Рафаилу не нравилось в «Колодце». Вялотекущая мышиная возня раздражала его сама по себе – да и ничем хорошим она не закончится, это ясно как божий день. В третьесортных барах за свою жизнь Антуан побывал немало, так что разбирался в вопросе…

Абсент сделал свое дело – хмель ударил в голову. Он повысил голос.

– Брось насмешки, Симон! У меня в Борсхане кое-что спрятано. Нужно подобрать людей, чтобы забрать это. Ты получишь свою долю!

Дюфур допил виски, погонял во рту кубик льда и выплюнул обратно в стакан.

– Ты бросил пулеметную точку, когда надо было прикрывать нас с фланга. Половина взвода легла у Острой скалы. Так что, я знаю твои обещания.

Дюфур слез со стула.

– По хорошему, мне бы морду тебе начистить!

Он шлепнул его по плечу.

– Но я стал стар и ленив. Очень ленив. Так ленив, что даже руку не буду мыть, которой тебя касался.

С этими словами Дюфур отправился к выходу, подволакивая левую ногу.

– Отдай бабке Лулу полтора евро! – крикнул вслед Антуан. И повернулся к бармену.

– Повтори мне «Фею», дружище!

Но гигант смотрел на него с новым выражением, и это выражение не предвещало ничего хорошего.

– Ты был в Борсхане? И что ты там спрятал? Джунгли неприкосновенны, но они не могут себя защитить! А вы, белые свиньи, грабите наши края, и забираете самое дорогое, что у нас есть – глаза Великого Юки!

– Где-то я уже это слышал! – надменно сказал Антуан, глядя на гиганта снизу вверх, но с таким превосходством, будто смотрел сверху вниз. – В Хараре. В гнусной харчевне «Саванна». Эту чушь нес некий Нгвама – такой же любитель Юки, как ты…

Гигант взревел, выставив в обличающем жесте толстый черный палец.

– Так это ты распорол мне лицо бутылкой?! Я сразу увидел, что твоя рожа мне знакома! Но теперь ты никуда не уйдешь, – перескочить стойку с такой тушей он не мог и бросился к дверце.

Надо было быстро смываться. Антуан, не проявляя поспешности, направился к двери. Он не заметил, как дремавший на стуле белый, с длинными волосами вокруг испитого морщинистого лица, вытянул в проход длинную ногу, подлавливая его шаг. Антуан споткнулся и непременно растянулся бы посреди этого гнусного кабака, но в последний момент успел ухватиться за край стола, и с трудом удержал равновесие.

– Ой! – поднимаясь, произнес длинноволосый, и заступил ему дорогу, демонстрируя нависающее над брючным ремнем пивное брюшко. – Вы сделали мне больно, мсье…

Судя по всему, он играл здесь роль провокатора, начинающего драки. Сзади уже спешил бармен, успевший вооружиться бейсбольной битой. Слева, гадко улыбаясь, приближался какой-то смуглый полукровка с пустой бутылкой в руке.

Обстановка накалялась. В такую минуту человеку нужна поддержка друзей, желательно проверенных Легионом. Как, например, Симон, с которым они много лет назад разрулили подобную ситуацию в полном арабами баре, да и потом много раз выходили победителями из самых крутых переделок. Но Симон ушел. К тому же он уже не считал себя его другом. Как и все остальные завсегдатаи «Колодца», которые с кривыми ухмылками следили за развитием событий. И ни в одном взгляде Антуан не встречал сочувствия: собравшиеся здесь явно объединялись не по цвету кожи, и не по роду занятий, а по дурным привычкам и криминальным наклонностям.

Хорошо, что один друг у него все же был. Причем верный, надежный и безотказный. Антуан быстро сунул руку в карман и тут же вынул ее обратно, но уже с зажатым в кулаке «Корсиканцем» – прекрасным ускорителем любой драки. Четко щелкнула пружина, выбрасывая узкий стилетный клинок, не предназначенный для того, чтобы резать колбасу или намазывать масло на бутерброд. В твердой руке бывшего легионера было зажато опасное оружие, призванное наносить колющие, плохо заживающие раны. Ухмылки на лицах зрителей исчезли, хотя у главных фигур развивающегося действа не хватило ума, чтобы немедленно изменить свои планы. Может, они просто не успели въехать в ситуацию. Длинноволосый расставил руки, будто играл в прятки и хотел поймать Антуана, бармен замахнулся битой, смуглый продолжал угрожающе крутить бутылку.

