- Люблю и смотрю, но наша жизнь иногда бывает покруче чем в кино.

- Это точно.

- Ладно, проходите в дом, чего на улице стоять. Агафон, я понимаю, ты не просто так навестить меня приехал.

- Все ты понимаешь, Киношник. Тебе бы в правительстве сидеть, а ты зарылся в глушь. Нехорошо это.

- Так уж сложилось.

- Но ничего, если захочешь, то могу тебя забрать отсюда прямо сегодня или завтра, если задержимся.

- Что изменилось?

- Вот приехал с долгами поквитаться, а потом можно и по новой планы строить. Если согласишься, то вместе, но знай, неволить тебя не буду. Как сам решишь.

- До завтра есть время. А сейчас, давайте, проходите в дом, если есть что перетереть, то перетрем,. Потом можно стариков позвать или самим сходить к ним.

- Подожди с этим. Мы сейчас поедем в тайгу, да поглубже, нужно с долгами рассчитаться, я же говорил. Садись, Киношник, за руль. Ты лучше эти места знаешь.

Заехав довольно далеко, Кирилл спросил:

- Может здесь остановимся?

- Дальше и глубже нельзя? - У Агафона на уме явно было что-то неординарное.

- Можно и глубже, только я не понимаю для какой цели.

- Найди какую-нибудь полянку, но поглубже.

Кирилл не стал ничего больше говорить, поехал дальше, но через каждые два-три километра спрашивал, достойно ли это место того, что задумал Агафон.

- О, это самое то, что нам нужно, глуши мотор, - наконец сказал Агафон.

Это было очень глухое место. Вокруг шумели высокие сосны, вся поляна была покрыта мхом и опавшими прошлогодними шишками. Ни малейшего шума не доносилось ниоткуда.

- Если бы не твой внедорожник, никогда бы мы сюда не доехали, - сказал Кирилл.

- Вот этого я и хотел. Давай, Мозоль, будем выгружаться.

Они подошли к багажнику и вытащили оттуда огромный рулон, который явно был очень тяжелым. Потом небрежно бросили его на землю.

- Киношник, знаешь, что внутри? - Спросил Агафон.

- Откуда мне знать.

- Это наш с тобой должник. Вот пришло время для возврата долгов, но сначала это дело нужно перекурить.

Агафон достал пачку Camel и угостил своих друзей.

Они стояли молча и курили. У Кирилла на душе было тревожно, он понимал сейчас, вот через несколько минут произойдет то страшное и непоправимое, что может изменить его жизнь. Он понимал, пришел тот момент, когда закончилось его затворничество. Так же он знал, изменить что-то в эту минуту невозможно. Вопросы задавать нельзя. Нужно терпеливо ждать.

И он ждал, глубоко затягиваясь горьким крепким дымом.

- Не нервничай, Киношник, - пытался его успокоить, все понимающий Агафон. При этом сам был спокоен или не подавал виду.

Мозоль тоже не был спокоен, переминался с ноги на ногу, выкурив одну сигарету, доставал свои и снова закуривал.

Хотя Кирилл знал своего друга и видел его в трудных ситуациях, но при этом никогда Сашка Агафонов не терял голову.

Ни-ког-да!

72

- Все, покурили? - Спросил Агафон, бросив сигарету на землю и затоптав ее.

Нагнулся над рулоном, вынул нож и разрезал веревки, которыми был связан этот сверток.

- Мозоль, помоги развернуть его, - попросил он, - или дрейфишь.

- Все нормально, давай.

Когда они развернули рулон, внутри оказался человек, крепко связанный по рукам и ногам, а во рту у него был кляп.

- Ну вот, дружок, приехали. Чего зенки пялишь? Не ожидал увидеть столько знакомых? Ах да, здесь собрались все опущенные. Тебе не с руки якшаться в такой компании. Ты же у нас законник. Вот я думаю, дать тебе последнее слово или сразу прирезать, а может ты предпочтешь пулю? А то, если начну тебя, падла, резать, то дотронусь невзначай до тебя, а это у вас, законников, западло. Чего молчишь?

Агафон сделал паузу, а потом продолжил:

- Извини, забыл твою пасть освободить, он наклонился над пленником и с силой вырвал у него изо рта тряпку, которая до этого явно служила ветошью для машины, и поэтому воняла бензином и машинным маслом.

