Поэтому теперь он стоял на ровном поле среди мягкой зелёной травы и одуванчиков напротив ухмыляющегося предка и уже который раз пытался выкрутить ему руку. Раза два получилось, но вот остальные — не очень. Вытерев напульсником пот со лба и щёк, Кёя снова глотнул воздух ртом, уже не морщась от пронзившей горло прохлады. Несмотря на возникшие трудности и небольшое раздражение, ему было весело. Даже тренировки с Каваллоне не давали ему таких эмоций. Это было странно.

Пригладив волосы, убрав лезшую в глаза чёлку, Хибари снова бросился на предка, и снова был поставлен на колени, так как ему вновь не хватило скорости. Или реакции — понимать что есть что юноша перестал уже на десятом кругу, так как в мозгу билось лишь одно желание: победить. Отстранившись, он растёр уже изрядно болевшую руку, встряхнул ей и шумно выдохнул.

Не в его привычках было сдаваться.

Ветер усилился, остужая разгоряченное тело и вызывая на коже мурашки. Серые глаза внимательно изучали позу и выражение лица противника, старались не упустить ни одной детали. Он прекрасно помнил, что мужчина отвёл ему времени ровно до шести вечера, и назначенный час близился с невероятной скоростью. Теперь сделать наконец всё правильно было делом чести. Кёя подобрался, постарался унять бешено бьющееся сердце и на мгновение закрыл глаза. Нужно было сосредоточиться. Противник был не лыком шит, и стоило учесть даже малейшую мелочь, если он не хотел снова оказаться прижатым к траве, корчась от боли в плече.

Алауди на секунду отвлёкся на «резанувший» по глазам солнечный луч, и Кёя выбрал этот момент для нападения. Специально сменив направление прямо перед захватом, юноше удалось выиграть себе несколько секунд чтобы ухватить мужчину на руку.

«Чуть выше запястья, от себя и вниз!» — Кёя сжал зубы, быстро прокручивая в голове наставления Клайда, стараясь сделать всё правильно.

Мужчина сверкнул глазами, тотчас опустился на колено и легонько ударил ладонью по траве. Он сдался. Сдался! Хибари облизнул пересохшие губы, всё еще не совсем соображающий, что случилось, разжал пальцы. Он победил? Ему удалось? В подтверждение его мыслей Алауди выпрямился и довольно кивнул, слегка поглаживая ноющее плечо: несмотря на своё призрачное естество во время материализации он был способен чувствовать боль.

— Наконец-то ты успокоился и сделал как надо. Молодец.

Кёя сумел сохранить на лице безразличие, но подозревал, что предательский румянец всё же выступил на щеках. Всё-таки его редко когда вот так хвалили, а это было безмерно приятно! Но своего он добился, и теперь можно было уговорить предка на спарринг — время до шести ещё оставалось. Но Клайд оказался другого мнения:

— Ты и так сильно вымотался, лучше иди в дом и отдохни. Тебе ведь ещё вещи собирать. Уверен, я много энергии забрал.

— Рейс только в три ночи, так что времени навалом. И я нормально себя чувствую.

— Но в аэропорту нужно быть хотя бы за полтора часа, тебе же сказали. Так что лучше собери вещи, чтобы потом не бегать, и отдохни. Поешь что-нибудь. А сразиться можем и в Японии — тебе всего лишь нужно направить энергию в кольцо. — Уперев руку в бок, Первый хранитель смерил наследника немного усталым взглядом и растворился в воздухе. Кёя почувствовал, как у него едва не подкосились ноги: пока предок был в материальной форме он ничего не чувствовал, но стоило тому уйти, как вся забранная энергия дала о себе знать и тело запричитало об отдыхе. Видимо, за эти четыре недели Алауди успел выучить его от и до. Это немного злило, но в то же время вызывало непонятное чувство спокойствия.

Прикинув, что подремать он, вероятно, сможет и на борту, Кёя решил последовать совету взрослого и начать собирать вещи. Первыми в чемодан отправились ноутбук и одежда, а уже сверху легли сувениры, коих набралось немало. И как он раньше не замечал за собой тяги к различным бесполезным побрякушкам? Когда со сборами было покончено на телефоне зажглась красная лампочка, извещающая о критическом уровне батареи. Скрипнув зубами, юноша полез в чемодан за зарядным.

