Этим указом было положено начало черты оседлости. Но не преднамеренно. В условиях тогдашнего общественно-государственного строя вообще и еврейской жизни в частности правительство не могло иметь в виду создать для евреев особое стеснительное положение, ввести для них исключительные законы в смысле ограничения прав.

И действительно, по условиям того времени этот указ не заключал в себе решительно ничего такого, что бы ставило евреев в менее благоприятное положение сравнительно с христианами. Хотя городовое положение 1785 года не препятствовало переходу купцов из одной губернии в другую, вековой порядок, прикреплявший обывателей к месту, всё еще продолжал держаться в общественной жизни. Мещане, например, не могли переходить из одной губернии в другую, и, следовательно, евреи, почти поголовно, за исключением малого числа купцов, записавшиеся в мещанство, не могли бы, по общему правилу, переселяться из губернии в губернию, если бы указ 1791 года не подтвердил, что евреи пользуются свободой передвижения в белорусских губерниях. Таким образом, указ 1791 года не только не вносил какого-либо ограничения в права евреев, но, напротив, подтверждал их привилегированное в данном случае положение; вводя евреев в границы белорусских губерний, указ не создавал ее «черты», не отгораживал евреев от христиан: пред евреями были открыты новые области, в которые по общему правилу нельзя было переселяться. Самое большее, что указ сделал в смысле ограничений, – это то, что он отменил исключительно благоприятное положение, в которое евреи были поставлены благодаря праву записываться в смоленское и московское купечества. Да и обстоятельства, вызвавшие указ, не дают оснований предполагать, будто имелись какие-либо причины принять исключительные меры в отношении евреев как таковых. Религиозный мотив или опасение за вредное влияние на христиан, как явствует из вышеприведенных данных, решительно не играли в этот момент какой-либо роли. Вопрос заключался лишь в том, что полезно. Торговая деятельность евреев во внутренних городах, по мнению Совета, не приносит пользы, поэтому прежняя льгота, дарованная евреям, уничтожается. Переселение евреев в новый край сулит государству выгоду – общее стеснение свободы передвижения отвергается на данный случай, и евреям предоставляют доступ в новый край. То же самое было три года спустя: указом 1794 года подтверждалось, что евреи пользуются правом отправлять купеческие и мещанские промыслы в губерниях, отмеченных в указе 1791 года, равно как и во вновь перешедших от Польши к России: Минской, Изяславской и Брацлавской губерниях; вместе с тем для них были открыты новые губернии: Черниговская, Киевская и Новгород-Северская.

Центр тяжести заключался не в том, что то были евреи, а в том, что то были торговые люди; вопрос разбирался не с точки зрения национальной или религиозной, а лишь с точки зрения полезности.

Но если бы в 1791 году и было смутное желание не давать евреям разбрестись по России, то оно не находилось в резком противоречии с положением значительной части христианского населения, скованной в той или другой форме в праве передвижения.

Однако несомненно, что с указа 1791 года ведет свое начало черта оседлости. Льготное условие, вытекавшее из права свободного передвижения в некоторых губерниях, превратилось в ограничение. С этого момента признается, что евреи, независимо от положения соответствующих классов христианского населения, пользуются жительством только в губерниях, упомянутых в указе 1791 года и соответствующих позднейших актах; черта оседлости (хотя само слово «черта» тогда еще не получило права гражданства) считается прочно установленной, и вопрос о ней не возбуждает сомнений.

С третьим разделом Польши в состав черты вошли Виленская и Литовская губернии. В 1799 году право гражданства было распространено и на евреев Курляндии, которая, таким образом, также была присоединена к черте. Положение 1804 года к числу губерний, доступных евреям, отнесло также Астраханскую и Кавказскую. Позже черта расширилась Бессарабской губернией.

В дальнейшем площадь черты оседлости постепенно урезалась.

В 1829 году из черты была выключена Курляндия – право проживания сохранилось там лишь за теми евреями, которые были занесены в последние ревизские сказки. Мотив этого распоряжения довольно прост: уменьшение числа евреев. А в 1835 году были исключены из черты Астраханская и Кавказская губернии. В Астраханской губернии было всего-то 49 евреев; губернатор свидетельствовал, что их пребывание в крае весьма полезно, так как ощущается недостаток в ремесленниках, но комитет министров признал присутствие евреев «вредным для распространения азиатской торговли», и горсточка евреев подверглась выселению.

