В купальной комнате пахло хвоей. Страд жадно вдохнул и направился к чану.

Спустя полчаса Страд, разгоряченный, чистый и посвежевший, надел оставленные Дроллом рубаху и штаны и вышел из купальни. Окончательно стемнело, на небе сверкала россыпь Плодов Яблони Мироздания. Хмурый мракоборец ждал возле догорающего костра.

– Долго возишься, – бросил он.

Страд приблизился к Дроллу. Тот опять велел вытянуть руки, дотронулся указательным пальцем до распухших ладоней. Сверкнули янтарем глаза мракоборца – и Страд едва не взвыл от вернувшейся боли. Казалось, он снова держит комковатое тело жгляки.

– Терпи, – Дролл схватил Страда за плечо и едва ли не поволок к дому. – Нужно, чтобы ты чувствовал. Иначе лечение может и навредить.

Оглушенный болью Страд мало что понял. От бодрости, которую подарила купальня, остались воспоминания, и сейчас сил хватало лишь на то, чтобы переставлять ноги, следуя за мракоборцем.

Вот дошли до крыльца. Поднялись по ступеням. Скрипнула тяжелая, сколоченная из широких досок дверь. Еще несколько шагов – и Страд очутился в темноте.

Вновь скрип двери. В комнатку хлынул мягкий желтый свет – из возникшего слева дверного проема. Стали видны лавка и несколько одежек, что висели на вбитых в стену гвоздях.

– Сюда, – голос Дролла.

Мракоборец втащил Страда в просторную комнату. Провел к длинному столу. Усадил на лавку.

– Жди, – велел он.

Страд молча кивнул, уставившись на глиняный горшок, из которого торчала деревянная ложка.

Дролл словно исчез куда-то, но спустя минуту вновь возник. Он был в толстых рукавицах и держал противень, залитый кипящим маслом. Причем очень странным – серебристым.

Поставив противень перед Страдом, мракоборец снял рукавицы.

– Вытягивай руки, – приказал он.

Страд повиновался, с удивлением глядя на нож в пальцах Дролла. Он понимал, что сейчас что-то произойдет. Что-то очень неприятное и страшное. Но было все равно. Боль по-прежнему туманила разум, и Страд не мог даже представить, что могло бы доставить больше страданий, чем невидимый огонь, пляшущий на раздутых и почерневших ладонях.

– А теперь держись, – сказал мракоборец, строго глядя на него. – Можешь кричать. Главное – не дергайся. Понял?

– Понял… – выдавил Страд, борясь с болью за остатки собственного разума.

Дролл коротко кивнул и провел ножом по левой ладони Страда. Брызнуло темное, густое, совсем не похожее на кровь. А боль…

Страд завизжал. Он был на грани безумия. В ушах шумело. Сердце колотилось чаще, чем когда-либо. Глаза застилал красный туман, и лишь новый взрыв боли дал Страду понять, что Дролл сделал еще один надрез – теперь на правой ладони.

Под кожей словно возникли раскаленные угли. Их становилось все больше, они росли – натягивая кожу, давя на мышцы и кости. Предплечья свело судорогой. Красный туман перед глазами сгущался. Веки смыкались, мысли путались. Страд чувствовал, что теряет сознание, и радовался этому: беспамятство избавит от мук.

– Не вздумай! – голос Дролла и несильный удар по щеке. – Слышишь?

Страд заставил себя тряхнуть головой. Вдохнул, насколько хватало легких.

Помогло. Взгляд прояснился, шум в ушах стал затихать. Однако невероятной силы боль по-прежнему дергала ладони. Посмотрев на них, Страд скривился: из длинных разрезов сочилась темно-лиловая, почти черная жижа.

– Полдела сделано, – к облегчению Страда, мракоборец отложил нож. Надел рукавицы и придвинул противень к кипящим серебристым маслом. – Приложи ладони. Будет очень больно. Гораздо больнее, чем сейчас. Но не смей убирать руки – иначе все без толку.

Измученный Страд посмотрел на шипящее, стреляющее брызгами масло, разлитое по прямоугольному куску металла. Сглотнул.

– Поспеши, – сказал Дролл.

Страд чуть заметно кивнул, отчего сдавило виски, припечатал ладони к противню…

И вновь заорал, глядя, как вокруг кистей и между пальцами пляшут серебристые пузырьки. Неизвестное вещество проникало в надрезы и жгло, жгло, жгло…

Горло сдавило. Страд закашлялся. Чувствуя, что может не выдержать, навалился на противень всем весом. Он ожидал, что сознание опять начнет гаснуть, но этого не происходило. В голове было ясно, с глаз исчезла красная пелена.

