К беспрецедентно низким рейтингам Трампа в международных и внутренних опросах добавились и неурядицы непосредственно в Белом доме[10]. Меньше чем за год Трамп лишился лично отобранных им советника по национальной безопасности, главы аппарата и трех директоров по коммуникациям, последний из которых, Энтони Скарамуччи, не продержался в должности и двух недель. В августе 2017 года Трамп потерял значительно более близкого союзника – в рамках кампании за дисциплину и слаженность действий глава администрации генерал Джон Ф. Келли настоял на увольнении его главного стратега Стива Бэннона. Впрочем, успех этой кампании серьезно осложнялся навязчивым стремлением Трампа делать политические заявления посредством «Твиттера» – плохой замены процессу принятия обоснованных решений.

Президентская немилость стала результатом откровений Бэннона о внутренних дрязгах Белого дома. Он был одним из главных источников материала для нашумевшего бестселлера Майкла Вулфа «Огонь и ярость» о закулисных подробностях Белого дома, в котором Трамп описывается, в частности, как «человек, возомнивший себя грозным властителем,» и «пародийный вариант персонажа актера Джимми Стюарта в фильме «Мистер Смит едет в Вашингтон»[11]. В ответ на это президент относительно недавно сообщил, что он «стабильно гениален»[12]. Предупреждения об усилении авторитарных тенденций в американской политике, одним из спонсоров и бенефициаров которых является президент Трамп, исходили даже от такого относительно сдержанного органа, как журнал Совета по международным отношениям Foreign Affairs. Отмечая, что Трамп приобрел политическую известность «постановкой под сомнение гражданства президента Барака Обамы» и неоднократно называл свою соперницу Хиллари Клинтон уголовницей, три видных американских политолога пишут, что лидеры и партии «все чаще прибегают к крайностям в стремлении ослабить соперников, которых они считают неправыми»[13]. Так, «Трамп зачислил независимую судебную систему и независимую прессу в состав угроз национальной безопасности: судебную отмену первоначальной версии его указа о запрете въезда он назвал «ударом по стране», а главные СМИ считает «вражескими»[14]. Ученые приходят к выводу, что президентство Трампа «подорвало убежденность многих американцев в исключительности своей страны» и заставило их осознать «возможность отхода от демократических норм»[15].

Нарастание авторитарных тенденций в увязке с верой в сильного лидера может показаться удивительным явлением для США, но не для России, где миф о сильном лидере господствует уже очень давно. Ниже в книге я цитирую высказывание одного из ближайших советников Михаила Горбачева, Георгия Шахназарова: «На Руси издавна уважают и даже любят грозных правителей»[16]. Одной из свежих иллюстрацией этого служат результаты опроса, проведенного Левада-центром в 2017 году. Россиян просили назвать десятку самых выдающихся деятелей «всех времен и народов». На первом месте, причем уже не в первый раз, оказался Иосиф Сталин, которого поместили туда 38 % опрошенных. Второе и третье места заняли Владимир Путин и Александр Пушкин с 34 процентами голосов у каждого[17]. С таким вопросом Левада-центр обращается к населению ежегодно, начиная с позднеперестроечных времен. В 1990 году 68 % респондентов поставили на первое место Владимира Ленина, Карл Маркс был вторым, Петр Первый – третьим, а четвертым – Михаил Горбачев, намного опередивший всех остальных современников. В том году Сталин тоже вошел в десятку с относительно скромными 15 %[18]. Попадание в список Маркса выглядело исключительным явлением на фоне общей ориентации ответов на российских деятелей, которая усиливалась с каждым последующим годом. В период перестройки предавались огласке и открытому обсуждению многие из сталинских преступлений, тогда как средства массовой информации постсоветской России гораздо больше критикуют Горбачева, чем Сталина, чем, в частности, и объясняется резкое падение числа сторонников первого и такой же резкий взлет популярности второго.

Культ Владимира Путина в современной России не идет ни в какое сравнение с культом личности Сталина, но ощущается достаточно сильно. Телевидение соблюдает табу в отношении критики Путина, хотя в некоторых печатных СМИ ее еще можно найти. Россия пошла по пути авторитаризма, но с отдельными элементами плюрализма: политическая конкуренция и разнообразие мнений в СМИ значительно уступают по оживленности тому, что происходило в конце горбачевского периода и в 1990-х годах, но их невозможно было бы представить себе в доперестроечном Советском Союзе. Миф о сильном лидере приобретает в современной России все большую популярность, хотя его значимость для разных социальных групп неодинакова. Как указывают авторы одного из недавних исследований, «представление о том, что для решения проблем страны нужен жесткий правитель, не обремененный необходимостью соблюдения демократических процедур», не обязательно свидетельствует о наличии симпатий к авторитаризму, но таит опасный соблазн начать движение в этом направлении[19]. Данные социологических опросов показывают, что абсолютное большинство россиян «выступает за правление твердой рукой», хотя это несколько варьируется в зависимости от возраста и уровня образования – в частности, так считает подавляющее большинство людей старше шестидесяти с образованием не выше среднего школьного[20].

Приверженность граждан идее правящего твердой рукой всемогущего правителя может ослабить позитивный опыт жизни в условиях политической системы с более равномерно распределенной властью. В случае России такой опыт оказался слишком недолгим для оценки преимуществ демократии. Сегодня период наибольшего плюрализма рассматривается в негативном свете, поскольку он сопровождался распадом Советского Союза и непропорционально большим влиянием группы безответственных финансовых воротил (известных также как «олигархи») во время президентства Бориса Ельцина. В России поддержка сильного лидера особенно тесно взаимосвязана с националистическими настроениями. Данные исследований говорят о том, что «отношения противоборства с Соединенными Штатами снижают привлекательность демократического процесса по сравнению с единоличным лидером, правящим твердой рукой»[21]. Соответственно, демонизация Путина Западом и тем более попытки представить Россию жупелом не ослабляют, а, напротив, лишь усиливают российские авторитарные тенденции.

Сегодня в мире стало меньше полномасштабных диктатур, но в XXI веке целый ряд либеральных демократий постепенно утрачивают признаки либеральности и превращаются в гибридные режимы, сочетающие в себе элементы авторитаризма и демократии. Среди стран ЕС национализм и нетерпимость все более настойчиво показывают себя в Венгрии и Польше. Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан тщательно поддерживает имидж сильного лидера и считает своим главным преимуществом приверженность идее нелиберальной демократии. Он ужесточил свой личный контроль над венгерскими СМИ и повел кампанию против финансиста и филантропа венгерского происхождения Джорджа Сороса, который и в коммунистический период и позже оказывал значительную помощь развитию плюрализма в Восточной и Центральной Европе (и, кстати, профинансировал обучение в Оксфорде самого Орбана в конце 1980-х). В частности, гнев властей навлек на себя будапештский Центральноевропейский университет – одно из наиболее известных детищ Сороса. Некоторые из тех, кто в 1988 году создавал вместе с Орбаном демократическую и антикоммунистическую партию Фидес, сетуют на то, что коллективное руководство в ней сменилось личным диктатом Орбана. По словам одного из сооснователей Фидес Иштвана Эгедуса, «мы оказались в своего рода серой зоне между демократией и диктатурой»[22].