В 1887 году из пределов черты оседлости были выделены Таганрогское градоначальство и Ростовский уезд.

Наряду с указанной чертой оседлости существует другая, параллельная черта, хотя и не получившая в законодательстве соответствующего наименования, – это десять губерний Царства Польского, открытые для свободного проживания евреев. Долгое время обе черты были изолированы друг от друга: евреи из черты не могли переселяться в Царство Польское, и, наоборот, для жителей Царства Польского черта еврейской оседлости была недоступна[1]. Лишь в 1868 году последовала отмена этого ограничения, и переход из черты в Царство Польское и обратно стал свободным.

В настоящее время территорию еврейской оседлости составляют (кроме Царства Польского) следующие губернии: Бессарабская, Виленская, Витебская, Волынская, Гродненская, Екатеринославская, Киевская, Ковенская, Минская, Могилевская, Подольская, Полтавская, Таврическая, Херсонская и Черниговская.

В 1782 году, исследуя причины «непорядков» в Олонецкой губернии (в которой евреи вовсе не проживали), Екатерина II обратила внимание на то, что «записавшиеся по городам в мещанство и купечество, не переселяясь на отведенные по городам земли, остаются в селениях крестьянских, пользуясь прибытками сих последних с крайним их утеснением», ввиду чего, в связи со стремлением – в силу высших экономических соображений – концентрировать торгово-промышленный класс в городах, государыня повелела Сенату предписать всем губернским правлениям проживающих в уездах купцов и мещан переселить в города.

Предпринимая эту меру, правительство менее всего, конечно, имело в виду евреев, но, среди прочих, действию нового закона подлежали также еврейское купечество и мещанство.

Требование о проживании всех купцов и мещан в городах было вообще трудно осуществить; христианские купцы и мещане по-прежнему оставались в уездах, и правительство не раз повторяло впоследствии упомянутое распоряжение. Но особенно суровым – ввиду полного несоответствия с местными условиями жизни – оказался закон в применении к белорусским евреям.

К тому же запрещение купцам и мещанам жить вне городов получало в отношении евреев особый характер. Всё еврейское население, как было выше отмечено, вошло полностью в состав купечества и мещанства, и, таким образом, мера выселения, являвшаяся для христианского населения частным ограничением, превращалась для евреев в общее правовое ограничение.

Вопрос о выселении евреев из уездов находился в тесной связи с вопросом о праве курения и продажи водки, аренды имений и отдельных отраслей помещичьего хозяйства. Купцам и мещанам вообще были запрещены указанного рода занятия; как и указ, запретивший проживание в уездах, закон этот осуществлялся далеко не в полной мере, но особенные затруднения вызывались им, в силу местных условий, в отношении евреев. Причем опять-таки вследствие причисления всего еврейского населения к купечеству и мещанству закон, касаясь лишь части христианского населения, распространялся на всех евреев без исключения.

Значительнейшая часть еврейского населения белорусских губерний (а также и других, позже присоединенных к России) проживала не в городах, а в уездах. Наряду с торговлей и ремеслами источником пропитания служили для них курение и продажа водки, а также аренда различных отраслей помещичьего хозяйства. Это явилось результатом их исторического прошлого в Польше. Польские города, считая торговлю и ремесленные занятия своею монопольною привилегией, всячески старались избавиться о конкурентов-евреев, и последние, не находя пропитания в городах, поневоле направлялись в уезды, где их гостеприимно встречали помещики, отдававшие им на откуп различные отрасли хозяйства и, между прочим, курение и продажу водки, служившие одним из важнейших источников дохода помещиков и государства и ставшие главнейшим источником пропитания евреев в уездах. Такой порядок с течением времени стал как бы основой государственного хозяйства в Польше; это значение он сохранил и после перехода польских земель к России, так как и русский государственный бюджет находил твердую опору в доходах от потребления водки; на них же покоится бюджет разнообразных юридических лиц (городов, казенных имений, монашеских орденов и проч.) и частных землевладельцев. В связи с этим еврей, оставшийся по переходе в новое подданство на старом месте и при прежних условиях своей экономической жизни, по необходимости должен был продолжать свои вековые занятия; право винокурения не принадлежало ему, но он выступал как посредник между землевладельцем и крестьянином в качестве арендатора и корчмаря в частных и казенных имениях.