лидера забастовки на гданьской судоверфи в коммунистической Польше к президентству в посткоммунистической Польше.

Впрочем, многие главы государств не привлекали огромного количества сторонников до того, как становились руководителями партий, а впоследствии – государств. Иногда такие последователи вообще практически отсутствовали за пределами их ближайшего окружения. Их избрание определялось совокупностью разнообразных причин и работой целого ряда механизмов. В недемократических режимах они часто выбирали сами себя, например в случае военного переворота. В парламентских демократиях (в том числе, до недавнего времени, в Австралии) выбор может определяться селекторатом, состоящим исключительно из членов партии, заседающих в законодательном органе. Во многих других странах выбор осуществляется более широким кругом заинтересованных лиц, в том числе и на общепартийной основе. (В этом случае голоса парламентариев могут иметь значительно больший вес, чем голоса рядовых членов партии, как, например, это происходит в Великобритании. Считается, что члены парламента обычно имеют значительно лучшее представление о кандидатах соперничающих партий.) Избранным лидерам не стоило бы полагать, что выбор пал на них в силу исключительных личных качеств, благодаря которым коллеги и соратники по партии делегировали им право принимать эпохальные решения. Однако, судя по тому, как некоторые из них, часть их коллег и средства массовой информации обсуждают политические вопросы, часто создается впечатление, что все они исходят именно из такого предположения.

Представление о том, что лидеры политических партий или главы правительств были избраны на свои посты, поскольку уже продемонстрировали выдающиеся таланты руководителей и люди готовы следовать за ними, является, за редким исключением, притянутым за уши. В партии, где присутствуют резкие политические разногласия, выбор может пасть на человека, в котором увидят потенциального объединителя, или, наоборот, на выразителя взглядов большинства. Часто голоса отдают самым красноречивым и убедительным пропагандистам партийных взглядов. Иногда, но далеко не всегда, члены партии голосуют за человека, который, согласно опросам общественного мнения, наиболее популярен среди электората. Лидером могут избрать того или ту, кто, как считается, наиболее беспристрастен в своих политических предпочтениях и умеет создавать коалиции как в собственной партии (поскольку серьезные партии всегда неоднородны), так и среди законодателей. Если воспользоваться примерами двух самых известных лидеров-женщин, то последнее соображение будет совершенно справедливо по отношению к канцлеру Германии Ангеле Меркель, но категорически неверно, если говорить о бывшем британском премьере Маргарет Тэтчер. В условиях парламентаризма большим плюсом для кандидата на роль лидера являются успехи на законодательном поле. Они поднимают боевой дух партии и транслируются электорату через СМИ. В течение минувшего полувека во всех демократических странах лидерам с каждым годом становилось все более важно хорошо выглядеть на телеэкране.

Как правило, в странах с парламентским строем премьер-министры до переезда в свой кабинет занимали министерские посты. Поэтому они уже обладают определенным опытом государственного руководства. В Великобритании двумя исключениями из общего правила были Тони Блэр в 1997 году и Дэвид Кэмерон в 2010 году. Причинами были их относительно молодой возраст и то, что их партии в течение длительного промежутка времени не были у власти. Американские президенты почти никогда не занимают должностей в федеральном правительстве до прихода на высший пост исполнительной власти. Кресло в сенате дает весьма ограниченный опыт политической координации и вообще никакого в том, что касается управления огромным бюрократическим аппаратом. Пост губернатора штата – не слишком удачная подготовка к роли на международной арене, которую обязан играть американский президент. Тем не менее кандидаты в президенты испытывают некоторые из своих лидерских навыков во время предвыборной гонки. Их умение эффективно коммуницировать и устанавливать эмоциональный контакт с аудиторией находится в центре внимания в затяжной серии первичных выборов, а затем и непосредственно в ходе президентской кампании. По сравнению с другими странами это очень длительный процесс. Многих талантливых потенциальных кандидатов отпугивает огромное количество времени, которое требуется проводить в разъездах по стране, и стоимость кампании, значительно превышающая показатели во всех остальных демократических государствах. Существует опасность, что обязательными условиями для участия в гонке в качестве серьезного претендента становятся крупное личное состояние или тесные связи с богатыми корпоративными и индивидуальными спонсорами, а страна, таким образом, лишается лидеров, не принадлежащих к узкому кругу привилегированных лиц.

Тем не менее два последних президента-демократа – Билл Клинтон и Барак Обама – не были отпрысками привилегированных семей. Благодаря собственным способностям и упорному труду оба они получили высшее образование в элитарных университетах, а источником денег на его оплату были стипендии и кредиты. Однако и для борьбы за выдвижение на партийном съезде, и для участия в президентской гонке им потребовалось привлечь огромные средства. В частности, наряду с большим количеством мелких и умеренных пожертвований Обаме удалось получить и значительные суммы от либерально настроенных обладателей крупных состояний. Таким образом, он смог снизить уровень зависимости от интересов корпораций. Длительный и напряженный процесс борьбы сначала за партийное выдвижение, а затем за президентский пост является также и важной школой лидерства. Как говорил Обама в одном из интервью во время своего первого президентского срока: «Я убежден, что два года кампании, иногда в крайне напряженных условиях, странным образом готовят тебя к бремени работы на этом посту, поскольку ты привыкаешь балансировать на канате, привыкаешь находиться под пристальным вниманием, привыкаешь к тому, что от тебя в некотором роде зависит масса народу. Это просто другой уровень. Это не политика, это государственное управление, так что сложностей здесь прибавляется. Но… не было ни разу, чтобы я вдруг сказал себе: «Стоп, и во что же это я только ввязался?»[99].