Я смеюсь, закидывая в рот сочные дольки и чувствуя, как Даня разминает мышцы на ногах. Зажмуриваюсь и непроизвольно закусываю губу, когда он аккуратно снимает носки, прикасаясь к коже и надавливает на какие-то расслабляющие точки.
Мы не разговаривает с Даней ни о чем. Ни о прошлой ночи, ни о том, что он сейчас делает со мной, и почему я позволяю ему трогать меня такими хозяйскими движениями. Я не хочу задавать никаких вопросов, потому что совсем не знаю,какой ответ желаю сейчас получить.
Под резкий стук в купе влетает Аксенов и огорошено останавливается. Я невозмутимо смотрю на него и вопросительно говорю:
—Да?
Эдуард стирает все эмоции со своего лица и просто отвечает:
—Нам нужно поговорить.
Я киваю и поджимаю под себя ноги, немного подталкивая Даню с полки.
—Дань, принеси, пожалуйста, зеленый чай.
Он хочет вначале что-то сказать, но потом невозмутимо встает и уходит.
Эд садится прямо на место Дани и привычным движением закидывает мои ноги на себя. Я не успеваю ничего сказать, чувствуя его пальцы на ступнях. Мы часто так сидели раньше, поэтому тело не считает это чем-то неественным, хотя я сама уже не знаю, что чувствовать.
—Этери, что ты делаешь?—спокойно спрашивает Эд.—Он же еще мальчишка.
Во мне что-то бунтует и я хочу выдернуть ноги из-под ладоней Аксенова, но он не дает.
—Не злись,— улыбается он.—Ты взрослая, умная женщина и сама все прекрасно знаешь. Не дай этому испортить все.
Мы всегда говорим с Эдом начистоту и не увиливаем. Это деловой разговор двух взрослых людей с общими интересами.
—Почему ты думаешь, что я могу сделать кому-то плохо?—спрашиваю наконец.
—Мне плевать на других, Этери. Я боюсь, что это сделает плохо тебе.
В этот момент Даня входит в купе с чашкой зеленого чая в руках, стараясь не обжечь пальцы. Он видит, как мы сидим с Эдом, но делает вид, что ничего не замечает.
—Мы все тебя ждем, —у выхода говорит Аксенов.—Приходи.
Я киваю и грею ладони о стакан. Даня садится на полку напротив и спрашивает.
—А у тебя хватит сил на нас всех? И на меня, и на Эда?—он переводит все в юмор, который не кажется мне уместным.
—Ты сомневаешься, что я сильная женщина, Глейхенгауз?—возвращаю шутку и отпиваю горячий чай.
Он неприятно проникает в горло и обжигает изнутри.
—Ты пойдешь к ним в купе?—снова спрашивает Даня, никак не реагируя на мой вопрос.
—А ты хочешь, чтобы я пошла?—мы играем в какую-то странную игру, в которой нет общих правил.
И я не знаю, кто сможет в ней победить.
—Я знаю только то, что там никто не расскажет тебе сказку на ночь.
—Про мальчика, который пришел к поэту под дождем?
Даня кивает.
—Тогда я, пожалуй, не пойду…
Допиваю чай, нахожу зубную пасту на столе и выхожу, оставляя Даню одного в купе. Когда возвращаюсь, он держит в руках одеяло и укрывает меня им от пяток до подбородка. Заправляет прядь за ухо, а потом наклоняется к губам и целует. Я не хочу этому всему противиться и целую его в ответ.
—От тебя пахнет лимоном,—шепчет Даня.
—А от тебя— виски,—шучу я.
—Вот поэтому мы подходим друг другу…
Даня гладит меня по голове, перебирая волосы и продолжает рассказывать сказку:
«— А лук-то твой испортился! — сказал старый поэт.
— Вот было бы горе! — сказал мальчуган, взял лук и стал его осматривать. — Он совсем высох, и ему ничего не сделалось! Тетива натянута как следует! Сейчас я его испробую.
И он натянул лук, положил стрелу, прицелился и выстрелил старику поэту прямо в сердце!
— Вот видишь, мой лук совсем не испорчен! — закричал он, громко засмеялся и убежал.
Скверный мальчишка! Выстрелил в старика поэта, который пустил его обогреться, приласкал, напоил вином и дал самое лучшее яблоко!
Добрый старик лежал на полу и плакал: он был ранен в самое сердце. Потом он сказал:
— Фу, какой скверный мальчишка! Я расскажу о нем всем хорошим детям, чтобы они береглись, не связывались с ним, — он и их обидит.»