– Дыши спокойнее, глубже, – произнес Дролл, внимательно и напряженно наблюдая за Страдом.

Тот, наконец, смог разглядеть лицо мракоборца – смуглое, скуластое, изрезанное морщинами. От левого виска до подбородка протянулась бледная полоса шрама. Несколько похожих отметин было и на жилистых руках. На правой отсутствовала фаланга безымянного пальца.

Медленно текли минуты. Страд перевел взгляд на противень и, словно окаменев, смотрел, как продолжает кипеть серебристое масло. Его по-прежнему мучила яростная боль.

Дролл нависал над Страдом, следя, чтобы тот не отнял ладони от противня.

– И как же ты додумался схватить жгляку голыми руками? – неожиданно спросил мракоборец.

Страд разжал зубы, сглотнул и сиплым голосом рассказал о произошедшем на рыбных рядах.

– В следующий раз будешь умнее, – выслушав, сказал Дролл.

Страд промолчал. Да и что он мог ответить? Начать оправдываться? Опять талдычить, что не знал?..

«Нет, не годится, – Страд по-прежнему упирался ладонями в противень, словно хотел вдавить его в столешницу. – Не хватило ума сообразить, что нельзя брать незнакомую тварь… Вот и поплатился. И винить, кроме себя, некого».

– А кто такие эти жгляки? – спросил он спустя какое-то время, чувствуя себя неуютно под мрачным и пристальным взглядом Дролла.

– Пиявки, – ответил тот. – Измененные водами Лабораторного Канала. Иногда собираются в стаи, охотятся. Настигают добычу, прирастают к ней и начинают травить ядом, выделяемым из пор. Потом высасывают из жертвы все соки. Бывали случаи, когда пьянчуги или драчуны падали в воду и погибали, облепленные жгляками. Кто-то даже сводил таким образом счеты с жизнью.

– Зачем же их ловить? – недоумевал Страд, чувствуя, что разговор отвлекает от боли.

– Жгляки съедобны, если знаешь, как их готовить. Хотя до конца яд все равно не удается выпарить.

– Значит, люди травятся? Знают об этом, но все равно продолжают есть жгляк?

– Верно.

Пораженный Страд открыл было рот, но Дролл опередил и ответил на незаданный вопрос:

– Ты сегодня достаточно прогулялся по восточной окраине. И видел, кто здесь живет. Пьянь, шлюхи, преступники – от мелких воришек до убийц. Думаешь, у них достаточно денег, чтобы покупать нормальную еду? Жгляк продают за бесценок. А многие, кто здесь живет, давно опустились до такой степени… Им все равно, что жрать. Лишь бы насытиться. Жалко других – калек, брошенных стариков. У них нет выбора: или давиться ядовитым мясом, или умереть с голоду.

Страд вновь не знал, что сказать. Он опустил глаза и уставился на противень. Серебристое масло кипело по-прежнему, словно и не собиралось остывать. Понимая, что это лечебное средство, Страд все же не мог отделаться от мысли, что на руках вот-вот появятся ожоги.

– Попробуй пошевелить пальцами, – сказал Дролл. Страд пошевелил. – Хорошо. Болит так же или стало легче?

Страд прислушался к себе и спустя несколько секунд признал, что боль стала затихать. Ушло и желание отнять ладони от противня.

– Ты должен держать руки в масле, пока я не скажу, – Дролл выпрямился. – Уберешь – и все лечение без толку.

Он замолчал, серьезно глядя на Страда.

– Я понял, – ответил тот.

Дролл помрачнел и тихо проговорил:

– Понял он… Тогда сиди. Мне нужно заниматься делами.

Кинув на Страда еще один тяжелый взгляд, мракоборец пошел к выходу. Тот, наконец, решился осмотреться.

Стол, за которым сидел Страд, находился в центре просторной комнаты с четырьмя окнами. Стены украшало множество щитов, луков, арбалетов, копий, сабель, кинжалов, крюков, кистеней, булав, отделенных друг от друга вязью рун. Те были выложены из овальных кусочков янтаря и складывались в сложные магические формулы, незнакомые Страду. С высокого потолка на цепях свисало три железных обруча. На каждом – не меньше десятка тонких свечек. Часть комнаты была загорожена ширмой с вышитым изображением Яблони Мироздания. Перед ширмой стояла узкая кровать, застеленная лоскутным одеялом. Пахло травами, тишину нарушали только треск свечей над головой да шипение серебристого масла.