– Никакого бреда. Неделю был там. Видел своими глазами. Как вас сейчас, – сказал Синклер беспомощно.

– А знаете, я с вами согласен, – внезапно сказал Коршун. – Вы не говорили бреда, у вас не было никаких галлюцинаций.

Коршун едва заметно двинул бровями и провел большим пальцем по указательному. Синклер считал этот знак и рванулся к выходу, но автоматчики, подошедшие по знаку Коршуна, уже уперли ему в спину стволы.

– Защищайте князя! – запоздало крикнул воевода.

Пан Корча посмотрел на него иронично, но на всякий случай передвинулся вместе со стулом от линии огня.

– Вы не говорили бреда, – повторил Коршун. – Вы врали совершенно сознательно. Пользуясь своим влиянием на князя, вы готовили масштабную провокацию по заказу Соловьева. Вы знали, что князь, как ваш старый товарищ, скорее поверит вам, чем нет. Кроме того, вы действительно… нестандартный персонаж, и князь опять же поверит, что вы могли неделю провести в Москве и выжить. И в эту чушь про песни эмиссаров, ведь вы гораздо ближе к Стазису, чем любой из нас. Я более чем уверен, что в случае вашего успеха наши эвакуационные обозы взяли бы в котел Распутники. Обезглавить целый клан одним ударом, застать врасплох, вбить клин – хорошая идея. Думаю, князя вы бы устранили лично. Во время атаки Распутников начался бы переполох, и вам бы представился удобный случай. Уничтожив обозы, они заняли бы освободившийся Красноармейск – город хорошо укреплен и готов к атакам, это первоклассный форт. Отбить его обратно стало бы непростой задачей. Клан Хлеборобов могуч и силен, но и наши враги не хлебают лаптем щи – иначе они давно стали бы нашими мертвыми врагами. Если бы ваша провокация удалась, Распутники получили бы нашу столицу, смуту в наших рядах и серьезный перевес в конфликте.

Воевода слушал в полнейшем потрясении. Он даже перестал пить. Пан Корча задумчиво черкал карандашом в блокнотике, каждые несколько секунд охал и тряс седой головой. Только князь превратился в камень и смотрел на Синклера не моргая.

– Это неправда. Полностью. Это неправда, – сказал Синклер. – Зачем мне, князь?

– Зачем предателю, преступнику, вероломному бродяге большие деньги? – спросил Коршун. – Предатели и преступники тоже люди и тоже хотят денег. Даже если они не совсем люди – как вы, Синклер. Дружба вам чужда, товарищеские отношения – блеф. Нам известно, что Стазис выжег в вашей душе значительную часть человеческих эмоций. Впрочем, он любезно оставил вам умение наслаждаться алкоголем и женской любовью. Вы сами это говорили. Кажется, в казанском баре-борделе «Астрид» летом прошлого года, четырнадцатого июля, приблизительно в половину десятого вечера. Или пятнадцатого июля? Всего не упомнишь, человек я уже немолодой, память иногда подводит. У меня на вас большое досье, Синклер. Я давно вас изучаю. Стало быть, Стазис оставил вам еще меньше моральных барьеров, хотя их и раньше было не так много, не правда ли?

– Вот ублюдок, – сказал Синклер. – Это ложь. Князь, это ложь.

– Вы такого не говорили? – удивленно спросил Коршун.

– Говорил. Все остальное ложь. Я не провокатор.

– Как это у нас здорово выходит. Это правда, и это правда, и пятое правда, и десятое – правда, причем документально подтвержденная. И ваша попытка сбежать, когда я подал бойцам знак ареста. А в целом все ложь, я ублюдок и вас цинично оболгал?

– Да, – сказал Синклер. – Я действительно. Все это видел. Я не работаю. На Распутников.

– Но носите их татуировку? – спросил воевода.

– Это было давно, – сказал Синклер. – Как вам объяснить?

– У вас была возможность все объяснить, Синклер, – сказал Коршун. – Боюсь, вы ее упустили. Зря вы это затеяли. Зря вообще сюда пришли.

– Князь, – сказал Синклер и беспомощно посмотрел на лидера Хлеборобов. – Скажи!

Князь задумчиво перебирал в руках листы с донесениями. Он уже не читал их, просто по инерции вертел в руках. Уголки его губ опустились. В своем слишком большом и чересчур высоком кресле он стал похож на обиженного сгорбленного ребенка.

– Тебе есть чем ответить, Синклер?

– Я не показал вам всем еще одну вещь, – сказал Синклер.