Даня сидит на самом краешке полки и говорит очень тихо, подстраиваясь под стук колес. В соседнем купе слышен смех, а мне никуда не хочется идти, потому что здесь и сейчас ничего не имеет значения кроме этой старой сказки про мальчика с золотыми волосами.
***
А потом мы снова собираемся в отпуск с Дишей и ее подругами, но одна из них не может поехать. Я решаю вопрос с турфирмой по телефону, когда входит Даня.
—Давай я поеду с вами,—говорит он, а я не знаю, что сказать.
—Я посоветуюсь с Дишей и Лерой,—отвечаю ему.
Вечером Диана соглашается.
—Только кому-то придется спать в одной комнате с Даниилом Марковичем,—шутит она.
—Я возьму эту миссию на себя,—отвечаю ей и потом пишу Дане сообщение, чтобы он собирал чемодан.
Через пару дней мы вылетаем и готовимся окунуться в лето. Даня ведет себя спокойно и после Саранска настолько загружен работой, что у нас нет времени ни о чем разговаривать. Мы негласно оставляем все беседы на отпуск, поэтому с радостью загружаемся в самолет.
В отеле заселяемся по двум номерам, не обсуждая какие-то детали, ужинаем в ресторане на первом этаже и идем спать, уставшие от перелета.
Я открываю балконную дверь, впуская в комнату запах моря и шум волн. Даня выходит из душа в полотенце и целует меня в плечо.
—Идем спать?—спрашиваю, не оборачиваясь.
—Да,—Даня уводит меня в сторону кровати, а потом вдруг останавливается и нежно целует в губы, проводя ладонями по спине.—Мы будем спать, но…
Он спускает одну бретельку с моего плеча, потом—вторую, стягивая с тела ночнушку и оставляя меня полностью обнаженной, а потом подхватывает на руки и несет в кровать.
—Что ты делаешь?—выдыхаю я, когда Даня укладывает меня на мягкие простыни, а потом накрывает одеялом и ложится рядом, скидывая полотенце.
Я чувствую его обнаженное тело , в котором сейчас нет ни страсти, ни желания.
—Я просто собираюсь заснуть,—предельно серьезно отвечает Даня. —Только теперь, когда наступит рассвет, я хочу видеть тебя целиком.
Он прижимается ко мне предельно близко, оставляет несколько поцелуев на спине и выдыхает:
—Я так счастлив, Этери,—слышу у самого уха и понимаю, что сейчас я тоже счастлива.
Даня кладет ладонь мне на живот, утыкаясь лбом куда-то под лопатки и засыпает, не оставляя ни единого сомнения в том, что в этот раз утром он никуда не уйдет.
========== Глава двенадцатая, в которой происходит самое важное ==========
POV Даниил
Я просыпаюсь утром от криков чаек. Открываю глаза, пытаясь понять, где нахожусь. А потом вспоминаю и улыбаюсь. Хотя как тут забудешь: рядом со мной на спине спит Этери. Невесомо касается кончиками пальцев моей руки над головой. Одеяло сползло и оголило ее тело ровно на столько, чтобы открыть грудь среди белоснежных волн постельного белья. Этери спит и размеренно дышит, чуть приоткрыв губы. Она невероятно прекрасна, а я боюсь пошевелиться,чтобы не разрушить эту красоту.
А еще чувствую, как нежность накрывает с головой, когда этерины пальцы рефлекторно дергаются во сне и щекочут мою ладонь. Набираю воздуха в грудь, соленого, морского, а потом целую ее прямо в губы, потому что не могу справиться с собой.
Вид просыпающийся Этери сводит меня с ума. Она смотрит на меня сквозь ресницы, пытаясь понять, что происходит, но я не даю ей опомниться и снова целую, чувствуя, как мне отвечают.
—Доброе утро,—хриплым ото сна голоса говорит Этери.
Ее шепот волнами расходится по телу, смешиваясь с неконтролируемой досадой на то, что я мог бы узнать это все еще в Саранске, если бы не сбежал утром до пробуждения. Когда сейчас понимаю, чего сам себя лишил, мне хочется ловить каждый момент рядом с Этери, которую никто не видел такой.
Я целую ее в шею и убираю одеяло, обнажая до конца и грудь, и белоснежный живот. Пальцами пробегаю по ребрам и продвигаюсь ниже, поглаживая этерины ноги, которые почему-то дрожат, а потом слышу у самого уха ее стон. Это возбуждает меня еще больше, но я медленно скольжу ладонью по ее бедрам, раздвигая их осторожным прикосновением. Потом сам спускаюсь, целуя каждую клеточку тела и понимая, что Этери отзывается на мои поцелуи еле заметными движениями. Обхватываю ее ноги руками и проникаю внутрь языком.