- Чего все остолбенели? Киношник, ты не узнаешь старого знакомого, или при виде его вспомнил камеру и струхнул?

- Просто не ожидал, и вообще многого не понимаю.

- Сейчас поймешь. Шота, может расскажешь честному народу, как ты служил верой и правдой хозяину тюрьмы? Как ты выполнял все распоряжения начальника? Расскажи. Чего уж там, как ты испугался, что я вдруг захочу быть смотрящим, и попросил, чтобы меня отправили в пресс-хату? Я тебя успокою, тех беспредельщиков я уже достал. Давно было, но до сих пор помню, как они ползали у меня в ногах, вымаливая прощение. Очень они жить хотели, водку жрать, баб топтать и выполнять распоряжения мусоров. Киношник, я тебе давно хотел сказать, расплатился я за тебя и за себя, да еще за многих несчастных, которых по беспределу опускали и отправляли гнить возле параши на радость ментам. Шота, скажи что-нибудь, интересно послушать. А вдруг ты невиновен, так я тебя возвращу в то место, откуда забрал.

Человек продышался, захотел немного вытянуть ноги и руки, но они были крепко связаны.

- Не шебуршись и не дергайся, тебе веревки не мешают говорить. Я бы тебе сигарету дал, но ты наверняка побрезгуешь у обиженного взять, хотя с Башлыком, я слышал, ты водку пил. Ну так это нужно было для дела. Очень ты хотел меня достать, но вот только получилось, что я тебя взял.

- Ничего, придет и твоя очередь, - наконец сказал свои первые слова Шота - бывший смотрящий. Тот, который не пожалел молодого, ни в чем не виновного Кирилла.

- Шота, ты же знаешь, сегодня ты, а завтра я. Ты не последний, к кому у меня и у моих ребят есть предъявы. Так что, сегодня ты отправишься к своим друганам и жди следующих.

- Тебя я там тоже встречу.

- Может быть, но я никуда не тороплюсь, если даже и сдохну скоро, то не так, как ты. Лежишь в собственном говне и что-то чирикаешь. Все надеешься на чудо. А вдруг Агафон или его друзья смилостивятся над тобой и домой отпустят. Может ты расскажешь, что у тебя малые дети есть, которым жрать будет нечего, когда тебя не станет?

- У законника не может быть семьи. Сявка ты, Агафон.

- Может у кого и нет, а у тебя есть. Я все знаю про тебя. Так кто сявка?

- Ладно, надоело мне все, кончай меня, но знай, придет и твоя очередь.

- Это мы уже обговаривали. Ты думаешь, уйдешь честным вором. Так не надейся, мы сейчас сначала тебя опустим, а потом уже отправим к праотцам.

- Ты не сделаешь этого.

- Это почему? Кто мне помешает?

- Агафон, ты же вор.

- Был, но по твоей милости весь кончился и законы ваши, воровские, на меня не распространяются. Я могу разрешить тебе самому себя кончить, тогда не будем опускать. Так как, согласен?

- Дай пистолет.

- Шота, ты хочешь очень дешево отделаться. Так не пойдет.

Агафон разрезал веревки, которыми были связаны руки Шота, потом воткнул нож в землю возле него:

-Вспомни, падаль, как кончал себя Тарасик, все видели, все знали, но никто не вызвал лепилу, никто не помог ему уйти. И все это было по твоему приказу. Вот и ты давай сам, или боишься? Слабый Тарасик смог, а ты? Слабо?

- Помоги мне куртку снять.

- Это можно, - Агафон помог ему оголить руки.

Шота взял нож и резким движением полоснул себя по руке, потом переложил нож в другую руку и проделал то же самое. Из вен его сильным фонтаном хлынула кровь. Шота закрыл глаза и стал ждать своей смерти.

На поляне вдруг стало тихо, даже деревья перестали шуметь.

- Агафон, я не могу на это смотреть, - нарушил тишину Мозоль, - может я помогу ему?

- Ты просто не знаешь, что это за тварь. Все, что я здесь ему сказал, это сотая, а может и миллионная часть его подлых дел. Киношник стоит и молчит, а он повидал на этом свете меньше тебя. У него всего была одна ходка, но сломала она ему всю жизнь. Если бы не он, - Агафон показал на дергающегося в конвульсиях и агонии Шота, - может быть отсидел бы Кира, да и пошел по той жизни, для которой родила его мать.

Наконец Шота затих. Агафон подошел к нему, пощупал пульс.