В Легионе, как и в любом серьезном воинском подразделении, учат правильно выбирать порядок уничтожения целей. Первой поражается самая опасная, а при равной опасности – та, что находится ближе. Антуан действовал, как учили, причем максимально быстро. Он бросился на бармена, который явно не ожидал, что станет первым и пропустил момент, когда надо было нанести гасящий бейсбольный удар – противник мгновенно приблизился вплотную и оказался в «мертвом пространстве», гигант хотел оттолкнуть его, но не успел: клинок «Корсиканца» вошел между ребер. Бита с грохотом упала на щелястый дощатый пол, Нгвама схватился за рану и вмиг утратил боевой пыл, благодаря чему вышел из числа целей, подлежащих поражению. Бармен, согнувшись, и зажимая бок, медленно направился к родной стойке, а Антуан уже оказался возле длинноволосого. Выпад в пивное брюшко – и тот, повизгивая, повалился на пол, путь к двери был свободен.

Но уходить можно только тогда, когда за твоей спиной не осталось угрозы. Несколько пританцовывающих, меняющих направление шагов – и вот Антуан уже возле смуглого. Но тот, не желая разделить печальную участь сотоварищей, бросил бутылку на пол и пустился наутек к задней двери. Антуан за ним не погнался. Вместо этого внимательно оглядел посетителей «Колодца» – все отводили глаза и делали вид, что ничего не произошло. Нет, преследовать его никто не будет.

Оба подрезанных противника оказались хлипкими. Вид крови, заливающей одежду, вогнал их в панику. Волосатый требовал вызвать «скорую» и принести бинтов. Нгвама, сидя на полу, то рылся в аптечке, где бинт почему-то не находился, то жал на кнопки телефона, то кричал что-то на фульбе.

– Да здравствует Легион! – рявкнул Антуан. Почему этот лозунг именно сейчас пришел в голову, он не знал. С бо`льшим основанием он мог крикнуть «Да здравствует племя буру!» – там он провел гораздо больше лет, чем в Легионе. Впрочем, легионеры говорят: «Как вышло, так и вышло!»

– Скажите спасибо, что я не стал вас убивать! – напоследок сказал он. – Попугал только…

Это отчасти было правдой. Потому что десятисантиметровый стилет не вонзался в тела противников до самого ограничителя: выдвинутая на середину клинка фаланга большого пальца вдвое уменьшала глубину раны, снижая вероятность смертельного исхода. Этому Антуан тоже научился у инструкторов Легиона. Хотя даже вдвое укороченный раневой канал все равно более способствует смерти, чем его отсутствие… Но, как вышло, так и вышло…

Антуан осмотрелся еще раз, вытер клинок о подошву, сложил нож.

– Жаль, – вздохнул он. – Жаль…

Потом спустился по лестнице, и быстро двинулся прочь от опасного места. Сзади, из открытых окон бара, раздались крики. Он шел, стараясь не смотреть в лица прохожих, спешащих туда, откуда он только что вышел. Наклонившись, будто завязать шнурок, незаметно сбросил «Корсиканца» в решетку водостока и оглянулся назад. Возле «Колодца» собралась возбужденная толпа, некоторые размахивали руками и показывали в его сторону.

Надо было убегать. Хотя это привлекает внимание. Лучше идти спокойно – ушел же он таким манером в Москве. Но тихий парк в Москве – не заселенный мигрантами район Парижа. За спиной разгорался оглушительный ор. Как будто не двоих отморозков слегка подрезали, а разбомбили целый квартал мирно спавших людей.

Антуан побежал.

Он ушел бы, наверное, если бы не эти полицейские на мотоциклах, вылетевшие неведомо откуда на верхнюю улицу, и с грохотом спустившиеся прямиком по лестнице. Оторваться от них было невозможно. Остановившись в ожидании, Рафаил прикинул, сумеет ли свалить одного, чтобы отобрать у него байк? Сумел бы в молодости, но сейчас нет… Старый стал? Да нет, лень, черт возьми, просто лень…

Затянутые в черную кожу и безликие, из-за шлемов, фигуры сбили с ног, навалились сверху, надели противно щелкнувшие наручники…