Сжав зубы и тяжело задышав от навалившейся на тело тяжести, Кёя решил осмотреться в положении лёжа. Высокий потолок, большие окна и просторное помещение. В углу стоял платяной шкаф с висевшим на двери зеркалом и небольшой диван. На подоконнике зеленел пузатый кактус. Пол был деревянный, и на нём лежал пушистый прямоугольный ковёр, больше напоминающий изысканную ковровую дорожку. По бокам от кровати, на которой как оказалось и разлёгся юный Хибари, стояли тумбочки, на полочках которых возвышались стопки книг и какие-то бумаги, а также маленькая керосиновая лампа.
Воспоминания о прошедшем дне хлынули в мозг бурной волной. Кёя поморщился и осторожно перевернулся сначала на бок, а после и на живот. Всё-таки, не стоило ему так усердствовать с уборкой — застрял он здесь неизвестно на сколько и можно было растянуть процесс приведения этого места в подобающий вид хотя бы дня на два. Может даже на три. С другой стороны, ноющее во всех местах тело — не такая уж большая расплата за выплеск накопившихся эмоций. Чем-то это походило на глоток свежего воздуха после душного помещения: голова кружилась, но на душе уже не было того груза, что опустился после школьных разборок. Кёя даже немного удивился своей нулевой реакции, но после решил, что так лучше. Он приехал в это место специально чтобы забыть о школе, травоядных учениках и идиоте-директоре, что вымотали ему столько нервов за все те семь лет, что, превращайся они в шерстяные нитки, Кёя давно бы связал себе пару-тройку свитеров. Об этой страшной тайне — что грозный глава ДК прекрасно управляется с крючком — знал только Кусакабе Тетсуя, однажды совершенно не вовремя и некультурно вломившийся в его дом, когда он слёг с ангиной. Это был единственный раз, когда выражение «Забью до смерти» едва не приобрело реальный смысл. Даже с высокой температурой Хибари был страшен в гневе, а уж если этот гнев смешивался со смущением…
Упершись ладонями в матрац и сжав пальцами простынь, Кёя заставил себя принять подобие вертикального положения и наконец сел. Тонкое одеяло сползло со спины на ноги и сбилось в кучу. Юноша потёр глаза большим и средним пальцами и подавил зевок. Спать Хибари лёг за полночь по местному времени, а значит, ещё одна полноценная ночь просто напросто исчезла из его жизни. Посмотрев на настенные часы, Кёя поморщился: шесть тридцать утра. В Японии, стало быть, уже половина третьего и совсем скоро закончатся занятия в школе. Юноша помотал головой, сгоняя остатки сна.
Знакомая мелодия гимна средней Намимори, полившаяся из динамиков телефона, заставила его нахмуриться. Рука потянулась к простенькой «раскладушке», и Кёя недовольно посмотрел на дисплей.
«Интересный малый» — так он подписал номер Реборна после первого звонка последнего, а потом как-то забыл переименовать абонента, когда проклятие Аркобалено сняли. Помедлив, парень нажал кнопку ответа.
— Чаоссу, Хибари! — Судя по бодрому голосу, настроение Реборна было на высоте, а это значило, что он вновь что-то задумал. Кёя лишь выразил мысленную надежду, что в этот раз авантюры мужчины его не коснутся. — Как спалось на новом месте?
— Ужасно. — Врать юноша не привык, а ночь прошла и вправду плохо: заснуть удалось только под утро. Много раз он просыпался от чьего-то взгляда, но всякий раз в комнате оказывался один. Разве что на шкафу в гнёздышке из чьей-то зимней шапки почивал Хиберд, да Ролл свернулся калачиком под кроватью. Животные на потустороннее нечто, вызывающее у Кёи мурашки по коже, никак не реагировали, из чего тот сделал вывод, что слишком устал и у него начались галлюцинации. Дурацкое чувство иррационального страха, естественно возникающее при подобных ситуациях он яростно отвергал. — Когда я должен вернуться в Намимори?
— Не успел приехать, а уже уезжать надумал? Впрочем, не моё дело. Срок окончания французских каникул полностью зависит от твоего желания, делай, что хочешь. Я лишь предоставил возможность.
Аркобалено говорил в своей манере, вызывая в душе юноши противоречивые чувства. Впервые за свою недолгую жизнь Хибари хотел, чтобы ему чётко разграничили, что можно, а что нельзя. Все эти недомолвки, сплетни за спиной, различные козни и груз ответственности настолько его вымотали, что захотелось побыть самым обычным подростком. Он ведь тоже человек, со своими радостями и проблемами!
