– Кто там? – спросила Екатерина Анатольевна, и, не дождавшись ответа, открыла дверь, после чего удивленно продолжила: – Ой. Вот это сюрприз, так сюрприз… ну заходи.

– Привет, мама, – разволновавшись, сказала Аня и, войдя в дом, решала начать разговор с примирения, – Извини, что меня так долго не было. Можно я тебя обниму?

– Ну, если хочешь, – недовольно ответила та и подалась вперед, раскинув руки, – А чего приехала-то?

– В смысле? – не поняла Аня, – Такое чувство, что ты не рада меня видеть!?

– А с чего мне радоваться!? – слегка повысив голос, переспросила та, – Тебя не было десять лет, и тут явилась, принцесса!

– Вы с отцом сами виноваты, что так все случилось! – следом повысив голос, ответила Аня, – последние годы здесь были для меня адом!

– Отца уже три года как нет, – выпалила Екатерина Анатольевна, – Хоть позвонила бы раз! На похороны хоть приехала бы!

– И что с ним случилось? – сев на софу, спросила Аня, после чего развязала на шее шарф.

– Ладно, раздевайся, – махнув рукой, сказала Екатерина Анатольевна, – Садись за стол, сейчас хоть чаю попьем да поговорим.

– Здравствуйте, – сказала девочка лет семи, неожиданно вбежавшая в комнату, – Меня Настя зовут.

– Привет, а меня Аня, – удивленно ответила та, после чего посмотрела на маму, – А это что за ребенок?

– Сестра твоя, – кинула Екатерина Анатольевна, – Чаще дома бывать надо!

– Да ладно!? – не поверила своим ушам Аня, – Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее…

– Настя, зайка, иди в кроватку, завтра надо рано в школу вставать, – обратилась Екатерина Анатольевна к щупленькой девочке, – Через пятнадцать минут проверю, как ты там спишь.

Сев за стол, Аня невольно начала нервничать, а совесть начала жечь изнутри. До этого момента она ни на секунду не сомневалась в правильности своих решений: настолько глубока была ее обида на прошлое. Но теперь Аня поняла, сколько всего она пропустила, сколько всего ей предстоит узнать и сколько всего могла бы сделать для своей семьи. И чтобы они не натворила в прошлом, друг для друга они самые близкие люди, пусть эта близость и тяготила.

– Настю мы взяли из приюта четыре года назад, – начала разговор Екатерина Анатольевна, – Мы ее не удочерили, оформили опекунство, а то после удочерения пособие перестают платить.

– Так вы ее из-за денег взяли? – переспросила Аня у мамы.

– Нет, конечно, – махнула рукой та, после чего наложила целую тарелку картофельного пюре с котлетами, – Просто там как раз отец твой заболел… сердце.

– Естественно, если так пить, так какое тут сердце выдержит, – съехидничала Аня, – Это было предсказуемо.

– Он, между прочим, твой отец, имей хоть каплю уважения, – недовольно сказала Екатерина Анатольевна, – В конце концов, о мертвых говорят либо хорошо, либо ничего.

– Эту поговорку сократили, – еле слышно поправила Аня.

– Что!? – переспросила та, – Не поняла: что ты сказала?

– Я говорю: поговорку сократили. В оригинале она звучала: о мертвых либо хорошо, либо ничего кроме правды, – на этот раз твердо сказала Аня, – Вот я и говорю тебе правду. Небось, еще и все деньги твои на лекарства уходили!?

– Я с ним всю жизнь прожила, что ж мне его в беде бросать что ль!? – слегка покраснев, недовольно ответила Екатерина Анатольевна.

– Прожила или отмучилась!? – усмехнулась Аня, – У вас с ним за тридцать лет уже все, наверное, было: и изменял он тебе, и пил постоянно, и даже руку поднимал. В итоге еще и ухаживай за ним, и лекарства себе в ущерб покупай…

– Думаешь, у других мудрее!? Все так живут, такая наша доля бабская, – пожав плечами, сказала та, после чего налила по полной рюмке водки, – Молодая ты еще, ретивая, со временем сама все поймешь.

– Просто за тебя обидно: как ты не старалась, как не терпела все, в итоге-то все равно одна, в итоге все равно в одиночестве, – усмиряя внутреннюю бурю недовольства, сказала Аня, – Ладно, давай закроем эту тему, она уже не раз поднималась, а лучше выпьем за встречу, за возвращение домой.

– Знаешь, что сказал твой дед, когда ты родилась? – выпив и закусив, спросила Екатерина Анатольевна, – Он сказал: ну вот, еще одна мученица родилась. Раньше же ни УЗИ, ни компьютеров даже не было, никто и не знал: мальчик родиться или девочка. Твой дед мальчика хотел, потому что в России у женщин испокон веков тяжелая доля.

– Ну, мам, не хватает сейчас только песню завыть да слезу пустить, – широко улыбнувшись, сказала Аня, – Я придерживаюсь той точки зрения, где люди сами творят свою судьбу. Ты мне лучше скажи: зачем Настю взяли!? Она же не собачка, чтобы ее взять, а потом обратно отдать.

– Завтра придешь пораньше и познакомишься с ней, – твердо сказала Екатерина Анатольевна, – Она очень интересная девочка, и я, кстати, говорила ей, что у нее есть старшая сестра.

– Я завтра обязательно приду, – пообещала Аня, – Не хочу больше держать обиду, хотя у меня все равно масса вопросов.

– А ты живешь уже где-то? – напрягшись, спросила Екатерина Анатольевна, – Я думала, что ты тут будешь жить, дома…

– Извини, честно говоря, я ненадолго приехала и уже сняла комнату у тети Тамары, на ул. Советской, – слегка потупилась Аня, – Я там не одна и…

– Подожди, – перебила Екатерина Анатольевна, – Так ты та москвичка, которая с историком нашим живет!?

– Ну да, мы живем как соседи в разных комнатах, – покраснев, соврала Аня, – Но если тебе интересно, то он мне действительно нравится.

– Так ты тут несколько месяцев уже!? – повысила голос Екатерина Анатольевна, – И только сейчас пришла!? И зачем я только Настеньку взяла!? Одну дочь не смогла нормально воспитать, а меня другую тянет воспитывать!

– Не кричи, а то малую разбудишь, – только и смогла ответить Аня, – Я не могла вот так прийти… Страх, обида, да много чувств внутри не давали мне этого сделать. Я и сейчас пришла только потому, что уже некуда было тянуть…

– А фамилию чего сменила? Замуж вышла что ль? – с обидой в голосе спросила Екатерина Анатольевна, – и мать родную не позвала…

– Я писательницей стала в Москве, – слегка улыбнувшись, ответила Аня, – Вот и сменила фамилию Малевичина на псевдоним Мальцева, мой издатель сказал, что так будет лучше. Честно говоря, я и приехала сюда изначально только за тем, чтобы начать писать очередную книгу.

– Не верю своим ушам, – развела руками та, – Моя дочь писатель! А про что пишешь хоть? Про любовь?

– Это скорее психологический триллер, исторические ужасы, – пожав плечами, ответила Аня, – Я привезла тебе книги в подарок, но они лежат у меня дома, принесу завтра. Извини, но здесь я жить не буду: мне до сих пор тяжело вспоминать многие моменты из прошлого, связанные с тобой и папой…

– Теперь ты домом называешь эту комнатушку Тамаркину, – махнув рукой, сказала Екатерина Анатольевна и выпила рюмку, – В тридцать лет не замужем, да еще и спишь с женатыми мужиками. Эх, дочь, что ж дальше с тобой будет?

– Не поняла, – грубо сказала Аня, выскочив из-за стола, – Я что, по-твоему, старая!? И с чего ты взяла, что я вообще с кем-то сплю!? Да и вообще, с каких это пор ты начала интересоваться моей личной жизнью!? Всю жизнь мы с тобой говорили только об уборке, уроках и о том, какая я неблагодарная. А теперь учить меня вздумала!? Спасибо большое, мам, опоздала ты лет так на пятнадцать!

– А ты не ори на мать! – вознегодовала та, – Мы с отцом всю душу в тебя вложили, а ты как была тварью неблагодарной, так и осталась! Писательница, говоришь!? Наверное, деньги лопатой гребешь! Хоть бы родной матери помогла с отцом!

– Да ты знаешь, как сильно я ненавидела вас и этот гребаный город!? – не выдержала Аня, повысив голос, – Да я приехала в Москву с десятью несчастными тысячами, жила в однокомнатной квартире с девятью людьми! Да где я только не работала!? Знаешь, сколько раз я порывалась вернуться обратно!? Только она, моя ненависть не давала мне этого сделать! Все ж думают, что в Москве блины на воротах весят, думают, раз деревенская девка стала москвичкой, значит, ей просто повезло, или же она проститутка, которая обязательно спит с женатыми миллионерами с Рублевки. А то, что я там вкалывала на трех работах, прежде чем одну нормальную найти, так это не считается!