– Да, ты говорил, у тебя есть что-то еще. Какое-то еще доказательство. Оно у тебя с собой? Покажи его нам. Но учти, что это твой последний шанс.

– Мне нужен вещмещок, – сказал Синклер. – Прикажи им принести.

– Подайте баул нашего гостя! – крикнул Коршун. – И готовьте почетный эскорт!

Князь бросил на него быстрый взгляд.

– А что? – удивился Коршун. – Эскорт в любом случае понадобится. Если врет – до тюрьмы. Если нет – до покоев.

– Зачем до покоев. Эскорт? – спросил Синклер.

– Не будет никаких покоев, – ответил Коршун.

Бойцы клана внесли в комнату потертый вещмещок Синклера. Они остановились перед ним с мешком в руках и замялись. Синклер протянул руку. Бойцы отшатнулись.

– Дайте ему мешок. Наш гость все равно под прицелом, – разрешил Коршун.

– Спасибо, – сказал Синклер.

«Скотина», – подумал он.

Бойцы аккуратно, на вытянутых руках протянули мешок и поспешно, но стараясь не терять достоинства, отступили назад. Синклер запустил руки в мешок и принялся рыться. Не доставая рук, он сказал:

– Вы видели зерно. Стазиса. Когда-нибудь?

– Приходилось, когда вылавливали скрытых эмиссаров и диверсантов Распутников. В этом деле мы накопили некоторый опыт, – сказал Коршун.

– Конечно, видел, – сказал князь. – Отвратительная дрянь.

– Я сжигал их сотнями, – подтвердил воевода.

– Кого видели? – спросил пан.

Со своими подсчетами он немного потерял нить событий. Кроме того, он был слегка глуховат.

– Тогда вам будет. С чем сравнить. Господа, – сказал Синклер. – Приготовьтесь.

Он аккуратно достал из мешка предмет, похожий на стальной подшипник. Предмет был окутан легкой туманной дымкой. На его блестящей поверхности вспыхивали и гасли яркие белые прожилки. Стальной шар был мертвым и в то же время казался живым существом. Каждый, кто смотрел на него, чувствовал умиротворение – и чем слабее его воля, тем сильнее умиротворение.

«Других вариантов у меня все равно не осталось. Придется им показать».

– Я принес из Москвы. Оно ярче обычного. Во много раз. Это доказывает… – сказал Синклер, но договорить не успел.

Коршун сделал неуловимый жест, и Синклер получил два синхронных удара по почкам прикладами автоматов. Он охнул и согнулся. Руки разжались, но кончиками пальцев он все еще удерживал шар.

– Не дайте ему разбиться здесь! – крикнул Коршун.

Бойцы растерянно смотрели на Коршуна. Им не хватило силы духа забрать из рук Синклера зерно Стазиса. У одного из них автомат ходил ходуном. Другой просто глупо улыбался. Коршун чертыхнулся и бросился к ним, сшибив пустой стул.

– Олухи, мать вашу, – сказал он.

Коршун вырвал у согнутого Синклера зерно. Другой рукой он коротко двинул его в диафрагму. Синклер задохнулся и упал на пол.

После Коршун порылся в его мешке, достал оттуда кусок конопляной дерюги и плотно замотал шар в него.

– Вы все видели сами, князь, – сказал Коршун. – Ваш гость попытался разбить здесь зерно Стазиса. В зале вашего Малого совета! Какие еще доказательства вам нужны?

«Я кретин, – подумал Синклер. – Я совершаю ошибку за ошибкой. Нельзя было показывать им зерно. Если Коршун так хорошо подготовил подлог, он и к другим неприятностям должен быть готов. Коршун любит продумывать комбинации досконально». Синклер лежал на полу, а очнувшиеся бойцы слегка колотили его прикладами.

«Да прекратите уже, козлы», – подумал Синклер.

– Я не хотел бить, – прохрипел он. – Я хотел показать.

– Замолчи. Я вижу, как ты отвечаешь на гостеприимство, – сказал князь.

Он приподнялся на стуле, и его глаза недобро засверкали.

– Я был не прав, – медленно сказал князь. – Не прав, когда позволил тебе войти. Нельзя заносить эту дрянь в черту города. Сначала то, что сказал Коршун, показалось мне ерундой. Я подумать не мог, что ты способен на предательство. Но мы давно не виделись, а люди имеют склонность меняться. Дружба – понятие условное. Я не могу игнорировать сигналы от человека, которому доверяю свою безопасность и безопасность своего клана.