Поняв, что абонент на том конце провода отключился, Кёя глубоко выдохнул и плюхнулся на спину, чуть поболтав ногами. Спать дольше он не считал нужным, да и не смог бы уснуть — привычку подниматься с первыми лучами солнца не так-то просто искоренить. Кёя и не пытался. Он переспал своё обычное время подъёма на полтора часа только по причине адаптации к другому часовому поясу и в силу навалившейся после долгой уборки усталости.
«Нужно нормально осмотреться, вчера только о въевшейся грязи и пыли думал», — решил юный хранитель облака и, старательно игнорируя запротестовавшие мышцы, поднялся на ноги. Сунув босые ступни в тапочки, он отметил, что ворс приятно щекотал кожу. Потянувшись для приличия, сделав пару разминочных упражнений, пытаясь подготовить тело к новому дню, Хибари заправил постель и вышел на балкон. Утренняя прохлада действовала успокаивающе, а лёгкий ветерок ерошил волосы. Столбик прибитого к стене термометра показывал двенадцать градусов, но Кёя не особо обращал на это внимание: он никогда не был мерзлявым и болел очень редко.
Хиберд подлетел неслышно и по обыкновению пристроился на голове хозяина, осторожно перебрав пару прядей клювом. Юноша улыбнулся кончиками губ на невинные действия птички и аккуратно погладил пальцем по пёрышкам. Это его потакание привычкам пернатого друга первое время вызывало ряд восклицаний со стороны «никчёмных травоядных» — почему-то каждый встречающийся на пути Хибари человек считал своим долгом предупредить, что однажды кенар может оставить в волосах неприятный «подарок». В школе эти глупые домыслы глава ДК решил парочкой ударов тонфа, однако кидаться на каждого такого умника на улице было несколько затруднительным и Кёе оставалось только сжимать зубы и учиться терпеть. Ну или игнорировать.
Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул; свежий, такой не похожий на городской воздух пронзил лёгкие, вызывая блаженное чувство удовлетворения. Юноша повернул лицо к восходящему солнцу и поставил ладонь над глазами по типу козырька. Помимо прекрасного вида местной растительности и пения неизвестных Кёе птиц особенно парня порадовало близкое отсутствие соседей. Дома виднелись, но находились на приличном расстоянии, давая замечательное чувство уединения. Именно то, что нужно измотанному «хищнику».
Хиберд на голове недовольно чирикнул, явно стараясь напомнить хозяину о таких обязанностях, как забота о братьях наших меньших. Для кенара смена часового пояса прошла без каких-либо побочных эффектов, и птица, привыкшая к ранней кормёжке, не понимала, почему в этот раз хозяин не спешил с этим.
— Да-да, сейчас я тебя накормлю. — Кёя полюбовался природой ещё немного и нехотя покинул балкон, плотно закрыв за собой дверь. Комната за эти десять минут уже успела проветриться и воздух был не такой спёртый. Ролл вылез из-под кровати и также вопросительно посмотрел на хозяина. Ежик, хоть и являлся далеко не обычным млекопитающим, тоже нуждался в подпитке, коей ему служило пламя облака. — Пламя облака! Точно… — Хибари хлопнул себя по лбу, поняв, что так и не надел кольцо после той адской уборки. И он совершенно не помнил, куда именно положил артефакт Семьи.
Кёя по-быстрому переоделся в повседневные футболку и бриджи и спустился на кухню. Открыв баночку с зерном и отмерив ровно десертную ложку, Хибари с чувством выполненного долга высыпал злаки в углублённую тарелочку, что служила кормушкой его кенару. Птица тотчас прекратила дёргать его волосы и слетела на стол. Юноша улыбнулся кончиками губ: теперь оставалось поесть самому и можно будет отправляться на улицу исследовать незнакомый город. Или же сначала стоит осмотреть дом?
Яичница-глазунья с беконом и стакан молока добавили ещё один балл в копилку хорошего настроения, и Кёя, не в силах больше наблюдать жалобный взгляд Ролла, взялся за поиски кольца. Первой в силу обстоятельств и определённых причин под подозрение попала кухня. Четыре навесных светло-салатовых шкафчика и ещё столько же внизу, явно новая газовая плита, мойка, два больших окна и круглый ольховый стол ближе к правому переднему углу. В трёх-четырёх шагах от стола был второй вход и Хибари честно не мог понять, зачем его вообще там вырезали — парадного более чем хватало. Мимолётно Кёя подумал, что этот опрометчивый поступок мог быть связан с огородом или ещё чем-нибудь: девятнадцать соток земли почти четыре столетия назад вряд ли простаивали без толку.
