На краю Руси обширной,

Вдоль Урала берегов,

Проживают тихо, мирно,

Войско кровных казаков.

Песня Уральского казачьего войска

(Фото из личного архива автора)

Уважаемый читатель!

Вы держите в руках книгу вторую «На краю Руси обширной» из общего сборника – «Взгляд в прошлое». Она содержит очерки и рассказы, навеянные мне воспоминаниями детства, отрочества и юности, но образы, представленные там, с одной стороны взяты из жизни, а с другой являются, всё– таки, собирательными. Они охватывают период с 1949 по 1961 гг. (от 6 до 17 лет). В это время я и моя семья жили в городе Уральске – центре Уральской (Западно-Казахстанской с 1932 г.) области в среде Уральских казаков, здесь прошло моё детство, отрочество и начало юности. Здесь, наряду с семейным воспитанием, под влиянием самобытной и своеобразной культуры и образа жизни уральских казаков, которые, в большинстве своём, являются староверами, проходило моё становление как личности. От уральских казаков я – пацан, получал первые уроки взрослой жизни: что такое честь и почему её надо беречь смолоду, что – хорошо и, что – плохо. Узнал цену подлости и предательства и понял, что есть настоящая дружба и настоящая любовь и почему Бог должен быть в Душе, а не на словах, почему «жить надо – по совести».

Уральский казак «дед Митрич» научил меня плавать «не хуже чехни» (рыба – чехонь) и ещё многим премудростям повседневной жизни. А уральский казак из Трёкино – «дед Егор» учил меня, как нужно относиться к природе и заложил в мою молодую голову простые, но глубоко философские начала, как я сейчас понимаю, отношения к природе, к людям и обстоятельствам жизни, которые сопровождают нас – пока мы живём. Тогда же началось моё увлечение рыбной ловлей и охотой, которое сопровождает меня всю жизнь (все отпуска провожу на охоте и рыбалке – география обширнейшая – изъездил весь Союз и частично Европу). И на склоне лет я понял, почему я считаю Приуралье (земли, примыкающие к реке Урал в среднем и нижнем течении) – моей Малой Родиной (хотя я родился в г. Кустанае, но не жил там и года). И низкий поклон, и благодарность за моё становление как молодого человека, простому (и в тоже время – ох, какому не простому) уральскому казаку. И не только казакам, но и родительницам-казачкам и конечно же моим сверстникам, и друзьям – детям казаков – казачатам – «детям войны», с которыми я рос, деля радости и огорчения того трудного, но и такого – счастливого времени. Мне несказанно повезло, что в начале жизни я попал в эти места – (реки Урал, Чаган и Деркул, леса и степи приуралья) – благословенные для любого мальчишки. Предлагаю Вам вместе со мной пережить эти мгновения и познать, пусть то немногое, что сохранила моя память о том времени, людях и событиях, которые меня окружали тогда. Я сочту свою миссию выполненной – если, прочтя эти воспоминания Вы – мой читатель узнаете чуть больше об интереснейшем, самобытном и многострадальном народе – Уральских казаках в моём, пусть и безыскусном, но искреннем изложении.

В книгу вторую вошли так же рассказы – об охоте и рыбалке в Киргизии, Казахстане, в России и в некоторых странах Европы в период с 1961 до 1990 года, которые я провёл, живя в столице Киргизии – городе Фрунзе и потом живя в городе Таруса, с 1990 г. до сегодняшнего дня.

Автор

Мне б только знать отныне, навека,

Приняв в родню всю даль страны огромной,

Что – главное – останется река,

На берегу которой молвлю: – Дома!

Татьяна Азовская

Уральск! … Это слово – произнесённое вслух – при мне, особенно из уст незнакомого человека, где – нибудь в пути, на вокзале, в аэропорте, в чужом городе, куда частенько заносила меня какая-либо нужда, даже в вечной повседневной суете жизни – всегда заставляет меня внутренне вздрогнуть. Так, наверное, вздрагивает пожилой уже человек, когда при нём, вдруг, кто-то посторонний назовёт фамилию, имя и отчество его матери или отца, которых давно уже – нет в живых…

И медленно приходя в себя, нахлынут широким, горячим степным потоком, воспоминания детства – самого счастливого времени твоей жизни.

