- Плохие вести из дому?
- Наоборот, хорошие. И мать пишет, чтобы берег себя.
- Матери, они все такие. Мне моя тоже наказывает, чтобы лишний раз головы из окопа не высовывал. Ей и невдомек, что это ее пожелание входит в разрез с приказом командования.
Алексей улыбнулся. Посидели, помолчали, каждый думал, видимо, о своем. Потом Лапик предложил:
- Давайте отдохнем чуть. На свежую голову и в бой идти легче.
На этот раз рота наступала уже под мощный аккомпанемент наших орудий. И хотя в иной обстановке было бы чересчур громко назвать семнадцать человек ротой, но это была по-настоящему боевая, прокаленная огнем единица.
Набираю полные легкие воздуха:
- Р-р-ота! В атаку - вперед!
Слева слышу:
- Коммунисты! Впере-е-ед!
Это парторг. Так договаривались.
Я бежал первым. Уже цель близка. И вдруг меня перед самым мостком обгоняет Кравчук. Позади уже раздается топот десятков ног по доскам. Правый берег совсем рядом, Кравчуку остался еще один шаг. Вот он занес ногу, сейчас ступит на землю. И тут он словно натолкнулся грудью на свинцовую струю. Остановился. И снова прошлась по нему пулеметная очередь.
Потом, после боя, мы бережно передавали из рук в руки пробитый пулей прямо в самом центре его партийный билет. Он до конца выполнил свой долг солдата, коммуниста.
Но это будет потом. Тогда же судьбу боя решали мгновения. И я, перескочив через тело упавшего товарища, оказался в непростреливаемом пулеметами врага пространстве, под обрывом. Оглянулся: рядом Лапик и еще человек десять. Остальные - не прошли.
Через второй мостик Гаврилову с разведчиками тоже удалось проскочить. Залегли бойцы в низкорослом кустарнике перед береговым обрывом Днепра. Противник сверху ружейно-пулеметным огнем достать не может, но и сидеть спокойно - глупо. Высказываю свои соображения Гаврилову:
- Федор, сейчас они попытаются нас отсюда выкурить. Минометы пустят в ход, атаковать начнут.
- Ясно, что начнут. Надо на гребень вырываться. Только давай обмозгуем, Миша. Кстати, где Кравчук?
- У мостка... Уже с этой стороны. Насмерть.
- Жалко танкиста, - вздохнул Гаврилов. - Да и кто из нас застрахован.
- Кравчук танкистом был?
- А ты не знал? Хорош командир... Машину его подбили, так он в ожидании новой повоевать в пехоте попросился. Да и застрял здесь. Ладно, что горевать. Лучшей памятью о нем наш успех будет.
- Предлагаю, Федор, вот что. - Я никак не мог отдышаться. - По рации попросим огня артиллерии и пулеметов Кузовникова. Мы рассредоточенно и скрытно продвигаемся вверх. Останется метров тридцать - сорок до гребня, попросим перенести огонь дальше. А мы вслед за броском гранат атакуем. Кузовников же с бойцами успеет переправиться через мостки, даже если мы не добьемся успеха. Внимание врага отвлечем.
- Это на худший случай, а надеяться надо на лучший.
- Тогда давай готовить людей к атаке.
Через полчаса этот план был приведен в действие. Сбылся, увы, худший вариант. Забросали бойцы траншею врага гранатами, но и в ответ полетели гранаты. Только наши далеко не все попали в окопы, а фашисты находили цели на открытом месте. И пулеметчики с острова, боясь поразить своих, не могли нам помочь. Но все же мы добились главного: отвлекли внимание врага на себя, и майор Кузовников, а с ним еще человек сорок были уже на правом берегу.
Спустя еще часа полтора поднял комбат бойцов в решающую атаку. Сыграл свою роль совет бойцам действовать попарно во время атаки и при бое в траншее - один ведет огонь из автомата, другой бросает гранаты. Конечно, для этого требовалось особое самообладание, четкость, умение быстро ориентироваться.
Мы с Лапиком спарились, парторг роты Воронов с сержантом Савенковым, ветеран роты Панферов с Ляховым.
На этот раз мы все же ворвались в первую траншею врага. Уже метров на четыреста растянулся наш батальон, когда начали фашисты контратаку. И хотя нам удалось ее отбить, расширение плацдарма приостановилось. Через два часа гитлеровцы снова сунулись и снова откатились назад. Но было ясно, что нас в покое они не оставят, давление будет нарастать.
