Делали и самодельные луки из вязовых веток без их ошкуривания длиной в наш рост. Стрелы делали из сухого ровного стебля рогоза, оснащая их наконечниками, сделанными из треугольного куска консервной банки и свёрнутыми длинным конусом (кульком). Острый конец – затачивался напильником до острия иголки, крепился наконечник к стреле с помощью столярного клея. Это было уже серьёзным оружием, стрелявшим на расстояние тридцать – сорок метров и за счёт острого металлического наконечника, наносившего серьёзный урон цели, в которую они попадали. Охотничьими трофеями были воробьи, вороны и изредка дикие голуби, куропатки и крупные кулики, водившиеся в изобилье по берегам рек и озёр. Воробьёв для насадки на крючки перемётов – на сомовью рыбалку мы стреляли чаще всего из рогаток, мелкими камешками, собранными на берегу Урала. Их перед насадкой обжаривали на костре и чего греха таить часто сами ели их довольно вкусное и нежное мясо, когда воробьёв было добыто больше, чем требовалось для насадки. На рыбалку, мы – пацаны, часто выезжали на лодке с ночёвкой – с кострами и ухой из пойманной нами рыбы и запечённой на углях картошкой, а если повезёт – то и голубями, куликами и редко – куропатками. А ведь нам было тогда лет по семь – десять и родители не боялись нас отпускать из дома одних. На вопросы соседей – казачек – не боится ли она отпускать меня – малолетку с ночёвками на рыбалку, моя мама спокойно отвечала: – «Под стеклянным колпаком из мальчишки не вырастить – нормального мужика! Если «царь в голове есть»» ничего страшного не случиться, а если нет – никакая опека не поможет!»

Осенью, когда через уральный мост потянутся подводы и грузовики – доверху нагруженные арбузами и дынями – на базар. Переезжая мост – грузовики и телеги вытягиваются в шеренгу (мост одноколейный и порядок въезда на него регулируется – самими участниками движения), что всегда сопровождается спорами и ссорами. Машины и телеги движутся – медленно и это давало нам – пацанам, – возможность воровать арбузы и дыни с проезжающих по мосту машин. Да и воровством это не считалось. Ребячьей «доблестью» – да! Телеги мы не трогали потому, что возница мог достать «грабителя» кнутом. Техника «грабежа» такова – пока один из нас перебегает поперёк моста перед едущей медленно машиной, заставляя шофёра тормозить и отвлекая его внимание от наблюдения в зеркало заднего вида, что делается сзади, другие – пацаны залезают через задний борт в кузов и, схватив арбуз или дыню, кидают их через перила моста в реку. Потом и сами прыгают в реку с моста и плывут, за уплывающими по течению реки арбузами и дынями. Выплывая по течению на отмель Валькова острова, собираются вместе и принимаются за пир – съедают эти такие вкусные – арбузы и дыни на глазах у людей, находящихся на мосту в 200 х метрах. Уральские коренные казаки относятся к этому – «разбою» терпимо, говоря с усмешкой:

– «Озарничают – пацаны!»

