Граф перебил ее:

– Их надобно освободить от турецкого ига, понеже Греция – колыбель человеческой цивилизации и православия.

Екатерина искоса посмотрела на него: губы сжаты, глаза смотрят твердо. Да, граф сериозно настроен на решительные действия.

«Греческий прожект» был постоянной материей в их беседах. Словом, надобно было все детально обдумать и принять решение. А пока, главной задачей было учинить действенное движение правительственных войск, дабы подавить восстание под водительством злодея Пугачева. Однако, совсем не прост сей донской казак: ещё до начала последней битвы за Казань, он объявил, что оттуда направится на Москву. Слух об том разлетелся по всем ближайшим деревням, поместьям и городкам, воодушевляя бедноту. Как же! Сама Москва будет под властью их предводителя, Надежи-Царя! Стало быть, их бедняков власть установится! Несмотря на крупное поражение пугачёвской армии, пламя восстания охватило весь западный берег Волги.

Граф Григорий Александрович Потемкин основательно упражнялся браздами правления, вытесняя прежних руководителей Правительственного Сената. Постепенно он хотел избавиться и от Алексея Орлова, коий недавно прислал императрице с Италийский брегов ружейный прибор. Сей подарок стал причиной их ссоры: ревнивый Потемкин не желал, дабы она принимала подарки от прежнего своего окружения. Не хотел видеть и заведующего генеральным штабом, влиятельного Захара Григорьевича Чернышева.

– Гриша, чем ты так недоволен? Я понимаю, ты не терпишь Орловых, но отчего ты хочешь убрать графа Захара Чернышева, – удивлялась Екатерина, услышав сие его пожелание. – Граф так много сделал для укрепления централизации военного управления, создал новые штаты Военной коллегии, канцелярии артиллерии и фортификации, управления комиссариатских учреждений. Благодаря ему появилась собственная типография в Военной коллегии. Разве можно не оценить его труды?

Нахохлившийся Потемкин, собрав на переносице крутые брови, спокойно ответствовал:

– Все оное весьма хорошо. Сделал и молодец! Не считаешь же ты, в самом деле, что он просто должон был ничего не делать? Что-то ж он должон был делать для России и своей государыни. А не токмо интриговать вместе с Никитой Паниным супротив сначала Орлова, потом – меня.

– Тебя?

– Что ж ты думаешь, ему нравится, что около тебя я, а не он?

– Родной мой, не изволь ревновать, тем паче на пустом месте. Граф имеет молодую и весьма красивую жену. К тому же, согласись, он хороший хозяин. Устранять такового человека не станем.

– Стало быть, ты хочешь оного Чернышева оставить в генеральном штабе? – нахмурился Потемкин.

Екатерина, видя его гневливое настроение, замешкалась, но быстро вышла из положения:

– Может статься, стоит его отправить подальше, но на ответственную работу.

– Куда, к примеру?

– Мыслю, в Белоруссию, губернатором. В те земли, что нами получены после раздела Польши. Тем паче, что там у графа Захара имеются поместья. Он хороший хозяин. Наследник мой, Павел, сказывал, что проезжая мимо его дворца в Яропольце, был принят с величайшей пышностью так, что мне самой захотелось там побывать.

Потемкин, видя свою победу в споре, хмыкнул:

– Поедем, токмо прикажи, царица моя!

– Так ты не противу оного? Тогда прикажу готовиться ехать в его Ярополец. Оно недалеко от Москвы. Сказывают, его поместье считают Русским Версалем.

Потемкин оскалившись, усмехнулся:

– Ты забываешь: меньше всего он хотел бы увидеть меня рядом с тобой.

Екатерина посмотрела на него своим особенным взглядом, мягко возразила:

– Однако ему придется потерпеть, сокол мой. Ибо без тебя мне делать там нечего.

Губы Потемкина тронула легкая ироническая улыбка:

– Как прикажет твое Величество, голубушка моя!

Как всем влюбленным, Екатерине хотелось вести бесконечные разговоры о своем любимце. Бесхитростная Мария Саввишна слушала ее широко раскрыв любящие глаза, давая иногда весьма дельные советы: не слишком открывать сердце сему любимцу фортуны, привлекать его к серьезной государственной работе, как токмо возможно чаще, не потакать его капризам.

– Пусть поработает, матушка моя, разгрузит тебя. Мыслимо ли, что ты, голубушка, днями и часами просиживаешь над бумагами?

– Мария Саввишна, да разве такой кентавр будет сидеть за бумагами. Он же, как юла, всегда в движении.

– Не так уж и заметила его движения, но что голова и мысли не стоят на месте, согласна, матушка-голубушка, Екатерина Алексеевна!

– Голова! Сие – самое наиглавнейшее!

Главной наперсницей императрицы, как всегда, оставалась Прасковья Александровна Брюс. Ей Екатерина доверяла почти все об отношениях с графом Потемкиным.

– Понимаешь, Параша, мне с ним совершенно не скушно. Вот сутками бы с ним находилась, беспрерывно и не надоел бы! – взволнованно говорила она подруге.

Брюсша, прищурив близорукие глаза, наблюдала за Екатериной Алексеевной. Та сидела на диване, расправив на маленьких фижмах широкое шелковое платье, удивительно свежая и красивая.

– Хорошеете, Ваше Величество, – сказала она, думая про себя, что она все же красивее государыни.

– Да? В самом деле? – Екатерина легко вскочила, подошла к большому золоченному зеркалу. Поправила прическу, вернулась к дивану.

– Я себе нравлюсь… Хорошею, понеже Григорий Александрович всякий день меня веселит. Смеюсь целыми днями. К лицу мне сей персиковый цвет? – спросила она, показывая на платье.

– Весьма и весьма! – ответила с воодушевлением Брюсша, потрогав ткань. – Красивое платье. Очень! Понравилось Потемкину?

– Не знаю, не спрашивала. Он о платьях не ведет разговоры.

– О чем же ведет?

Екатерина вдруг покраснела. Отвернула лицо к окну, медленно подошла к нему.

– Его разговоры невозможно передать, Прасковья Александровна. Одно скажу, они мне чрезвычайно приятны.

– Ну, поделитесь же немного!

Екатерина помолчала.

– Нет, не могу, дорогая моя графиня. Не могу. Слишком все приватное.

Бюсша опустила глаза. «Да уж, представляю… – подумала она. – Умеет сей Циклоп заговорить кого угодно».

– Кстати, – заметила она, – в Европе теперь не носят фижм, даже самых маленьких. Я себе заказала из Парижу новое платье. Не дождусь его!

Украдкой бросив взгляд на ее и свое платье, Екатерина никак не прокомментировала ее замечание. Брюс, однако, знала, что императрица теперь откажется от фижм.

– Сегодни, чаю, остаешься на обед? – спросила она.

– С превеликим удовольствием, Ваше Величество! Мне такожде весело послушать речи графа Потемкина, – с улыбкой ответствовала графиня.

Уже четыре месяца как в тягости, графиня Брюс не упускала возможности лишний раз провести в их компании, ловила каждый взгляд Потемкина, надеясь, что он рано или поздно подаст знак на встречу наедине. Да и то профит – хорошо провести время вместе с ними, понеже с ее надменным и скучным мужем мудрено повеселиться.

Екатерина любила оставлять на обед подругу. Весь март Брюсша находилась в Царском Селе в компании императрицы и ее фаворита. Графиня Прасковья Александровна часто говорила глупости, но зато повеселиться умела знатно.

Когда ее любимец полюбопытствовал, как на их отношения реагируют графиня Брюс, она написала: