– Ничего сынок, крепись! Авось, и вправду судьбу свою изменишь, так лучше во дворце попытаться…

– И найду, мама, сердцем чую, что изменится скоро жизнь моя, – тыча себя в грудь кулаком, доказывал он матери.

А мать все про кольцо семейное думала, что Гавриле принесло немало пользы. Хотя не верил муж, что от кольца в его судьбе что-то зависит, Варвара помнила слова свекра, который передал по наследству колечко старшему сыну, несколько раз повторив:

– Берегите его, и сыновьям передайте. И скажите, чтоб хранили, ибо семейная эта вещица, наша. Будут добро сеять – поможет, а коли недоброе задумают – приведет к скорой расплате.

Слова-то помнила, но давно уже похоронила надежду, что увидит еще когда-нибудь колечко заветное.

– Замуж когда выходила за Гаврилу, он и показал мне один раз его, а потом старший брат Гаврилы Петр забрал перстенек. Благодаря ему мы жили не в нищете, как было много лет назад, но и не в роскоши, как хотелось бы. А Петр, прослышав, что дела у брата на поправку пошли, затребовал кольцо и сгинул с ним на веки вечные. Ни слуху ни духу от него, – рассказывала Варвара детям.

– Это наказание ему свыше, – говаривал Гаврила, – и наследство у меня отцово увел, и колечко родовое забрал. Вот и карает его Боженька. А колечко то недоброе. Нельзя его хорошим людям носить, бес, что в камне живет, разум туманит и на грехи толкает, – он рассказывал эту историю своим детям много раз, а теперь и она позабылась.

Два дня осталось до бала, и Сергей ходил в бесконечной тревоге.

«Позволит отец пойти, али нет?» – он даже за едой об этом думал. А Гаврила смотрел на него и продолжал жалеть сына.

«Ведь вырос парень, и красив, и сложен хорошо, а мастерством да трудолюбием вот Господь обделил его! И за что мне наказание такое?»

С ним согласились бы многие. В семье Юзовых Сергей был красивее всех. Высок, белолиц, чернобров, девки так и крутились вокруг, но стоило ему открыть рот, как приходили в смущение от его слов. Уж больно они казались заумными, ничего спроста не скажет. Но парня такое отношение особо не огорчало.

Он поклялся себе, что женится только на богатой и умной девице дворянского сословия, но прежде сам станет состоятельным, чтоб соседей и родню зависть жгла синим пламенем, а особенно дядьку его проклятого, что перстень у отца забрал.

Ох, как порой торопил он миг своего превращения из ремесленника в зажиточного купца, богатого, с красивой женой и кучей ребятишек. Он бы первым делом нашел дядю и плюнул ему в лицо, сказав, что они и без этого перстня разбогатели, а Петр пусть так и остается с этой безделушкой!

С такими думами Сергей уже довольно далеко вышел за речку Беглянку, протекавшую вдоль их села Снегири, и приближался к большой объездной дороге, что вела в Петербург.

«Столица! Петербург! Жди, я скоро буду!» – мысленно пообещал он и повернул обратно. Мысли его успокоились, и он, уже ни о чем не думая, повернул было домой, как услышал позади себя тяжелое дыхание.

«Господи! Господи Иисусе! Прости мне мою гордыню и думы нечистые! Прости меня, Господи! Ни о чем более не попрошу, только спаси и сохрани!» – неистово взмолился Сергей, боясь повернуться.

Тяжелое дыхание стало медленно затихать, изредка доносились только хриплые звуки.

«Похоже, лошадь, но как она оказалась тут? Может, заплутала? Или сломала себе шею и сдыхает недалече? Да, точно лошадь! Пойду, погляжу», – догадался Сергей и повернулся. Пройдя несколько десятков шагов в густой непроглядной тьме, он увидел, что в расщелине меж двух скатившихся недавно огромных булыжников лежит почтовая карета.

Уже полностью стемнело. Варвара давно накрыла на стол и ждала своих работников. Вот показалась чернявая голова Евдокима, который докучал Веронике – ангелу с голубыми глазами и пшеничной косой, а следом, тяжело ступая, словно медведь-шатун, шел Гаврила.

– Сереньку не видали? – пряча тревогу, спросила мать.

– Он, мама, нам давно не компаньон, – ответила Вероника.