Урал в среднем течении в ледоход, крушащий метровый лёд, поднимая с лёгкостью огромные льдины в высоких торосах заторов, его безудержный весенний разлив на Бухарскую сторону – на семь километров до Подстёпного.

В половодье, когда мы, уральские – пацаны, бросали все свои нехитрые дела и рвались на лодках в этот чарующий – сказочный мир воды и солнца. Стаи перелётных птиц в небе, редкие лесистые и степные островки, пока не покрытые водой могучей реки, но уже одетые нежной зеленью тальников, травы и такого вкусно-кислого щавеля, вырвавшегося, из-под земли на солнцепёке, нам – малым ребятам пятидесятых годов в после зимнюю усладу.

Три реки – словно обнимающие город, с Самарской стороны – дремлющий, почти стоячий, поросший камышом и кувшинками Деркул. Спокойный принявший в себя его воды тихий Чаган. И со стороны Бухарской – могучий, вобравший в себя их сонную силу, крушащий весной на стрежне высоченные яры и тихо отдыхающий на светло-жёлтых песчаных отмелях в летний межень – Урал. Седой и древний, внушающий благоговейное смиренье не только, теперь уже тихим, степнякам-кочевникам калмыкам и казахам, но даже лихим и отважным Яицким казакам, защитникам юго-восточных рубежей России на протяжении веков – Урал – второй после Волги родитель Каспия.

Уральск – казачий, русский, губернский, весёлый, шумный и бесшабашный в дни праздников и гуляний, и до уездного – тихий, по – азиатски сонный в серые будни, особенно зимой, в лютые морозы со степным пронзительным ветром и свистящей – стонущей позёмкой – бураном. Уральск в летний зной с ветерком, со скрипящим на зубах «уральским дождичком» – степной пылью. И в тихие дни, когда на солнцепёке просто нечем дышать, а в степи за глоток холодной воды (я уже не говорю о прохладной, сочно – сахарной мякоти степного арбуза, извлечённого из ямы закрытой камышовым матом, из – под тени навеса на бахче) ты готов (прости Господи!)– душу отдать.

Вот когда, вспомнишь освежающие воды Урала, выходя из которых на горячий степной ветерок, и ещё больше остывая, до мурашек на коже, говорят: «Как заново родился!» И хочется, опять, лечь и зарыться в тёплый, чистый песок Урала, согреваясь его теплом и вдыхая, до боли знакомый и близкий запах (странно – вроде бы песок не пахнет) – аромат тепла родной земли – как вдыхает запах матери и её молока младенец, засыпающий на её груди.

Степная и луговая охота, и рыбалка с кострами, ухой и шулюмом под широким степным звёздным небом.

Михайловский – «Старый собор» на высоких ярах, словно парящий над Уралом, лесными и луговыми далями за рекой, до Подстёпного на горизонте и дальше над всей Бухарской степной стороной на сотни и тысячи километров, в глубины Азии.

И всё это – моя малая родина – уже заграница?!

Как это горько, как болит душа…

Таруса,1992г.

Представьте себе такую картину – город Уральск в пятидесятые годы, на Бухарскую сторону (левый берег Урала) в жаркий июльский полдень через уральный деревянный – свайный мост идёт ватага ребят от семи до десяти лет – все босиком, в трусах, до черноты загорелые, с выцветшими от яркого солнца волосами на голове. Ноги и руки поцарапаны колючими плетьми ежевики, обожжены крапивой, на ступнях, щиколотках и голенях ног почти у всех «цыпки» – вечные спутники лета, когда часто выходишь из воды и кожа, высыхая на ветру, дубеет и лопается (и никакие мамины лечения, смазывание сметаной вечерами) не помогают – не успевают заживать. Носы у всех облупленные и красные от солнечных ожогов. Ватага доходит до средины моста – до баржи, которую разводят один раз в сутки для пропуска пароходов и буксиров с баржами гружёными лесом, гравием и другими стройматериалами или топливом (углем). И вот все начинают прыгать с перил баржи вниз по течению и плывут на пески бухарской стороны – поближе к ярам, где поглубже, а один пацан лет семи (не умеющий плавать) остаётся на мосту с вещами, отданными ему уплывающими со словами – например: «Мотри не потеряй курево и спички – у меня в кармане красной рубашки» (тогда – в послевоенные годы, мы – пацаны, к сожалению, начинали курить рано)