- Началось, - со злостью бросил Яцура и, низко пригибаясь, побежал к своему взводу.
За "фердинандами" вытягивались бронетранспортеры с пехотой.
Неожиданно в боевых порядках танков противника начали возникать бурые фонтанчики взрывов. Я интуитивно повел биноклем влево, и сердце мое радостно забилось: в полукилометре от противника, на шоссе, с ходу разворачивались наши артиллерийские батареи. Некоторые орудия уже вели огонь, а другие только-только подходили. Все во мне ликовало, и я видел, как повеселели мои товарищи. Вскоре один танк замер, выпустив из своего чрева черный клубок дыма, затем еще один загорелся... Спешившаяся с бронетранспортеров пехота залегла. Уже было ясно, что эта атака гитлеровцев захлебнулась.
Во второй половине дня, после небольшого затишья, гитлеровцы вновь начали обрабатывать наши позиции артиллерией, после чего атаковали большими силами. Долгое время даже трудно было понять, в чью пользу складывается бой, но вот по каким-то едва уловимым признакам мы почувствовали, что противник выдыхается. Оставив на изрытом воронками поле несколько танков, гитлеровцы попятились за железную дорогу.
Лишь после этого мы узнали, что нам на выручку срочно был брошен корпусной артполк. Со своей задачей он справился отлично: совершив форсированный марш, под огнем танков противника сумел развернуться и выиграть огневую дуэль. С такой поддержкой мы почувствовали себя увереннее.
Вечером наш полк предпринял контратаку и выбил фашистов из Гламбека.
Серьезное испытание ждало нас и в городе Делитц.
Здесь фашисты предприняли сильную контратаку танковым полком. Действовавший на участке, куда подходила наша дивизия, кавалерийский корпус не выдержал их натиска, стал отходить. Это вынудило части нашего соединения с ходу разворачиваться и отражать нападение.
Более двух часов мы сдерживали фашистские танки и бронемашины. Лишь потеряв на поле боя более половины из них, гитлеровцы начали отходить. Здесь же я получил приказ от Волкова: "Вперед! Делитц взять к обеду во что бы то ни стало!"
Наша автоматная рота вместе с батальоном, которым командовал только что прибывший в полк гвардии майор Токмаков, быстро развернулась и стала наступать на населенный пункт. Действовали мы небольшими штурмовыми группами по шесть человек: трое - впереди, трое - сзади. Наступали перекатами: одни атакуют, другие прикрывают автоматным огнем. Этот опыт мы приобрели еще в Бресте и теперь с успехом применяли его в уличных боях здесь.
Два взвода роты вскоре обошли Делитц с севера и вышли к небольшой реке. С противоположного берега по нам открыли сильный артиллерийский и минометный огонь. Поняв, что дальше не продвинуться, мы вновь вошли в город и закрепились на его западной окраине.
Мы сильно устали, хотелось немного передохнуть. Да и небольшой уютный городок вполне располагал к этому. Мы даже успели облюбовать себе брошенный хозяевами небольшой аккуратный домик, обрамленный невысокой металлической оградой. Задачу свою мы выполнили, и я, надеясь хоть часа два-крепко поспать в человеческих условиях, уже поднимался на крыльцо особняка, когда за спиной послышался шум автомобильного мотора. Я оглянулся. Так и есть! Это был знакомый "виллис". В нем сидели командир полка гвардии подполковник Волков, начальник артиллерии полка гвардии капитан Панкин, начальник связи гвардии майор Тихомиров и адъютант командира полка гвардии лейтенант Юхин.
Николай Терентьевич Волков был в кубанке. Он улыбался:
- Молодец, Манакин, точь-в-точь уложился! - Подполковник легко сошел на землю, осматриваясь вокруг, достал свою трубку, набил ее табаком, закурил. - Ну давай докладывай, что дальше делать будешь? - не отрывая взгляда от противоположного берега, спросил он, но тут же сам и ответил: Да, наступать здесь рискованно. Фашисты что-то задумали. Слышишь гул танков? Помяни меня плохим словом, если они вот-вот не попрут...
Пока командир полка рассматривал немецкие позиции, телефонисты протянули полевой кабель, установили телефон. Гвардии капитан Панкин тут же начал отдавать по телефону какие-то распоряжения своим артиллеристам...
