– Значит, радость настолько переполнила тебя, что при виде меня ты потеряла сознание?

– Не радость, – отрезала она.

– Понимаю.

– Какого дьявола ты здесь делаешь, Гидеон?

– Вот теперь я узнаю Калли Соммерс! А ведь еще несколько минут назад мне казалось, будто я принял за тебя кого-то другого.

– Я в самом деле стала другой, – проворчала она, убеждая себя, что все к лучшему.

– Судя по всему, нет, – поддразнил он. – Мне кажется, что ты совсем такая, как она.

– А вот и нет, – возразила Калли. По крайней мере, она стала другой с тех пор, как Гидеон надел ей на палец кольцо и в Гретна-Грин их объявили мужем и женой.

– Совершенно верно, теперь ты Калли Лорейн, – без выражения ответил он, и Калли внушила себе, что все к лучшему. Хотя бы одному из них следует держать чувства в узде, а про ее чувства такого никак не скажешь.

– Я потратила много времени на то, чтобы ее забыть, и мне это прекрасно удалось без мужа, который указывал бы мне, что и как делать, – не сдавалась она.

– Как будто мне когда-нибудь удавалось запугать, убедить или заставить тебя сделать то, чего ты не хотела! Ты всегда была сама себе хозяйкой, Каллиопа, и даже еще глупым птенцом я никогда не хотел, чтобы ты была другой.

– Понятия не имею, почему мать дала мне такое нелепое имя, – заметила Калли, чтобы отвлечь их от воспоминаний о том, как он любил ее, когда они бежали в Гретна-Грин. Больно думать о прошлом и гадать, могли ли они стать хорошей семьей, будь жизнь не так жестока. – Зачем было называть меня в честь музы? С таким же успехом она могла бы привязать мне на шею мельничный жернов!

– К счастью, у тебя красивый голос и ты любишь стихи – совсем как та муза, в честь которой тебя назвали! Может, ей просто понравилось имя. Мне оно нравилось всегда.

– Но как же ты дразнил им меня, когда был противным мальчишкой! Будь у меня дар к эпической поэзии, ты бы перестал таскать меня на руках, как младенца?

– Потому что тебя назвали в честь богини?

– Нет, потому что я тебя просила. Верно, раньше я хотела стать бардом и жить в такое время, когда женщин воспринимали всерьез. Но мне никогда не хотелось быть музой и иметь многочисленных сестриц с труднопроизносимыми именами – мы бы постоянно ссорились.

Гидеон не знал, насколько она серьезна, а Калли решила, что нечестно застывать у него на руках, пока он смеется. Ее постепенно сковывало, словно льдом, и она все больше отдалялась от него – а ведь ему почти удалось разоружить ее лестью. Разве не стоит воспринять произошедшее как очередной знак, что ей нужно быть осторожной? Лучше всего не забывать о том, что он стал профессиональным юристом и, по слухам, берется за самые безнадежные дела… Как бы там ни было, они уже не смогут стать друзьями. По крайней мере, тогда ей будет не так больно, когда он снова уйдет.

Она метнула на него испепеляющий взгляд, и он поставил ее так бережно, словно она была сделана из тонкого фарфора. Затем он отступил на шаг и шутливо поклонился.

– А теперь уходи, – сурово приказала она.

– Я не оставил бы в такой глухомани даже твою тетку, рискуя сделать ее жертвой любого злодея, какой окажется поблизости! А твоя тетка, если помнишь, мне никогда не нравилась… Так неужели ты думаешь, Калли, что я оставлю тебя?!

– Я – не моя тетка, – рассеянно ответила она.

– Дорогая моя, за это я ежедневно благодарю Всевышнего.

– Я тебе не «дорогая»… и не богохульствуй.

– Но мне бы очень не хотелось жениться на твоей узколобой и унылой родственнице, дорогая.

– Она поддержала меня, когда рядом никого не осталось. Кроме того, повторяю: я тебе не «дорогая», – сухо ответила Калли. Интересно, прочен ли пень, на котором она стоит? Можно ли топнуть ногой и показать ему, что ей неприятны фальшивые ласковые обращения, которые так легко слетают с его губ? Решив, что у нее снова закружится голова и она упадет, Калли передумала топать ногой и вместо того попыталась посмотреть на него сурово-равнодушным взглядом. Видимо, ничего не получилось; Гидеон с трудом скрывал усмешку.