Как мы обрадовались, когда с левого берега заговорила артиллерия, окаймляя занятый нами участок огнем! Стало веселей и от того, что перспектива обзора расширилась. Шутка ли: столько дней перед глазами был только крутой, огрызающийся огнем склон берега! И дождь, так долго ливший без перерыва, прекратился. "Фланги, укрепляйте фланги", - предостерегал по рации командир полка.
Но А. П. Кузовников уже успел поставить на левом фланге автоматчиков, на правом - разведчиков, в центре - стрелков.
День за днем, метр за метром расширяли мы плацдарм. На шестой день боев гитлеровцы подбросили моторизованную пехоту. Сделано было это демонстративно, на глазах наших бойцов, но все же вне досягаемости ружейно-пулеметного огня. Дружно выгружались фашисты из грузовых машин и бронетранспортеров. В бинокль были хорошо видны их холеные морды, ладно пригнанные черные мундиры с эсэсовскими знаками на петлицах.
Мы уже начали готовиться к вражеской атаке, но раньше налетела фашистская авиация. Земля заходила ходуном, уши заложило от взрывов. Казалось, что крутой склон берега сейчас обрушится в реку. Честно сказать, одна лишь мысль теплилась в мозгу: "Скорей бы этот кошмар кончился!" А когда уханье бомб прекратилось, я никак не мог в это поверить. Взглянул на часы: прошло всего десять минут с того момента, как с леденящим душу воем посыпались на плацдарм бомбы. А казалось, что минула целая вечность. К счастью, только несколько бомб упали на берег, остальные... глушили рыбу.
А потом пошла в контратаку вражеская мотопехота. Впервые я видел такую пьяно орущую свору. Уткнув автоматы в живот, вражеские солдаты поливали, не целясь, все впереди свинцом. Расстреляет фашист один рожок, достает из-за голенища второй. На что гитлеровцы рассчитывали, невозможно было понять. Но обстрелянных наших бойцов этим не пронять, уже видели эти "психички".
Правда, было несколько бойцов, у которых нервы не выдержали: кое-кто начал преждевременную и бесприцельную стрельбу. Но их тут же остановили более опытные солдаты. В конце концов, лишь подпустив врага поближе, мы открыли дружный огонь. И тут же, среди цепей фашистов, забушевали разрывы наших снарядов. Они разметали и подожгли бронетранспортеры. Ударили в упор наши пулеметы. Вражеская лавина споткнулась, сломалась, эсэсовцы затоптались на месте, потом залегли.
И тогда Кузовников поднял бойцов в атаку. Пошли стеной на стену. Признаться, я был убежден, что вновь не миновать нам рукопашной схватки. Но не приняли ее гитлеровцы, стали отходить, а затем и побежали, заметались на берегу протоки, лежавшей на пути их отхода. Прикрывая их отступление, ударили по нам вражеские минометы. Уставы на такие случаи предписывали: попав под минометный или артиллерийский обстрел, надо стремительным броском выйти из поражаемого участка и продолжать наступление. Мы с Лапиком, вырвавшись вперед, не заметили, что остальные бойцы отсечены от нас огнем противника. Отходить назад - значит попасть под мины и снаряды. Впереди протока, за которую по шатким мосткам уходили последние гитлеровцы. Вот так положеньице!
- Товарищ лейтенант, - сказал, подползая ко мне, Лапик, - давайте по мостику на ту сторону. Другого выхода нет.
Дерзким и решительным, наверное, всегда в бою везет. Была не была! Бежим мы с Лапиком, бьем из автоматов вслед гитлеровцам. Мосток под нами ходуном ходит, но, на наше счастье, вокруг почти ничего не видно - все затянуло дымом и пылью. И вдруг впереди, прямо перед глазами, сверкнуло пламя. Какая-то неведомая сила подняла меня и швырнула в воду. Инстинктивно выбросил вверх руку с автоматом, кажется, даже мушкой за доску задел. Цепляюсь руками за доски, а они вроде бы ускользают. Подскочил Лапик, помог мне выбраться из воды.
- Под наши снаряды попали, товарищ лейтенант. Уходить быстрее надо!
Выскочили мы на противоположный берег. Но час от часу не легче: два немецких миномета впереди, метрах в пятидесяти, ведут огонь. Никто из гитлеровцев на нас даже внимания не обратил. Только "Фойер! Фойер!". Конечно, они и подумать не могли, что мы появимся на их огневых позициях. Ведь только что свои по мостику бежали.