Отец и Евдоким лишь хмуро взглянули на стоящую с озабоченным выражением на лице Варвару и вошли в дом. Но не теряла надежды мать, что станет ее сыночек лучше всех.

«Как вы не смотрите, что ни говорите, никогда не откажусь от него, верю в него!» – упрямо думала она.

Сели ужинать.

– Ох и сон мне нынче плохой привиделся, – сказал Гаврила и, заметив, как жена судорожно сжала платок, взглянул в окно и закричал:

– Да не про Сережку твоего окаянного! Я скоро, того гляди, в могилу лягу, уж и к земле привыкаю, а она все об этом змееныше думает! Что ему будет? Живет себе, словно у Христа за пазухой!

Варвара опустила взгляд в пол и молча выслушала отповедь мужа.

– И не гневи меня больше, Варенька, заботой своей и опекой этого недоросля! Не то ему же и достанется от меня по полному ведру на каждое ухо! Ты знаешь, я терпелив, но и на расправу крут! Не гневи! – и, с силой бросив самодельную ложку на стол, вышел на улицу.

Под перевернутой каретой Сергей увидел человека. Приблизившись, он помог ему вылезти из-под тяжелого мешка.

– Тут… письма, сынок. Отправь… осталось два. Помру, чую, помру, – старый почтмейстер достал из-за пазухи два затертых конверта и, протянув их Сергею, запрокинул голову. Из горла его пошла кровь. Сергей сидел на земле, обхватив голову старика, и не знал, как поступить дальше.

– Ты, не умирай, слышь? Не вздумай. Я тебя сейчас домой отнесу, там и лекаря найдем, и на ноги поставим. Господи! Ну, за что мне это? – из глаз готовы были политься слезы.

Старик вдруг открыл глаза и посмотрел на Сергея спокойным безмятежным взглядом:

– Ты вот что еще, – вдруг заговорил он, – там, в сундучке, где провизия моя лежит, в самом уголке есть шкатулка. Мне ее псковский почтмейстер передал. В ней письмо и вещица какая-то, для Юзовых, – тут голова его поникла и старик помер.

Сергей вскочил и стал разыскивать сундучок. Нашел он его быстро. В шкатулке действительно лежало письмо, а развернув лоскут темной ткани, он увидел перстень – серебряный, с мрачно светящимся опалом такой черной густоты, что, казалось, он поглотил все самые темные ночи, какие бывали на земле. И лишь в самой его глубине светилась какая-то непонятная искра. У парня дрогнуло сердце. Он встал, положил в карман к остальным двум и это письмо, и с чувством радости произнес:

– Вот ты и нашелся!

Он долго всматривался в старую родовую вещицу, словно она должна была рассказать ему что-то. Но перстень молчал.

«Это, наверное, знамение. Старик умер, а потом вдруг ожил, только для того, чтобы о перстне сказать», – подумал он.

Между тем тучи полностью затянули небо и вся округа покрылась мраком, стало так темно, как бывает только в редкую безлунную ночь.

Звуки стихли, ветер, до того беззаботно игравший с листьями, замолчал в ожидании. Даже из села не доносилось ни звука скрипучих телег, кативших душистое сено, ни лая бестолковых собак.

Жутко. Сергей один на один с мертвецом и родовым перстнем, который хранил тайны предков уже не одно столетие. Все грехи и победы видел он. Порокам и достоинствам был свидетелем не однажды, и вот теперь волею небес вернулся к законному владельцу. Парень с какой-то жестокой и алчной любовью смотрел на камень. Что-то блеснуло в нем и стало разгораться. Алый огонек едва-едва ожег серебро слабым свечением, но вдруг резко погас.

«Наваждение какое-то», – подумал Сергей и в ту же минуту откуда-то издалека раздался страшный хохот. Покуда этот хохот утихал, небо светлело и возвращало свои цвета. Одновременно он услышал голос матери, звавшей его тихо, испуганно.

– Я здеся, мама, – ответил он.

– Ох ты, Господи! Что же это? – всплеснула руками женщина, увидев перевернутую карету и мертвого почтмейстера на руках сына.

– Я все тебе расскажу. Мам, он перстень мне привез! Перстень от дядьки Петра и еще письмо! – Сергей был так обрадован, что не заметил простой жалости в глазах матери, которая плакала над судьбой несчастного старика. Немного упокоившись, она рассказала ему о гневе отца.