Деяния государя должны быть полезны для подданных. Значит, ему следует соблюдать Общественную необходимость (Publique Necessite), противопоставляемую собственной необходимости, которая касается только его самого. Ведь нет большего счастья для него, чем благополучие народа[96]. С помощью этой добродетели герцог сможет завоевать сердца людей, поддерживая мир и порядок в своих владениях, оберегая их от опасностей, заботясь о спасении и о выгоде[97]. Государю, заслужившему любовь и уважение народа и знати, Бог поможет совершить многочисленные подвиги и отбить напор врага. Необходимо отметить, что подобные рассуждения Шатлена об общественной необходимости сходятся с воззрениями самого герцога и его ближайшего окружения. Автор, по сути, повторяет идею о служении государя обществу, утверждает его ответственность перед ним. Развивая мысль, он пишет, что государь, любимый знатью, никогда не потерпит поражения[98]. Означает ли это, что, говоря о «служении» обществу, под последним он понимает только дворянское сословие? Вполне возможно, что здесь также проявилось уже отмеченное противоречие между двумя политическими группировками бургундской элиты, ставшее очевидным в правление Карла Смелого. Шатлен принадлежал к той из них, которая большей частью утратила влияние на нового герцога и была не согласна с его политикой. Любопытно, что основой идеологии и той и другой были одни и те же идеи, почерпнутые из трудов античных авторов, частично переведенных на французский язык еще при Карле V или Филиппе Добром. И если окружение Карла Смелого использовало их в целях укрепления личной власти герцога, то его политические противники видели в них способ ее ограничения в пользу «общества» (речь Филиппа По показательна в этом смысле).
Шатлен именно в знати видит основную опору власти государя. Для него вообще характерно пренебрежение к людям недворянского происхождения, несмотря на то что его отец отнюдь не был представителем привилегированного сословия. «Что касается третьего сословия… то это сословие добрых городов, купцов, ремесленников, о которых не следует так долго говорить, как о других, по той причине, что это сословие… не способно к высоким свершениям, потому что находится в рабском состоянии…»[99]. По мнению Шатлена, только представители дворянского сословия, причем независимо от занимаемого в его внутренней иерархии места, т. е. и простые рыцари, и бароны, короли и герцоги, отвечают главной цели – защите церкви и христианской веры, укреплению порядка и мира, поддержанию добродетели[100]. Хотя подобная позиция вступает в противоречие с идеей, высказываемой в том числе и самим Шатленом, о том, что высокое происхождение не имеет ничего общего с благородной жизнью, только благородное сердце, независимо от социальной принадлежности, наделено добродетелью. Даже выходцы из королевских семей, подобно плохим плодовым деревьям, производят безобразные плоды (portent vilain fruit)[101]. Но дворянская ангажированность всё-таки берет верх в сознании автора во многом благодаря тому, что автор пытался сам как можно больше дистанцироваться от третьего сословия, из которого происходил по отцовской линии.
Подобное отношение выразилось и в его предубеждении против советников, выходцев из неблагородных сословий[102]. Но, пожалуй, более показательным в этом смысле примером является реакция Шатлена на смещение Николя Ролена с поста канцлера дворянской группировкой, возглавляемой крупными аристократами Бургундского государства Антуаном де Круа и Тибо де Нефшателем. Хронист достаточно подробно описывает опалу канцлера[103] и явно симпатизирует его противникам, с удовольствием перечисляет многочисленные жалобы на некогда могущественного государственного деятеля и его родственников. Ролен, по словам Шатлена, не хотел, чтобы кто-нибудь занял его место, и стремился оставаться канцлером до своего последнего дня, торжествуя над фортуной. Он был очень мудр в земных делах и заботился больше именно о них, будто бы земная жизнь вечна, отдаляясь тем самым от более надежного пути, т. е. от пути спасения, от заботы о своей душе. И когда, казалось бы, его положение было стабильно и прочно, фортуна повернулась к нему спиной[104]. Канцлер, этот прагматичный политик, пытался обеспечить будущее своих детей, понимая, что им придется жить при новом герцоге, поэтому поддержал Карла Шароле в его конфликте с Филиппом Добрым, чем не преминули воспользоваться его противники.
Следующий за Общественной Необходимостью персонаж, Внимание к человеческим делам (Consideration des humains affaires), во многом повторяет уже высказанную автором идею о необходимости действовать во благо подданных.
Последним персонажем, явившимся перед герцогом, был человек, носящий четыре имени: Взгляд на свой долг (Regard a son devoir), Взгляд на свое призвание (Regard a sa vocation), Взгляд на свою славную судьбу (Regard a sa glorieuse fortune), Взгляд на множество великих примеров (Regard a multitude de divers grans exemples). Он в некоторой степени подводит итог всем размышлениям Шатлена о государе, повторяя уже высказанные им идеи или же уточняя их. Другими словами, в речи этого персонажа автор делает краткий набросок идеального государя.
Призывая Карла Смелого подумать о его долге и обязанностях, Шатлен поясняет, что ими являются добродетели: справедливость, разум, честность, заботливость (sollicitude), стремление к общему благу, надежда на спасение (attente ä salut), необходимость держать народ в страхе (en cremeur), а дворян в любви (en bonne amour), земли в покое и порядке, защищая от врагов, использовать разум, а не волю и желание (volonte), повелевать собой, а затем другими, почитать Бога и Святую Церковь, служить миру примером добра[105]. Автор настаивает, что обязанность государя обладать всеми этими добродетелями, ибо для него, как и для большинства других мыслителей эпохи Средневековья, характерна абсолютизация нравственного облика человека[106]. «Одни – белые, а другие – черные…», – пишет Шатлен, понимая под белым и черным добродетель и порок соответственно[107]. Однако подобное возможно лишь в теории. И он осознавал это. Богатейший жизненный опыт Шатлена привел его, так же как и Ф. де Коммина, к этому убеждению. Совершенных людей невозможно найти в мире[108]. Неслучайно в своей похвале Филиппу Доброму он рассказывает и о недостатках государя, ничуть не сомневаясь в том, что последний обладает и добродетелями.
Любопытна трактовка Шатленом происхождения власти герцога. Она, безусловно, дарована Богом, ибо «нет власти не от Бога», как сказано в Послании к римлянам апостола Павла (Рим. 13,1). Постулирование подобного тезиса в Бургундском принципате имело далеко идущие последствия. Обожествление власти герцога и отношения между светской и духовной властями в государстве, созданном герцогами Бургундскими, является темой для отдельного исследования. Здесь же остановимся на некоторых деталях, связанных с рассуждениями Шатлена об обязанностях государя. Он указывает на то, что власть герцога дарована ему Богом. При этом герцог подобно доброму пастырю ведет свой народ к главной цели земного существования – спасению, заботится о его благосостоянии. По сути, Шатлен передает светской власти в лице государя заботу о спасении – функцию, которая первоначально должна была принадлежать духовенству. Карл Смелый, по мысли автора, владеет ключами для спасения человека (своего подданного), может даровать ему и самому себе благословение[109]. Налицо не только попытка показать независимость светской власти от духовной. Акцент в трактате сделан именно на обязанностях государя в сфере земных дел. Неслучайно, как мы видели выше, герцогу был представлен персонаж, олицетворявший «внимание к человеческим делам». Автор многократно призывает Карла защищать и оберегать своих подданных, заботиться об общем благе. Несомненно, Шатлен был в курсе тех идей, которые циркулировали в среде бургундских мыслителей по поводу этой проблемы. Ведь еще в правление Филиппа Доброго Ж. Воклен, переводя с латыни трактат Жиля де Рома (Эгидия Римского) «О правлении государей», предпослал ему введение, в котором утверждал лишь светскую направленность политики принца, оправдывая тем самым претензии герцога на независимость как от духовной власти, так и от власти французского короля и германского императора[110].