– Может быть, позволишь мне вольность, которая доступна женатому мужчине – то есть поделиться с тобой своими мыслями? – Он изобразил мужа-подкаблучника.

– А может, не позволю, – отрезала она.

– Что, Каллиопа, боишься, что мои мысли тебе не понравятся?

Калли пришла в ужас. Как же хорошо он ее знал! Она фыркнула и тряхнула головой. Пусть знает, что ей совершенно все равно. Она тут же пожалела о своей неосторожности. Судя по шуму в ушах, она еще недостаточно пришла в себя, чтобы гордо удалиться и оставить в пыли несчастного рыцаря, который спешился, чтобы спасти ее.

– Если и так, у меня нет никакого желания их выслушивать.

– Да уж, не сомневаюсь, – проворчал он, поворачиваясь к ней, затем он достал из сумки, притороченной к седлу, фляжку.

– Гидеон, не вздумай вливать в меня бренди! – воскликнула она.

– Я не балуюсь спиртным, – ответил он, передавая ей фляжку с чистой водой, согревшейся в пути. В последние дни их совместной жизни он пил слишком много вина…

Когда она вспомнила, каким злым он становился, когда напивался, ее передернуло. Нет, он ее и пальцем не трогал, но при мысли о мраке и отчаянии холод пробрал ее до костей.

– Воздержание от спиртного тебе во благо, но не притворяйся, будто это имеет какое-то отношение ко мне. Если бы тебя хоть немного заботили мои желания, ты не приехал бы сюда и не нарушил бы мой покой, – проворчала Калли, скрывая смятение.

– Пока еще я не могу уехать, но тот пьяный, упрямый мальчишка, каким я был тогда, мне отвратителен, и уверяю тебя, я постарался от него отделаться. Сомневаюсь, что его кто-нибудь оплакивает.

«Его оплакивала я, – мысленно возразила Калли, чей внутренний голос упорно отказывался молчать. – Я плакала, пока не засыпала, потому что его слишком долго не было рядом со мной по ночам. Но потом я поняла, что он больше не вернется, потому что я сама прогнала его».

– Дьявол побери, но ведь я злодей, который докучал тебе, когда тебе так плохо, как только могло быть! – воскликнул Гидеон.

Ну вот – он снова стал ее Гидеоном, вспыльчивым и страстным молодым человеком! Едва у него на лице появлялась такая самоуничижительная улыбка, и под ней подгибались колени… А его любовь к безрассудным выходкам превращала их совместную жизнь в цепь сплошных сюрпризов, которые приносили не только радость, но иногда и ужасали…

– Полно тебе, женушка, давай отвезем тебя домой, не дожидаясь, пока ты во второй раз за день упадешь без сознания к моим ногам, – очень кстати добавил он.

Калли снова посмотрела на него исподлобья, гадая, удастся ли ей когда-нибудь заставить себя жить с мужчиной, который так привык настаивать на своем. Как ни странно, она поняла: подобная жизнь вполне могла бы ей понравиться, сложись у них все по-другому.

– Стоит тебе показаться у нас, тетя Серафина точно упадет в обморок, – предупредила она. – Ты можешь просто снова ускакать; никто ничего не узнает, – в отчаянии предложила Калли. Она так привыкла влачить жалкое существование почти в полном одиночестве, что мысль о возможных переменах показалась ей странной и немного пугающей.

– Мы-то ведь знаем, – возразил Гидеон, как будто его слова решали дело.

– Да, – вздохнула она, – мы-то знаем.

Гидеону с огромным трудом удалось уговорить Калли сесть в седло, чтобы он вел коня в поводу. Интересно, сумеют ли они забыть о вечных распрях и взаимных придирках достаточно надолго, чтобы склеить осколки разбившейся семейной жизни? Он призвал на помощь всю выдержку, какой научился за много лет существования без Калли. Надо чаще вспоминать о том, каким он стал, и меньше думать о волшебном клее, который по сути сводился к тому, чтобы меньше ее любить. Сейчас они с Калли хотя бы разговаривают, пусть даже сухо и раздраженно. Припоминая их прошлые ссоры, он поочередно испытывал знакомые чувства – и нечто совершенно новое. Иногда он жалел о том, что не перекинул жену, пока она была еще без сознания, через луку седла и не увез ее, как пират – принцессу.