— И как, вернёшься?

— Ну, не сейчас точно. Пусть помучаются, раз раньше считали меня извергом. А я пока от их вечных воплей отдохну. Покажи мне Париж, хочу посмотреть все местные достопримечательности.

Воспоминания всплыли в голове, заставив юношу улыбнуться. Этот разговор с Алауди состоялся после того как он связался с Кусакабе по скайпу, и друг, расписав все ужасы средней Нами, скромно отметил, что директор поумерил свой пыл, понял собственную неправоту и готов принять Хибари Кёю обратно на пост Главы ДК. Кёя тогда злорадно заулыбался и попросил Тетсую передать «этой инфузории», что на данный момент он возвращаться не собирается, но, так и быть, подумает над его предложением. Кусакабе рассмеялся, поняв его желание отомстить, и, пожелав счастливого отдыха, отключился. А примерно через пять дней после разговора с Тетсу ему в Mixi начали приходить письма от школьников. В разном порядке, разними словами, но все об одном: с просьбами вернуться на свой пост и избавить учебное заведение от гопников и хулиганов, терроризирующих всех вокруг.

Вот тут Хибари полностью расслабился. Раз даже сами ученики начали просить его, то дела в школе и правда обстояли хуже некуда. Но ему это было только на руку: заметней станут перемены после его возвращения. Мысленно посочувствовав не могущим постоять за себя травоядным, Хибари ответил всем примерно то же, что просил передать директору и больше не заходил в соцсеть.

Лишь когда с экскурсией по Парижу было покончено, и в душу полезла тоска по Родине, Хибари попросил Оливьеро — этот тип всё ещё крутился рядом, но уже не так заметно — забронировать билет на самолёт. И не Вонгольский, а самый обычный — хотелось отвлечься от своей принадлежности к мафии хоть ненадолго.

***

Самолёт успешно приземлился в Нарита и благодаря расторопности как остальных пассажиров, так и рабочего персонала, Хибари покинул аэропорт уже через двадцать пять минут. Он специально связался с Реборном за день до своего прилёта и попросил, чтобы никто из Вонголы или знакомых его не встречал. Все эти причитания, расспросы и прочее лучше было отложить на утро, когда он адаптируется к родному времени и отдохнёт. Случайно покалечить кого-нибудь ему совершенно не хотелось. Пусть лучше никто не будет знать о его возвращении, пока он сам не объявится на людях. Тогда эмоции точно будут искренние.

Реборн, выслушав просьбу и тщательно всё обдумав, нехотя согласился, но заявил, что даст указания рабочим аэропорта чтобы его (Кёю) не трогали. За это Хибари был благодарен.

Ветер растрепал недавно приведённые в порядок волосы, пробежался по лицу и обдал свежим, но прохладным вечерним воздухом. Всё было настолько знакомо и любимо, что, не будь поблизости лишних глаз, Кёя бы непременно упал в ближайшую траву и бросил в небо наспех сорванный букет полевых цветов, наслаждаясь ароматами и красками своей малой родины. К сожалению, порыв души пришлось сдержать, но по приходу домой он обязательно учудит что-нибудь эдакое.

— Давно не виделись, Намимори.

Юноша поднял глаза на уже тёмное небо, прищурился на яркий диск луны и прикрыл веки, когда тот заслонило небольшое облачко. Фонари мягким светом освещали улицы, придавая городу совершенно иной, нежели днём, вид. Ночью вообще всё преображалось, и Кёя соврал бы, сказав, что никогда не гулял по городу в тёмное время суток, наслаждаясь его таинственным видом. Но именно в этот момент любоваться красотой сил не было — нужно было вернуться домой и разобрать вещи, а также накормить Ролла и Хиберда, на которых смена часовых поясов хоть и оказала какое-то влияние, но не настолько сильное, чтобы отказываться от еды. Хибари поставил клетку с Хибердом на асфальт, открыл дверцу и усмехнулся, когда кенар с радостным щебетанием покинул свою «тюрьму», взмыл в небо. Благодаря фонарям птица отлично ориентировалась, да и в родных краях за неё можно было не волноваться. Но Реборн не сказал ни слова о клетке, о том что её надо вернуть или что-то ещё, поэтому Кёя, взвесив все «за» и «против» спокойно оставил её на бордюре возле сливового дерева.