Арбузов и дынь везут многие тысячи, и урон от этих набегов не большой – вместимость ребячьих желудков ограничена, а запасаться впрок или на продажу было не принято по негласному мальчишескому – кодексу (считалось – западло). И казаки только усмехаются или хохочут, когда особо ловкий малец исхитряется бросить в реку сразу по два арбуза или дыни и потом ловко прыгает прямо с борта машины через перила моста в реку головой вниз, избегая поимки. И тогда казаки, расщедрившись, дают со своей телеги малым ребятам, не участвовавшим в набегах и просто находящихся на мосту, арбуз или дыню. А на шофёра, открывшего дверцу машины и громко проклинающего похитителей сыплется с издёвкой: – «Жмот! Арбуза (дыни) пацанам – пожалел? Сквалыга!» Весной после разлива, когда Урал входил в привычные берега на Бухарской стороне напротив Уральска, появлялись кочевые – цыгане. Кочевники останавливались табором со своими кибитками, шатрами и лошадьми до конца лета (в СССР указ об оседлости цыган вышел только – 5 октября 1956 года). Среди кочевников – цыган этого табора были хорошие кузнецы, и уральские казаки их ценили и охотно несли им на починку старые замки, лемеха и бороны. Заказывали у цыган и подковы – для лошадей, кованые топоры, мотыги (тяпки), ломы, пешни, решётки и засовы. С приездом цыган нас – пацанов, так и тянуло к ним на костры и песни, к лошадям, на которых цыгане давали нам покататься. Уральские казаки относились к цыганам терпимо, зная точно, что где они живут – там не воруют и не хулиганят. А цыганки с детьми пропадают в городе – на базаре, где зарабатывают на жизнь гаданием на картах и по линиям на ладони (к староверам они не подходили – зная, что они им не «клиенты» и могут и наказать за навязчивость). Промышляют и продажей сшитых и сделанных ими же носильных вещей – платьев, платков, изделий из металла и украшений из монет, серебра и золота. Цыгане, в отличие от казахов, рыбу – ели и казаки часто, расплачиваясь за работу кузнецов – частично рыбой и металлоломом, рыба шла в пищу цыган, а металлолом использовался кузнецами как сырьё для изделий. Однажды утром я рыбачил на Бухарской стороне и ко мне подошёл маленький цыганёнок и, присев на корточки, – молча и долго, с интересом наблюдал за моими действиями во время лова. Я прервался, чтобы перекусить и угостил его рыбным пирогом, который мне дала мама, провожая меня на рыбалку. Он, с аппетитом, съев кусок пирога, попросил меня показать, как правильно привязывать крючок к леске. Я показал ему несколько различных узлов привязки крючка к разным лескам – из «жилки» (прозрачный монофильный нейлон) и плетёного капронового шнура. Но он сказал, что у него нет «жилки» и я дал ему метров пять – десять «жилки» диаметром 0.5 мм. – из своих запасов. Он удивился такой щедрости и сказал, что пойдёт и спросит своего отца – можно ли взять такой дорогой, как ему казалось, подарок. Ушел в табор и вернулся с отцом, который был лучшим кузнецом в таборе – дядей Иваном (он даже делал кованные амбарные замки). Так мы с ним и познакомились. Первое, что он спросил – не украл ли его сын леску у меня. Я ответил, что это мой подарок его сыну и прибавил ещё и три крючка разного размера, объяснив на какие – крючки, какую рыбу, можно ловить и на какую насадку. Сын дяди Ивана – Вася так благодарил меня, как будто я преподнёс ему драгоценности. А дядя Иван тоже поблагодарил меня за подарки и пригласил приходить к нему – в кузницу, чему я был несказанно рад. Мост через Урал ещё не был наведён и за мной – пришла лодка, чтобы перевезти меня домой на Самарскую сторону, и мы расстались с цыганами. Через два дня я собрался в табор, чтобы посмотреть, как работает кузнец – дядя Иван. Друзья перевезли меня через Урал и, спросив, когда я буду возвращаться, уплыли назад, договорившись, что я дам знать им (криком или свистом), когда мне нужно будет вернуться домой. Не успел я подойти к табору как показался мой новый знакомец – цыганёнок Вася и сразу похвастался мне, какую рыбу он сам поймал на моём месте на новую снасть. Пришли в отдельно стоявшую палатку, где оказалась кузня дяди Ивана – с самодельным горном, сложенным из огнеупорного кирпича с мехами для раздувания угля и большими чурбаками на, которых были закреплены большие тиски и большая – наковальни. На красивой – кованой подставке, стоящей на земле – висели разного размера – щипцы, клещи и ножницы для металла, а рядом на большом столе лежали в рядок – большие и малые кузнечные молоты, и молотки. Около наковальни стояла большая бочка с водой для охлаждения и большая банка с маслом, для закалки готовых изделий. Было и точило – большого диаметра точильный камень с ручным приводом в виде кривой ручки.

На красивой – кованой подставке, стоящей на земле – висели разного размера – щипцы, клещи и ножницы для металла, а рядом на большом столе лежали в рядок – большие и малые кузнечные молоты, и молотки. Около наковальни стояла большая бочка с водой для охлаждения и большая банка с маслом, для закалки готовых изделий. Было и точило – большого диаметра точильный камень с ручным приводом в виде кривой ручки. Дядя Иван со старшим сыном – Сашей в это время ковали малый лемех. Я заворожённо смотрел – на раскалённый металл, как он сыплет искрами и меняет форму под ударами молота.