Наблюдая за этой картиной, я нехотя расставался с надеждой на отдых. Судя по всему, Волков намерен был в облюбованном нами особняке сделать свой командный пункт. Но я ошибся. Командир полка вдруг оторвал взгляд от противоположного берега, коротко сказал Тихомирову:
- КП будет вон в том особняке.
Все мы посмотрели туда, куда указывал Волков. Действительно, тот двухэтажный дом, выбранный командиром полка, занимал более выгодное положение. С него открывался широкий обзор. Здание казалось массивным, я бы сказал, оставляло впечатление надежности. Может быть, оно было по-своему даже красивым, но с этой точки зрения мне, помнится, редко когда приходило в голову оценивать городские строения. Прежде всего они для нас были НП, КП и просто укрытия, а больше всего запали в душу как маленькие крепости, которые с боем надо было отвоевывать у противника.
Поэтому и выбор командира полка я почти машинально оценил только с точки зрения надежности, тактической целесообразности. Мог ли я в тот момент предположить, что именно в этом доме и Волкова, и Панкина, и меня ждет "сюрприз", который мы потом будем рассматривать и как везение, и как невезение. Впрочем, все по порядку.
Выслушав приказание командира полка, Тихомиров ответил "Слушаюсь!", а через одну-две минуты исчез. Вскоре начал собираться и Волков. Он еще раз прощупал внимательным взглядом противоположный берег речушки, затем окинул нашу позицию. Выбил из трубки пепел и, видимо о чем-то напряженно размышляя, задумчиво произнес:
- Так-так... Смотри, Манакин, чтобы ни на один метр назад! Вцепись в эти домишки намертво. Понял меня?!
И он для убедительности пригрозил мне пальцем, а садясь в "виллис", посоветовал помягче:
- Сейчас же все проверь еще самым тщательным образом. Чувствую, с минуты на минуту они могут на нас попереть. Действуй!
И действительно, не прошло и получаса, как фашисты открыли сильный артиллерийско-минометный огонь. Одна из мин разорвалась на крыше нашего дома, превращенного в наблюдательный пункт. Мы все мгновенно попадали на пол, инстинктивно прикрыв затылки руками. Но никто не пострадал. А когда вновь выглянули в окно, то увидели, что на нас идут четыре танка и до батальона пехоты.
Наша рота, воспользовавшись небольшой паузой, все же успела окопаться. Подошел и приданный полку артиллерийский полк. Он занял огневые позиции прямо в палисадниках коттеджей. Словом, силы у нас были, и к бою мы подготовились основательно. Гвардейцы терпеливо ждали, пока фашисты подойдут поближе. Замерли и артиллеристы. Выкатив76-мм пушки на прямую наводку, они в напряжении наблюдали, как немецкие танки преодолевают речку.
Да, давным-давно прошло время, когда мы, завидя танки фашистов, спешили открывать огонь, помимо воли стремились не подпускать их близко. Не те сейчас пошли времена. И воевать научились, и стоять в обороне, и наступать. Мы были теперь и опытнее, и хладнокровнее гитлеровцев. А главное - мы твердо знали, что час расплаты настал, что еще один-два удара, и фашистское государство рассыплется, разлетится вдребезги. Агрессора неминуемо настигнет справедливое возмездие. Эта вера была непоколебимой. С одной стороны, это, конечно, придавало нам силы. Но с другой - близость победы заставляла с каждым днем все острее и острее переживать смерть товарищей. Иногда нужны были немалые внутренние усилия, чтобы отогнать мысль о вероятности собственной гибели. Нет, это не страх стучался в наши сердца! Люди по-прежнему сражались храбро, шли на самопожертвование. Но невыносимо больно было думать, что ты можешь не дожить до того светлого дня, ради которого столько пройдено и пережито, что тебе не придется разделить всеобщую радость.
Мне кажется, эта мысль заставила меня и многих других к концу войны быть в бою рациональнее, расчетливее, хладнокровнее.
А в том бою, о котором рассказываю, нас, как это ни парадоксально звучит, выдержка даже подвела. Подпустив фашистов на слишком близкое расстояние, мы позволили им беспрепятственно проскочить хорошо простреливаемый участок местности. А когда танки и пехота врага, используя естественное укрытие - овраг, показались всего в 100 - 150 метрах, мы, поняв свою ошибку, открыли огонь из всех видов оружия. Но не молчал и противник. И хотя из семи танков четыре были подбиты, остальные все-таки ворвались в наше расположение. Огнем и гусеницами они наделали много бед...